Иные песни
Шрифт:
— Ты переехал бы в Александрию.
— Твой дворец, эстлос, стоит там почти пустой, пригодился бы кто-то — присматривать за невольниками.
— Ты не назвал ее имени.
Антон опустил глаза.
— Мандиса, дочь Геппуса и Исдихар, из Аблятеп.
— Мандиса. Мандиса, или Сладкая. М-хм. — Господин Бербелек катал на языке щиплющую пажубовку. — Ведь знаешь же, что Портэ и Тереза останутся здесь.
— Да, эстлос.
— Это один из тех выборов, что изменяют всю жизнь; один из немногих, суть которых мы понимаем и в миг свершения. В одну или другую сторону, — господин Бербелек повел кубком направо и налево, — к такому Антону
— Да. Знаю. Я на самом деле все обдумал.
— Разрешаю, разрешаю. Сообщи мне дату свадьбы, полагаю, не забуду о подарках. Не бойся, лично не появлюсь.
— Но мы были бы рады, эстлос! Только вот…
— Знаю-знаю, под аурой Навуходоносора Кратистобоец на свадьбе — нелучший знак. — Господин Бербелек сделал два глотка холодной пажубовки. — Подойди-ка сюда. Ну подойди. Стань здесь. Погоди… О, теперь. Наклонись, взгляни в окуляр. Скажи мне, что видишь.
Антон осторожно приблизил глаз к подзорной трубе.
— Не знаю, эстлос, какой-то узор… Не знаю, что это такое.
— Но что оно тебе напоминает? Давай. Первое, что приходит в голову.
— Сеть. Для ловли рыб. Только что светится.
— Сеть.
— Или раскаленное тавро для клеймения скота и безумцев.
— О.
— Прошу прощения.
— Нет, спасибо. Налить тебе? Согреешься. Держи.
— Кккх! Ух. Могу спросить… ты гадаешь по звездам, эстлос?
— Уж точно не поверишь, если скажу, что в этом и состоит суть политики.
— Эстлос…
— Да-а. Так скажи мне, Антон, какое будущее ты видишь для себя возле Сладкой? Не по звездам, но в твоих мечтах, в планах.
— Ну как это, поженимся, будут у нас дети…
— Поженитесь, будут у вас дети — и что?
— Что — что? Не понимаю, эстлос.
— И только лишь? Это все? — Господин Бербелек иронически усмехнулся. — Именно в этом Антон, сын Портэ, отыщет покой, счастье и удовлетворение?
— Если честно, я не задумывался, эстлос. Ну ясно, что в детстве каждый мечтает о каких-то невероятных приключениях, что добудет славу, богатство, власть, Бог знает что совершит. Но ведь потом — каждый вырастает. Это сказки, а в жизни — работа, и вечная усталость, и вши в постели, прошу прощения, эстлос. А я рядом с тобой и так видел собственными глазами больше, чем половина всех аристократов. Эстлос. Ребенок не понимает, может ли он спрыгнуть с такой высоты и не пораниться, может ли броситься на бегемота и не погибнуть, может ли стать леонидасом или королем. Но — учится.
— Ба! Люди становятся леонидасами и королями, Антон.
— Знаю, эстлос. Но человек также быстро научается различать: кто будет королем, а кто нет. Только совсем малые дети путают дулосов с аристократами.
— Ну-ну, заметь, ты ведь и сам говоришь как софистес, — засмеялся господин Бербелек.
Антон отставил кубок.
— Это все пажубовка… Ее гонят в Сколиодои, верно? Она выворачивает язык и мысли.
— Не преувеличивай, не в Сколиодои… Впрочем, на самом деле любой алкоголь — продукт Искривления, катализатор дружеских какоморфий…
Господин Бербелек встал, осмотрелся по крыше, перешагнул через разложенные книги. Оглянулся на Антона.
— Собери это и снеси вниз.
— Эстлос.
