Инстинкт У
Шрифт:
Приходилось и АлиСанне соответствовать. Давясь булочкой, когда у неё над ухом раздавалось очередное громогласное приветствие, нежно улыбаться, судорожно запихивая недожёванное тесто за щёку, чтобы ласково пожурить: «Здравствуйте-здравствуйте! Только я ведь здесь не одна», делать страшные глаза и косить в сторону других учителей, с которыми воспитанные детки поздороваться просто забыли. Радостно восклицать, в спешке роясь в памяти, чтобы опознать здоровающегося третьеклассника и не обидеть его тем, что запамятовала: «Доброе утро (день, вечер) Вадик (Петенька, Оленька, Сашенька и т.д.)! Как твои дела?!» Кстати, после этого необдуманного неосторожного вопроса АлиСанна обычно имела удовольствие выслушивать подробные отчёты о том, что на «матише» сегодня всем классом ловили
А ещё АлиСанна была очень рада тому обстоятельству, что жила в сорока минутах езды от места работы. Потому что, когда говорят о том, как тяжела жизнь звёзд и сочувствуют им, напрочь лишённым возможности жить обычной жизнью, не испытывать повышенного внимания окружающих и спокойно ходить по улицам, мало кто думает о том, что и жизнь обычного среднестатистического учителя в чём-то сродни звёздной. Не подумайте, что в плане зарплаты. Просто, если он, учитель, живёт рядом со школой, то тоже напрочь лишён возможности ходить по окрестностям спокойно.
Поэтому учителю лучше жить подальше от работы. Ведь так приятно идти по улице и не здороваться поминутно, судорожно вспоминая, с кем имеешь удовольствие общаться.
В первое время, только начав работать во второй своей школе, вечерами после работы АлиСанна частенько заходила на небольшой рыночек возле метро, чтобы купить чего-нибудь поесть, поскольку в её родном спальном районе, не имеющем собственной станции метро, после десяти не работали даже супермаркеты. А раньше десяти вечера АлиСанна выходила с работы ох как не часто. Но все её попытки закупить продукты на ближайшем к школе рынке заканчивались плачевно. Либо хлебом торговала мама одиннадцатиклассника Вити Китаева, либо в очереди за рыбой перед ней стоял словоохотливый папа отличницы Лены Петренко, либо в тот момент, когда АлиСанна, обвешенная сумками с тетрадями и продуктами, отчаянно балансируя, пыталась влезть на подножку автобуса, сзади раздавался радостный голос: «Алиса Александровна! А как мой старшенький сегодня? Сочинение написал? А что получил?»
Приходилось, рискуя получить по шее от тех, кто стоял за ней в очереди, чтобы купить хлеб, выслушивать жалобы на «оболтуса» от мамы Мити. По полчаса беседовать с папой Лены. Ему-то до дома две минуты, а АлиСанне ещё на автобусе или метро ехать, а потом пешком двадцать минут через мост или снова на автобус, да и мужа было бы неплохо всё-таки ужином накормить! Выбираться из автобуса (а счастье было так возможно!) и объяснять, что «старшенький» нормально, сочинение написал, но оценки будут только через три дня. Почему через три? Да потому что сочинения писали три класса. А это почти девяносто человек. И классы-то десятые и одиннадцатые. И сочинения многостраничные. А спать-то иногда всё же надо даже таким закалённым людям как наши отечественные, огонь и воду прошедшие учителя. Они же пока всё-таки не биороботы, а живые люди.
Через пару недель такого насыщенного общения с учениками и их родственниками АлиСанна поняла, что жить подальше от работы – великое благо. Как хорошо, что ей хватило ума не пойти работать в школу под окнами!
Простите, я что-то увлеклась… Продолжу. Итак, утром, около восьми, возле дверей АлиСанниного кабинета начиналось привычное ей, «авторитету», копошение. АлиСанна знала, кто это. Вариантов не так много. Или родители кого-нибудь из учеников, или жаждущие общения и не знающие чем себя занять до звонка на первый урок младшие братья и сёстры её любимых обормотов. Все остальные не топчутся смущённо за дверью по несколько секунд. Её драгоценные старшеклассники,
Ещё, конечно, с утра пораньше вполне может заявиться завхоз Джулия Альбертовна. Но она, как и большинство школьных завхозов громогласная, шумная, абсолютно уверенная в своей незаменимости, начинала вопить ещё из другого конца коридора и голос её приближался по нарастающей:
– АЛИСА АЛЕКСАНДРОВНА! ТАМ МЕЛ ПРИВЕЗЛИ! ПРИСЫЛАЙ ДЕЖУРНЫХ, А ТО НЕ ДОСТАНЕТСЯ! Я САМА ВАМ КОРОБКИ РАЗНОСИТЬ НЕ НАНИМАЛАСЬ!
