Иные песни
Шрифт:
— А то еще поверю! А богачей любят помимо их золота! — Отложил книгу, перестал смеяться. — Но ты не могла любить меня помимо моих побед, когда этих побед не стало.
Она подняла голову, хотела заглянуть ему в глаза, но не выдержала даже секунды. Отвернулась к морю.
— Только теперь нет и этого «помимо», — сказала она. — Я вижу только Кратистобойца. Иероним Бербелек лишь загрязнял бы эту морфу.
— Выпью вечером за его несчастливую жизнь.
Он снова ее рассердил.
— Полагаешь, что Чернокнижник отпустил тебя тогда лишь потому, что ты выказал такую силу? Победил его? А что ты сам мне говорил? Подумай. В чем победа кратистоса? Не убийство, не уничтожение, на это способен даже невольник. Кратистос побеждает, накладывая свою Форму.
Она обхватила себя руками, точно холодный ветер с моря наконец пробился к ней под одежду.
— Я позволила тебе уйти, уехать, ибо прекрасно видела тебя, знала тебя так, как никто другой, — знала, что это не Иероним Бербелек вернуся из Коленицы.
— А кто?
— Крыса Чернокнижника! —
Он рассмеялся во второй раз.
— Смейся-смейся! — набросилась она на него, уже не отводя взгляд.
Он смотрел на нее с интересом, чуть наклоня голову.
— Они тебя терпят, — говорила она, быстро и все быстрее, изливая из себя вистульские слова, — потому что ты им нужен. Выбрали себе материал, отковали оружие… Хотела бы я познакомиться с тем кузнецом. Ты уже не замечаешь этого; только тот, кто знал тебя хорошо и издавна… Я читаю газеты, все обдумала — и теперь вижу, что была права. Ведьме был нужен кратистобоец, чтобы пойти против адинатосов, но она знала, что каждый, кто достаточно силен, чтобы одолеть кратистоса, — слишком силен и для того, чтобы она могла его контролировать, что он не пойдет на самоубийство, на бой, в сердце какоморфии; но выкроит себе богатство на Земле. И как разрешить сей неразрешимый парадокс Формы и силы? А вот именно так: найти несчастного в момент упадка, в миг слабости — и тогда навязать ему Форму. Ты восстал и сделался тем, кем она хотела, чтобы ты стал. Но когда исполнишь свое задание… Они Изгонят тебя или убьют. Только одного не сумеют стерпеть: кратистобойца, вечную для них угрозу, человека, о ком уже точно известно — и кто сам знает это о себе, — что он в силах встать лицом к лицу с кратистосом, поднять на него руку, убить. Ты — терние в боку любого кратистоса, Дамоклов меч, подвешенный над головами Сил. Не будет для тебя места на Земле. Да и на Луне тоже, ждешь милости от Иллеи Жестокой? Обещала ли она когда-либо тебе награду, вечную жизнь в спокойствии, приют? Нет. И не пообещает. Даже если выживешь, если переживешь Эфирную Войну — они тебя изгонят, Иероним, убьют тебя.
Он кивнул. Протянул руку к ее лицу, бледной щеке.
— Знаю.
Она отпрянула от его пальцев. Он же улыбался, уже без следа иронии.
— Ты права, ты во всем права. Но пойми: такова моя природа. Я жажду этого, снится мне эта битва, это моя цель.
— Что ты мне здесь за глупости —
— Напиши ей как можно скорее. Может, успеешь на имянаречение своей внучки. А теперь поехали во дворец, представлю тебя князю. У тебя насморк? Так и есть, возьми, высморкайся. Портэ! Горячей кахвы! И закрой эти проклятые окна. Пошлешь за багажом эстле в… Где ты остановилась?
Флоты, армии, хорроры
Рррдумм, ррдумм, рррдуммммм, война выплескивается через границы Золотых Королевств, и трясется земля под ногами бестии.