— А когда у тебя уже будут дети и внуки, — усмехнулся господин Бербелек, — не забудь рассказать им и об этом: о том, как попивал ночью водку с Кратистобойцем на крыше над Воденбургом…
— Со временем они научатся отличать сказки от реальности, —
— Да-а. — Форма была уже сломана, миг миновал, невозможно было продолжать беседу в том же тоне.
Господин Бербелек сошел на верхний этаж пакгауза. Висящие на нагих стенах масляные лампы горели в четверть накала. Из полумрака шагнул в темноту и закрыл за собой дверь угловой фронтальной комнаты, той, которую обустроил под кабинет. Окна теперь были закрыты. Он позвал дулосов.
Сбросил хумиевое пальто и камзол, из оставленной на подоконнике миски с фруктами выбрал зимнее яблоко, откусил; рукавом шелковой рубахи отер подбородок. Дулосы крутились за его спиной. Он же смотрел на огни порта, на обозначенные сигнальными лампами суда, причаливающие в заливе, на Луну, отражающуюся в темных волнах. Но постепенно в комнате становилось все светлее, и ночной вид перед господином Бербелеком заслонялся его собственным отражением. Кратистобоец ест яблоко.
Он уселся за секретер. Из ящичка вынул чистый лист превосходного пергамента. Макнул перо в чернила. ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ ИЕРОНИМА БЕРБЕЛЕКА, СОБСТВЕННОЙ ЕГО РУКОЙ ПИСАННАЯ ДВАДЦАТЬ ПЕРВОГО ОКТОБРИСА ГОДА ТЫСЯЧА СТО ДЕВЯНОСТО ВОСЬМОГО ПОСЛЕ УПАДКА РИМА.
Незачем драматизировать, — подумал он, глядя, как на кончике пера набухает темная капля, — но уж если я принял решение, то не могу закрывать глаза на его последствия. Ведь это — правда: даже если мне все удастся, если убью кратистоса адинатосов и выживу — уж точно выживет не господин Бербелек. Как глубоко удалось нам войти в глубь африканского Сколиодои? Леонидасам, и королям, и кратистоборцам тоже нужно уметь отличать сказки от реальности.
А если бы что-то и уцелело — не господин Бербелек — огрызок, отражение, тень, — тогда, как и Антон, он станет искать мелкого спокойствия и мелкого счастья, мечтаний и чувств медленных, мягких, легких — как снежинка, успокаивающая горячую кожу, — снежинка, Лоилея, разве не таково было ее имя, — прикосновение и любовь ангелицы, возможно, он сумеет их выдержать — он, кем бы он там ни оказался. Если вообще уцелеет хоть что-то.
Черная капля падает на пергамент.
Да будет все к лучшему. Но ежели что-нибудь случится, то эстлос Иероним Бербелек-из-Острога, зовомый Кратистобойцем, распорядился так:
Душеприказчиком его во всем и над всем быть Кристоффу Ньютэ. Если идет речь о моем земном и лунном имуществе, деньгах, драгоценностях, имуществе движимом и недвижимом, а также о долях участия в торговых предприятиях: моей дочери единственной, эстле Алитэ Моншеб . Лятек, поскольку она не унаследует ничего больше —
Как Чернокнижник
В день, когда она прибыла в Воденбург, на город пал первый снег, а улицы наполнились холодной грязью, животные и транспорт обдавали пешеходов тяжелыми брызгами. Женщина, представившаяся в Третьем Госпициуме Скелли как эстле Юнона фон Ферштек, прибыла облаченной в зимние одежды: кожаные шальвары, нордлинговая куртка, соболий плащ с обширным капюшоном. Она поручила занести весь багаж в свои комнаты, но сама туда даже не заглянула. Наняла дрожки и приказала отвезти себя к дому Кратистобойца. Платила бритийскими денарами. В дрожках, отбросив капюшон (волосы были белее снега), нервно курила махорник.