Инстинкт У
Шрифт:
– Она нам не нравится, - вдруг сказал Серёжа Лебедев. И все согласно закивали головами.
– Как это – не нравится? Почему? – АлиСанна была поражена. Потому что её доброжелательные, неконфликтные дети до этого момента с уважением относились абсолютно ко всем учителям, даже к нелюбимому физику.
– Ну, вот так. Не нравится – и всё.
АлиСанна посмотрела на них внимательно. За этим «и всё» ей послышалось что-то нехорошее. И она не стала спрашивать больше. Повисла тишина. Дети переминались с ноги на ногу, но не уходили. И, наконец, не выдержали. Тот же Серёжа, отводя глаза, буркнул:
– Она с нами заигрывает.
– Как это? –
– Ну, вот так это, - снова куда-то в сторону пояснил Лебедев. АлиСанна перевела вопросительный взгляд с него на остальных. Остальные молчали и тоже смотрели куда угодно, только не на АлиСанну. Им было неловко обсуждать с ней такую щепетильную тему. Повисла тишина.
– Ребят, - не выдержала АлиСанна. – Ну, что вы в самом деле, как маленькие? Давайте-ка, выкладывайте мне всё в цветах и красках. И будем разбираться. А то вдруг вы просто всё не так понимаете? Дарья Валерьевна молодая, ненамного старше вас, симпатичная и…
– Вы тоже молодая и симпатичная, - перебил её Олег Потёмкин, - но мы вас правильно понимаем. Потому что вы себя ведёте, как учитель, а она… - Тут он тоже сбился и не закончил.
– Да что ж такое она делает-то? – взмолилась АлиСанна, почти отчаявшись добиться от них правды. Цеховая солидарность не позволяла ей думать о молодой коллеге плохо. Но многозначительное молчание «старшеньких» настораживало. Чувствовала она себя при этом так, будто была гестаповцем, а перед ней стояли молодогвардейцы в полном составе и отказывались говорить, а если и говорили, то всё на отвлечённые темы. А она (гестаповец, то есть) совершенно не знала, как вытащить из них хоть слово. Хотя нет, ей, конечно, было хуже, чем гестаповцу, потому что жаль было бедных «молодогвардейцев». Да и пыток в её арсенале не было. Зато у «молодогвардейцев» мужества и намерения стоять насмерть имелось, хоть отбавляй.
– Так, - вздохнула АлиСанна и посмотрела на собственную младшую сестру. Та виновато покачала головой и тоже сжала губы. Ну, этого и следовало ожидать. Кто ж против своих пойдёт? Тем более в таком щекотливом вопросе? – Так, - снова вздохнула АлиСанна, - скажите-ка мне, хоть раз я вас подводила? Хоть раз то, что вы рассказывали мне по секрету, покидало пределы этого кабинета? Хоть раз я не вставала на вашу защиту, когда вы натворите что-нибудь?
Тут стало и совсем тихо. Только иногда еле слышно вздыхал кто-нибудь. АлиСанна тоже молчала.
– Хорошо, - снова первым решился Серёжа Лебедев, - мы расскажем. Я буду говорить сам за себя. Что вижу, то и скажу. Остальные, если захотят, добавят. – Остальные закивали.
– Короче, - еле выдавил из себя Лебедев. Выражение лица у него было мученическое. – Она нам глазки строит.
– Точно, прав, Серёга, - подтвердили сразу несколько мальчишеских голосов.
– А ещё садится на свой стол, ноги ставит на стул и в такой позе нам про какого-нибудь Рембрандта вещает. И вообще… - он впервые с начала разговора посмотрел не в сторону, а прямо на АлиСанну.
Она слушала, боясь перебить.
– И вообще, ну, не должны учителя себя так вести! Она сюда пришла работать или флиртовать?
АлиСанна смотрела на своих высокоморальных учеников и думала: «И пусть мне кто-нибудь только попробует сказать, что нынешняя молодёжь распущенна».
Следующие несколько дней АлиСанна голову ломала, размышляя, как бы поаккуратнее, поделикатнее и помягче намекнуть Дарье Валерьевне, что её поведение неверно понято борцами за нравственность в учительских
Секундомер и амбарная книга
Тем не менее, высоконравственные дети её оставались обычными старшеклассниками, которые не прочь были прогулять пару-тройку уроков или опоздать на как можно большее количество минут (желательно на сорок) на урок. Уйти из школы без разрешения было невозможно, бдительные охранники бы не выпустили. И её «старшенькие» искали возможность, не покидая стен школы, прогулять где-нибудь так, чтобы никто не заметил. Вариантов было немного: туалеты и раздевалки на первом этаже и в спортзале. Места эти пользовались популярностью по нескольким причинам: уединённость, удалённость от хоженых троп и относительная комфортность.
Из туалетов особенно любимым был так называемый «Лермонтовский», расположенный напротив кабинета математика Михаила Юрьевича. Название туалета происходило от прозвища, вполне предсказуемо данного Михаилу Юрьевичу начитанными детьми.
Популярность именно этого санитарно-гигиенического помещения объяснялась тем, что в той рекреации, где оно располагалось, были кабинеты исключительно преподавателей-мужчин. А туалет-то – девичий. Поэтому, чтобы проверить, нет ли в туалете прогульщиков, требовалось позвать коллег-женщин. Но пока сходишь да позовёшь… Сами понимаете: «или падишах умрёт, или ишак».
Раздевалки спортзалов тоже были неплохи. Но туда время от времени имели скверную привычку заглядывать физруки. Что было чревато самыми непредсказуемыми последствиями: от простого выдворения за пределы их вотчины до доставки за шкирку прямо пред светлы очи классного руководителя, а то и директора. Это уж как повезёт, вернее – не повезёт.
Меньше всего котировались в сплочённой среде прогульщиков общие раздевалки на первом этаже. Да оно и понятно: двери решётчатые, от зорких учительских глаз и чутких ушей не скрывают. И приходилось несчастным в случаях, если первые два места по какой-то причине оказывались недоступными, сидеть среди одежды молча и не шевелясь. Что, впрочем, некоторых вполне устраивало. Они выключали свет, ложились под висящую одежду на лавки и спали.
Вот по причине этой, хотя и вполне умеренной, но всё же заметной тяги детей к прогулам АлиСанна время от времени совершала набеги на прогульщицкие «схроны» и «заимки». И выкуривала оттуда не желавших учиться. Постепенно «старшенькие» признали своё поражение и прогуливать почти перестали. Зато их одолела другие напасти – тугоухость, медленнохождение и силопокидание.
Как? Вы ничего не слышали о двух последних недугах? Да наверняка слышали и даже сами болели, когда учились в школе. Болезни эти одолевают в основном старшеклассников. Вот и АлиСанниных «старшеньких» не миновали. Во-первых, перестали её дети слышать звонки на уроки. Как с урока – так всё нормально. Но на урок – нет, не слышат. Просто беда. А даже если и услышат, то никак, ну, просто никак не могут до нужного кабинета добраться: сил нет и ноги не несут. Еле-еле душа в теле ползут. И ладно, если ещё на третий этаж нужно. А уж коли на четвёртый, то и вовсе беда.