Из Ам-Шазы и Ам-Туур, из восточных Королевств и из пустынных миражей, из сердца Садары — оттуда вышли армии Эгипта. Прежде всего сотни, тысячи дикарей, негров полузвериной морфы. Как были наняты, так их и погнали: отрядами, селами, семьями. Тянулись пешие, босые, с джеридами, щитами, луками, куррои и духовыми трубками, с кожаными вьюками на спинах и головах, в жутчайшем лязге варварской музыки. Следом наемные войска с севера и с востока, в том числе уральские и индусские; длинные вереницы фургонов, зверей, военных макин. Ночами дымы костров заслоняли четвертую часть звездосклона. Следом Колонна Хоррора, со всем табором и вспомогательными отрядами. Следом войска Верхнего и Нижнего Эгипта, отряды с тысячелетней традицией под древними знаменами, мамелюки хесские и нехесские, Гвардия Анубиса, Крокодилы, присягнувшие Навуходоносору. Среди них — сам Навуходоносор Золотой, скрытый за муслиновыми завесами, в доме, колышущемся на спине белого элефанта, выморфированного до небывалой величины, в окружении десятков других элефантов, окрашенных в желто-коричневые цвета Эгипта, в окружении тысяч всадников на боевых зебрах, ксеврах и единорогах. Бьют барабаны, дрожит земля. Пастухи, держащиеся в половине дня за армией, ведут огромные стада скота: мясо для армии. Поход идет сквозь золотую саванну, оставляя за собой полосу стоптанной травы и взрытой земли в стадии шириной, отсюда сбежали все звери, бегут пред близящейся войной. Войско идет днем, ночью же разбивает огромные лагеря, города шатров и костров, жить которым лишь несколько часов. Медленно, но неудержимо близится оно к югу, к Сухой Реке, к Кривым Землям.
Из городов хаджджарийских и Ребоэума, из западных Королевств вышли армии Хуратов, немногим меньшие, нежели эгипетские. Их также сопровождала Колонна Хоррора. Настолько же многочисленны и отряды наемных войск Людей Моря. Лигатор III Хурата лично ведет армию. В клетке из золота и шелка, под присмотром слепцов Безымянных, на платформе, влекомой шестьюдесятью шестью ховолами, путешествует кратистос Иосиф Справедливый. Поскольку никто не знает его в лицо, ночными лагерями кружат рассказы о молчаливом незнакомце, что бродит под звездами меж шатрами и кострами, прислушиваясь из тени к разговорам хуратиан. И кто произнесет в его присутствии ложь, никогда не произнесет более ни слова. На границе света собираются гиены и шакалы, волки пустыни, стервятники кружат в небе. Но с каждым днем хуратиане видят все больше зверей, коих не могут назвать. На южном горизонте клубятся тучи дурных цветов: фиолет, желтизна,
С востока, из глубины сухих песков Джазирата аль-Араб, из земли живых хамсинов и хабубов, из-под тени Аль-Кабы, переплыв Эритрейское море и переправившись через Нил, идут на Сколиодои армии измаилитов, князей пустыни, племена и полуразбойничьи роды, впервые за сотни лет объединенные единым гегемоном, — сотня за сотней за сотней укутанных в черные и белые бурды и бурнусы всадников на дромадерах, хумиях, лошадях и зебрах, с одноствольными древними кераунетами у седел, в труфах, обернутых под тюрбанами столь плотно, что из-под материи видны лишь глаза. Глава здесь — Хаммуд Каср Снятый-с-Кола. Грабят и жгут селения дикарей, сквозь которые проходят, селения и малые городки, людей, схваченных живыми, забирают в неволю, уничтожают караваны собирателей пустынной соли. Доходит до нескольких стычек с аксумейскими патрулями. Где-то среди этих тысяч закутанных в пустынные одежды всадников скрыт и старый кратистос, один из этих всадников — Эфрем-от-Песков, Отец Борода, игравший в шахматы с кратистосом Мухаммадом Пророком, записывавший его слова, а в ночь смерти того повстречавшийся с ним лицом к лицу; тот, чей удар расколол Аль-Кабу. Синева над измаилитами остается чистой, не падает на них ни капли дождя. За армией волокутся поглупевшие джинны, в сумерках их видно на линии горизонта, облака красной пыли, грязные вихри ге.
