Инсургент
Шрифт:
Я повел носом.
— Вы находите, что я не прав?
— Через месяц вы будете на ножах!
— Это уж будет их вина.
— Во всяком случае, усильте хотя бы одной боевой фразой ваше слишком спокойное заявление.
— Пожалуй... Что же вы предлагаете?
Я взял перо и приписал: «Надо сегодня же ударить в набат».
— Вот это концовка!
Потом, спохватившись, он прибавил, почесывая голову:
— Но это не так-то просто.
Так вот он, этот призрак восстаний, оратор в черной перчатке, тот, кто поднял на Марсовом поле сто тысяч человек и кого документ Ташеро [142] обвинял в предательстве!
142
Документ Ташеро — фальшивка, опубликованная во французской печати 31 марта 1848 г.; в ней прозрачно намекалось
Поговаривали, что черная перчатка скрывает проказу, что глаза его налиты желчью и кровью... Неверно: у него чистые руки и ясный взгляд. Он похож на воспитателя детей, этот вдохновитель людского океана.
И в этом его сила.
Трибуны со свирепой выправкой, с львиной внешностью и бычьей шеей взывают к животному, варварскому геройству масс.
Между тем как Бланки, холодный математик в деле восстаний и репрессий, словно держит в своих сухих пальцах смету страданий и прав народа.
Его речи не парят, как большие птицы с шумом широких крыльев, над толпами людей, которые часто вовсе не желают думать, а только хотят быть усыпленными музыкой восстаний, звучащей порой без всякой пользы для дела.
Его фразы как воткнутые в землю шпаги, которые трепещут и звенят на своих стальных клинках. Это он сказал: «У кого меч, у того и хлеб!»
Спокойным голосом бросает он свои острые слова, и они проводят борозды в мозгу обитателей предместий, оставляют красные рубцы на теле буржуа.
И потому, что он мал и, по-видимому, слаб, потому, что он кажется еле живым, — потому-то и зажигает он своим коротким дыханием народные массы, потому-то они и носят его на щите своих плеч.
Революционное могущество в руках у простых и хрупких... народ любит их, как женщин.
Есть что-то женственное в этом Бланки. Обвиненный в вероломстве классиками революции, он обратился для защиты к воспоминаниям о своем домашнем очаге, брошенном им для битв и тюрьмы, и вызвал призрак нежно любимой жены, умершей от горя, подруги, чье присутствие он постоянно чувствовал в уединении своей камеры, за стеной которой плакал ветер моря.
Сегодня после полудня у народа было свое заседание.
Старая политика должна погибнуть у ложа, на котором Франция истекает кровью в родовых муках; она не может дать нам ни облегчения, ни спасения.
Теперь все дело в том, чтобы не увязнуть в этой трясине и — чтобы не дать сгнить в ней колыбели Третьей республики — обратиться к колыбели Первой революции.
Вернемся в Зал для игры в мяч [144] .
143
Ла-Кордери — площадь в Париже; в доме № 6 на этой площади происходили заседания Федерального совета парижских секций I Интернационала, Федеральной палаты рабочих обществ, а также Центрального комитета 20 округов, составленного из делегатов от окружных комитетов бдительности. Этим комитетам, избранным на народных собраниях после революции 4 сентября 1870 г., был поручен контроль и наблюдение за мэрами и другими представителями местной администрации, а также сбор предложений, касающихся управления и обороны Парижа. В состав ЦК 20 округов вошли представители различных революционных групп: бланкисты, члены Интернационала, мелкобуржуазные демократы (подавляющее большинство членов этой организации составляли социалисты); среди них было много рабочих. Центральный комитет 20 округов добивался осуществления следующих требований: всеобщего вооружения населения, избрания всех должностных лиц и командиров национальной гвардии, учета и реквизиции предметов питания и первой необходимости, введения карточной системы, обеспечения всех граждан жильем, упразднения полицейской префектуры и организации муниципальной полиции, отмены всех законов, ограничивающих право ассоциаций и собраний и свободы печати. В дальнейшем этот орган народных масс являлся главным руководителем революционного движения в Париже, вплоть до возникновения Центрального комитета национальной гвардии.