После этого она с немыслимым грохотом распахивала дверь и, не понижая голоса, вопрошала:
– ПОНЯЛА?! ТОЛЬКО ПУСТЬ ОНИ РОВНО В ВОСЕМЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ПРИДУТ! ПОТОМ Я УЕДУ ЗА ПАРТАМИ И СТУЛЬЯМИ! КСТАТИ, ПАРТЫ ЕЩЁ НЕ НУЖНЫ?!
Не слушая ответа, тщедушная Джулия Альбертовна семенила дальше по своим делам, забыв закрыть дверь. И АлиСанна видела, как уже на лестнице мелькал её синий халат.
Больше вариантов нет: АлиСаннины деликатные коллеги по утрам заходят редко. Им некогда, как и самой АлиСанне. Все заняты подготовкой к предстоящему дню.
Но вот звонок. Ровно в восемь тридцать, как всегда. АлиСанна у доски. Её великовозрастные дети за партами. В школе тишина. Идёт работа. Скрипят ручки, шелестят страницы, стучит о доску в нетерпеливой руке кого-нибудь из учеников мел. Или от двадцати до тридцати пар глаз, устремлённых на АлиСанну, смотрят, не отрываясь. У некоторых даже рты от удивления или напряжения приоткрыты, как у малышей. Ах, да, они ведь тоже ещё дети. Хоть и ростом уже давно выше АлиСанны...
Идёт урок. И АлиСанна рассказывает о Ростовых и Болконских, читает Пастернака или объясняет пунктуационное правило. А после урока они, эти самые дети, встают, иногда потрясённые, удивлённые, озадаченные. И нет большего счастья, если они выходят из кабинета медленно, тихо переговариваясь, и АлиСанна слышит, что говорят они о литературе. Или если подбегают к её столу, несогласные, шумные, разгорячённые начатым на уроке спором, и оглушают АлиСанну своими размышлениями, и теребят, и требуют внимания, и даже дёргают, как маленькие, за рукав. В такие минуты АлиСанна обожает свою работу.
Не меньше обожает АлиСанна свою работу и когда видит, что и её коллеги выходят из кабинетов красные, с блестящими глазами и вымученной улыбкой. Не потому что орали на своих учеников, а потому что «был процесс».
Часто говорят об «экранной химии», о магии кино. Да что кино! Вы приходите в школу и поймёте, какой невероятный, простите за вульгарность, кайф, когда детям интересно и «идёт процесс». Какие потрясающие ощущения испытываешь, когда в конце дня понимаешь, что всё удалось, что нереально длинный список дел, достойный Золушки, которые непременно нужно было выполнить, подходит к концу и что ты «круче» этой самой Золушки. Потому что всё успел: и тетради проверить, и дежурство по школе достойно выдержать, и генеральную уборку актового зала осилить, и родительское собрание с блеском провести, а если ещё и на уроках «был процесс»! Какой кураж возникает в таких случаях!
АлиСанна обожает, когда их невысокий седой математик Эдвард Мгерович хватает её, пробегающую по коридору по делам, за руку, и радостно, торопливо сообщает:
– Твои-то что учудили сегодня! Такую задачку решили играючи, что я, старый пень, глаза вытаращил! Ну, молодцы! Ну, умнички!
«Твои» – это какой-то из АлиСанниных классов. Эдвард Мгерович, знает, что классному руководителю всегда очень приятно услышать про «своих» что-нибудь доброе, хорошее. Вот он и спешит порадовать АлиСанну и порадоваться ещё раз сам. Хотя как раз АлиСанна-то, к её величайшему стыду, почти всё позабыла из школьного курса алгебры и геометрии. И достижение её детей – это вовсе не её заслуга. Но, честное слово, как хорошо и весело сразу становится! И она уже не так горячо распекает «своих» за разбитый горшок и едва не погубленный фикус и посиделки в туалете в начальной школе вместо ОБЖ. Хотя, конечно, распекает. Куда ж без этого в воспитательном процессе?