Под юниусовым солнцем, под африканским небом, шагая в неподвижном воздухе, армии добираются до границ Искривления, одна за другой, с интервалом в четыре и семь дней, на расстоянии трех и пяти тысяч стадий. Пересекают границу и входят в Сколиодои, насколько позволяют им какоморфные джунгли: в их пределы и чуть глубже, пока не начинают гибнуть люди, слишком много людей. Тут разбивают лагеря. Стратегосы ожидают атак адинатосов из глубины какоморфии, приказывают возвести все укрепления, какие только возможны в таких условиях. Обычно топоры здесь не пригождаются, но в антосах человечьих кратистосов деревья рубятся, а огонь пожирает ближайшие заросли — и таким образом в диком сердце Африки возникают три временных города, места Сил, фронтовые гарнизоны на фронте Арретесовой Войны: Навуходоносоров Апореум, Иосифова Мита, Эфремов Исаф. Война с Иным состоит не в уничтожении — истинно Иное и так неподвластно уничтожению, человек сумеет уничтожить лишь по-человечески. Война с Иным состоит в том, чтобы сделать его менее иным, более человеческим. Лишь тогда его получится уничтожить, лишь таким вот образом.
Посему бой идет в керосе, антропоморфия против какоморфии, антос кратистосов против Искривления. Как глубоко можно уже войти в джунгли? Сумеешь ли уже поименовать эти деревья? А этих зверей? А это небо? Сумеешь уже пересказать свои сны? Они посылали вглубь отряды, по нескольку десятков человек, затем, согласно описаниям точивших их болезней, чертили линию фронта, планы наступления; а солдаты в горячих объятиях ауры кратистоса быстро возвращали истинную морфу. Начали корчевать джунгли в обе стороны от Исафа, строя дороги к центру Сколиодои. Ночами их поглощала какоморфия; днем их возвращали. Все глубже и глубже. Вокруг Миты на деревьях появились мартышки в Форме мартышек, на землю возвратились термиты и муравьи в Форме термитов и муравьев.
14 Квинтилиса адинатосы контратаковали, ударив прямо в Апореум; возможно, чувствовали слабость Навуходоносора. Битва длилась ночь, день и часть второй ночи. Погибло более полутора тысяч человек; вдвое больше так никогда и не вернулись в Форму, до самой смерти не выйдя из помешательства. Газеты Александрийской Африки позже писали об Армии Безумцев. К счастью, выжил сам Навуходоносор. Благодаря этому эгиптяне вообще смогли вспоминать об Апорейском Сражении, только благодаря этому оно было описано и запомнено. Газеты сообщали о тварях Шеола, об отрядах метаморфных созданий, не зверей, не животных, не живых, не мертвых, о волне обезумевшего Искривления, под которой даже самые стойкие из хоррорных теряли разум и Форму, впадая в слабоумие и внезапные хвори. Некоторые из выдвинутых на дальние позиции совершенно потерялись в напирающей какоморфии, смешались с ней, объединили Формы; и волна набрала силу. В какой-то момент начали смешиваться даже первоэлементы, Вода вместо Воздуха, Воздух вместо Земли, Земля вместо Огня, мир вокруг Апореума выворачивался наизнанку — казалось, что подобному извращению невозможно противостоять. Однако следовало отдать должное Навуходоносору Золотому: он не отступил, не поддался Сколиозе, его элефанты стояли недвижимо, гегемоны отдавали с их спин складные приказы, слова все еще имели смысл, команды все еще имели смысл, армия удержала Форму армии. Здесь, в непосредственной близости от кратистоса, пирос горел как пирос, а тело умирало как тело. Но нельзя было подпускать какоморфию слишком близко, достаточно безопасной дистанцией оставалось тридцать — сорок пусов. Именно так, во время битвы, была поспешно выработана новая тактика, примитивная, но единственно возможная: заградительный огонь из всех пиросидер и кераунетов, с вала шанцев, возведенных вокруг позиций Крокодилов Навуходоносора. Адинатосы, со своей стороны, если и применяли какую-то стратегию в этом хаосе, то настолько же несложную: затопить агрессора Искривленной Материей, захлестнуть его Искривленной Формой. На закате 15 Квинтилиса в рядах какоморфных креатур наконец заметили зачатки построения и первые попытки организованных боевых маневров. Именно по этому опознали победу Навуходоносора: Сколиодои желало сражаться как человек. Газеты написали о паническом отступлении адинатосов и чудесном возрождении африканской природы.