144
Зал для игры в мяч. — Депутаты третьего сословия, собравшиеся 20 июня 1789 г. на очередное заседание Национального собрания, нашли двери отведенного им для заседаний помещения запертыми по приказу короля. Депутаты отправились тогда в большой зал для игры в мяч и здесь торжественно поклялись не расходиться до тех пор, пока не будет выработана конституция.
В 1871
Знаете ли вы между Тампль и Шато д'О, недалеко от ратуши, сырую площадь, зажатую между несколькими рядами домов? Их нижние этажи заселены мелкими лавочниками, дети которых играют тут же на тротуарах. Здесь не проезжают экипажи. Мансарды битком набиты бедняками.
Этот пустынный треугольник — площадь Ла-Кордери.
Здесь так же безлюдно и уныло, как на улице Версаля, где шагало под дождем третье сословие. Но с этой площади, как некогда с улицы, куда вошел Мирабо, может прозвучать сигнал, раздаться приказ, на который откликнутся массы.
Всмотритесь-ка хорошенько в этот дом, что повернулся спиной к казарме и одним глазом смотрит прямо на рынок. С виду он спокоен, как и все другие. Но войдите в него!
На третьем этаже, через дверь, которую можно высадить одним ударам плеча, вы попадаете в зал, большой и голый, как классная комната.
Здесь заседает новый парламент. Приветствуйте же его!
Сама Революция сидит здесь на этих скамьях, стоит, прислонившись к стенам, облокотившись на трибуну. Революция в блузе рабочего. Здесь происходят заседания Международного товарищества рабочих, здесь собирается Федерация рабочих союзов.
Это стоит всех античных форумов! Из этих окон могут прозвучать слова, которые зажгут толпу, совсем как те, что Дантон своим громовым голосом бросал из зала суда в народ, доведенный до исступления Робеспьером.
Но здесь нет тех грозных жестов, как тогда, не слышно и барабана Сантера [145] . Нет также и той таинственности заговоров, когда клялись с повязкой на глазах под острием кинжала.
Это сам Труд с засученными рукавами, простой и сильный, с мускулистыми руками кузнеца, — Труд, чьи орудия сверкают во мраке и который кричит:
145
Сантер Жозеф-Антуан (1752—1809) — видный деятель французской революции конца XVIII в., принимал участие в штурме Бастилии (14 июля 1789 г.) и во взятии Тюильрийского дворца (10 августа 1792 г.), начальник парижской национальной гвардии.
— Вам не убить меня, не убить! Я скажу свое слово!
И он говорил.
Здесь собрались члены Интернационала, все известные социалисты — в числе их Толен. В результате обсуждений, продолжавшихся около четырех часов, возникла новая сила: Комитет двадцати округов.
Это — секция [146] , дистрикт, как в великие дни 93-го года, свободное объединение выборных граждан.
Каждый округ представлен четырьмя делегатами, избранными собранием. Я — один из этих избранных, на кого возложена защита прав предместья против ратуши [147] .
146
Секция. — Париж во время революции 1789—1794 гг. был разделен в административном отношении на 48 секций, каждая из которых имела выборные Комитеты: революционный, наблюдательный, гражданский, военный, продовольственный и некоторые другие. Эти органы, составленные преимущественно из простых людей (рабочих, ремесленников, мелких торговцев и т. д.), играли крупную роль в революционном движении (особенно в период якобинской диктатуры 1793—1794 гг.).
147
...против ратуши. — В здании ратуши заседало так называемое «Правительство национальной обороны», образовавшееся 4 сентября 1870 г.
Мы раскинули по всему городу сеть нашей федерации, и наши задачи будут совсем иные, чем задачи федерации Марсова поля [148] ... несмотря на весь вызванный ею в истории шум.
Восемьдесят бедняков, вышедших из восьмидесяти лачуг, будут говорить и действовать, — а если нужно, то и драться, — от имени всех улиц Парижа, объединенных нищетой и желанием борьбы.
Беглым шагом двинулись мы в Бельвилль.
148
Федерация Марсова поля — массовое празднество, устроенное 14 июля 1790 г. на Марсовом поле в Париже в день годовщины взятия Бастилии. Собравшиеся (парижане и делегаты со всей страны) поклялись защищать законы, принятые Национальным собранием, и «сохранять неразрывные узы братства со всеми французами». Дальнейший ход революции показал, как понимала «братство всех французов» крупная буржуазия.