Инквизитор. Охота на дьявола
Шрифт:
— Если его книги запретили, как же они могли попасть к вам в руки?
— Я инквизитор, — с горькой усмешкой отозвался Бартоломе, — и я имею право читать то, что другим не дозволено.
— Значит, вы сами читаете то, что запрещаете читать другим?
— Но как же иначе я мог бы разобраться в учении лютеран, последователей Кальвина, иллюминатов [20] , чернокнижников? — возразил он.
— Я знаю, — прошептала она. — Вы очень умный…
Между тем ветер усилился.
20
Секта еретиков, называвших себя los Alumbrados, т. е. «просвещенные» (иллюминаты).
— Тебе не холодно? — спросил Бартоломе и, прежде чем Долорес успела ответить, набросил ей на плечи свой плащ. Мягкий, нежный шелк укрыл ее до пят.
Бартоломе осторожно обнял ее, привлек к себе, и она не отшатнулась, не отстранилась, напротив, прижалась к нему, словно в поисках покровительства и защиты. И Бартоломе понял, что ее недоверие окончательно сломлено, что эта девочка целиком в его власти и что теперь лишь от него одного зависит, что с ней будет.
Ветер развевал ее волосы, и ее шелковые пряди касались его щеки и подбородка. Страстное желание сжать ее в своих объятиях, покрыть поцелуями шею, щеки и губы и, наконец, назвать ее своей поднялось в душе Бартоломе. Он думал, что сейчас она поймет это по стуку его сердца, по его дыханию… «Бартоломе, да ты же влюблен в нее, как мальчишка!»
Тихое покашливание и негромкий оклик: «Сеньор!» услышал Бартоломе у себя за спиной. Это был Вальдес.
— Сеньор, — сказал он, — простите старика, только я хотел бы задать вам один вопрос… А раз уж представился случай, так я его не упущу…
— Я слушаю, — холодно отозвался Бартоломе.
— Сеньор, что с Диасом?
— Почему ты меня об этом спрашиваешь?
— Возможно, я стар и глуп… Но все же моя голова еще немножко может соображать… Вы встретились с Диасом — и он исчез. Вы были одним из последних, кто его видел. Потом конфисковали «Золотую стрелу». В порту только об этом и говорят… Что с Диасом, сеньор?
— Я думаю, нет причин за него бояться. Пока для этого нет причин. Во всяком случае, его жизнь вне опасности.
— Сеньор, — теперь Вальдес обращался к Бартоломе почтительно и даже настороженно, и не пытался, как при первой встрече в таверне называть его «сынком», — сеньор, вы так говорите, значит, тут и вправду не обошлось без вашего участия?
— Возможно.
— Я догадался, что вы не тот, за кого себя выдаете. Я не знаю, кто вы, сеньор, только вы не торговец. Уж я-то их повидал на своем веку. Вы из благородных. И, скорее всего, — добавил старик, помолчав, — у вас в руках власть.
— Почему ты так решил?
— Вы держитесь так, как будто привыкли приказывать. К тому же, вы подозрительны…
— Что же из этого следует?
— Что вы — служитель закона.
— Я не буду ни отрицать, ни подтверждать вашу догадку.
«Вальдес
— Сеньор, — продолжал старик, — Антонио мне как сын. Возможно, он дерзок и задирист, но смел и честен. Я уверен, он не совершал ничего дурного. Прошу вас, поверьте мне!
— Поверить тебе? — усмехнулся Бартоломе. — А морской черт?
— Не станете же вы принимать всерьез матросские байки! Сеньор, Антонио — единственный кормилец в семье, если даже иногда он и обходил закон, все равно лишать куска хлеба старуху-мать и семерых ребятишек — это несправедливо! Сеньор, если я не ошибся, и от вас действительно зависит его судьба, прошу вас, будьте великодушны!
— Бартоломе, ведь вы великодушны, не правда ли? — вступила в разговор Долорес. — Вы великодушны, я это знаю. Пощадите его!
Она впервые назвала его по имени, и Бартоломе почувствовал, что ради этого готов выпустить из тюрьмы всех еретиков до одного. Но инквизитор не был бы самим собой, если бы позволил чувствам управлять собой.
— Между прочим, этот ваш агнец, невинная жертва, хотел меня убить, — усмехнулся он, — подстерег меня вместе с двумя приятелями-головорезами.
Бартоломе явственно ощутил, как Долорес вздрогнула при этих словах. Признаться, он подумал, что она испугалась за него. Но она спросила:
— Что вы с ним сделали?
— Черт побери, я никого не убивал! — воскликнул Бартоломе, предвидя следующий вопрос. — Жив ваш герой, не скажу, что здоров, но живехонек!
— Простите его, — попросил Вальдес. — Если он порой резок, несдержан, горяч, вы должны его понять, ведь он еще так молод. Если он оступился, вы должны простить его, ведь он еще очень молод. А кто же в юности не совершал ошибок?
— Ты совершал? — тотчас спросил Бартоломе старого моряка, уловив его минутное замешательство.
— Совершал, — ответил тот, опустив голову. — Вернее, совершил только одну ошибку, из-за которой мне, верно, всю жизнь придется терзаться угрызениями совести.
— Твой духовник не дал тебе отпущения грехов?
— Я никому ничего не говорил о своем проступке, — покачал головой старик. — Я дал клятву.
— Ничего, — ответил Бартоломе. — Покаешься перед смертью.
— Ветер крепчает, — заметил старик, сделав вид, что не расслышал последних слов Бартоломе.
— Да, — согласился тот. — И уже глубокая ночь.
— Возвращаемся, — вздохнула Долорес.
Когда Бартоломе и Долорес уже хотели спуститься в шлюпку, Вальдес осторожно потянул инквизитора за рукав.
— Сеньор, — тихо сказал ему старый моряк, — я не вправе вам указывать или советовать. Но Долорес — дочь моего друга, погибшего в море. Она славная девочка. Я прошу вас, сеньор, не причиняйте ей зла! Будьте великодушны!
— Я постараюсь, — также тихо ответил Бартоломе и с усмешкой добавил. — Так ты нарочно вмешался, старый плут?