Ищем человека: Социологические очерки. 2000-2005
Шрифт:
Таблица 3.
«Насколько важно, по Вашему мнению…»
(% от числа опрошенных в каждой возрастной группе)Как видим, почти все отмеченные в таблице 3 изменения в 2003 году кажутся людям менее важными, чем в 1994-м. Исключений заметно три: более важными стали представляться ослабление единства страны, обнищание людей, особенно ж е рост коррупции и анархия. Каждая из этих позиций, очевидно, содержит различные компоненты: с одной стороны, действуют «реальные» факторы (кавказская ситуация, уровень жизни, масштабы коррупции), с другой – общественное внимание к соответствующим явлениям, поддерживаемое СМИ и официальными источниками.
Остановимся теперь на некоторых возрастных особенностях восприятия общественных перемен. Исчезновение дефицита примерно в равной мере важно для всех возрастных групп и примерно в равной мере стало несколько менее важной. Проблема безработицы, естественно, тревожит людей в рабочем возрасте, особенно в старшем рабочем (40–55 лет). Но за десятилетие эти тревоги заметно возросли преимущественно среди самых молодых. Зависимость от Запада отмечают почти одинаково часто во всех группах, одновременно повсеместно отмечается и рост показателей «неважности» этой проблемы. Вероятно, действует фактор привыкания
Особо стоит отметить динамику оценок важности двух идейно-политических позиций – политических и гражданских свобод, а также краха коммунистической идеологии. «Свободы» явно имеют теперь меньшее значение для всех возрастов. Одни – например, свобода слова – стали привычными и малоинтересными, другие представляются скорее излишними или вредными (многопартийные выборы; на этом мы остановимся позже). Сказывается и официально заявленная в последнее время точка зрения, согласно которой мы имели до сих пор не свободы, а «вседозволенность», от которой надлежит избавиться в интересах порядка и управляемости в государственной жизни. Нетрудно заметить, что приведенное мнение почти буквально повторяет известный лозунг консервативных оппонентов «перестройки», распространенный в 1990–1991 годах.
Примечательно, что крушение официальной идеологии советского режима кажется сейчас более важным только в самой старшей группе, и только в этой группе это событие оценивается как «скорее важное». Во всех остальных возрастах оно уже в 1994 году воспринималось как относительно маловажное, а сейчас стало еще менее значимым. Это не признак переоценки идеологических ценностей или замены одной идеологической системы какой-то иной, – такие процессы не наблюдаются и вряд ли возможны, – а признак всеохватывающей деидеологизации общества. Что, кстати, мешает и формированию системы «управляемой демократии».
Остановимся теперь на оценках значимости ряда общественных перемен в различных политических группах (табл. 4).
В электоратах, относительно высоко оценивающих возможность начать собственное дело («Яблоко», СПС, ЛДПР), эти оценки выросли, среди избирателей КПРФ – снизились. Обнищание населения больше стало тревожить электораты всех партий, кроме ЛДПР, где такая тревога даже несколько снизилась. Только сторонники СПС стали со временем (в сравнении с избирателями «Выбора России») больше ценить значение политических свобод. А крах коммунистической идеологии кажется скорее важным только избирателям «Яблока» и КПРФ (последним явно с другим знаком, как негативное изменение), только для названных двух электоратов значимость этого события с годами возросла. О позициях сторонников «Единой России» можно судить, понятно, только по данным 2003 года; как правило, их оценки оказываются где-то посередине между демократами и коммунистами. Политические свободы им представляются скорее важными – по-видимому, поскольку составляют демонстративные атрибуты нынешней правящей элиты.Таблица 4.
Значимость перемен (распределение по группам партийных симпатий)
(% от числа опрошенных в каждой электоральной группе)
«Знак» перемен («полезные» и «вредные»)
Данные различных волн исследования показывают довольно сложную динамику одобрения/неодобрения изменений в различных сферах жизни.Таблица 5.
«Что принесли России…»
(% от числа опрошенных)
Только в двух сферах из приведенного перечня изменений наблюдается устойчивый рост положительных оценок (свобода предпринимательства и забастовки), причем только в оценках забастовок произошел «поворот знака», т. е. возобладало представление о полезности такого права. И лишь в одной области – многопартийных выборов – стабильно превалируют негативные оценки («больше вреда»). Примечательно, что преобладание представлений о вредоносности конкурентных выборов сохраняется в общественном мнении и летом 2003 года, в обстановке нарастающего электорального ажиотажа. Свобода выезда оценивалась фактически одинаково позитивно в 1994 и 1999 годах, а в 2003-м представления о полезности этой перемены стали заметно более частыми. Неустойчивыми выглядят уровни одобрения таких – в целом одобряемых – перемен, как свобода слова и сближение с Западом: в кризисной ситуации 1999 года возрастает их неодобрение, в как будто более спокойной обстановке 2003-го они чаще кажутся полезными. Обратимся вновь к возрастной динамике наблюдаемых показателей за 1994–2003 годы.
Таблица 6.
Польза и вред перемен (возрастное распределение)
(% от числа опрошенных в каждой возрастной группе)
Свобода слова в относительно молодых группах (до 40 лет) стала представляться более полезной, хотя возросла и доля считающих ее вредной. В старших двух группах эту свободу реже считают полезной, а чаще – вредной; в группе пожилых стало преобладающим представление о ее вредности. Самым молодым (впервые получившим право голоса) многопартийные выборы представляются полезными, во всех остальных возрастах – скорее вредными, притом в заметно большей мере, чем в 1994 году. А свободу выезда за границу все считают скорее полезной и эту пользу отмечают чаще. Свободу предпринимательства оценивают как более полезную во всех возрастных группах, и этот показатель у всех вырос. Право бастовать «все» считали вредным в 1994 году, а теперь все группы, вплоть до старшей, признают его полезным. И наконец, сближение с Западом также одобряется повсеместно, но в старшей группе – с явно возросшим сопротивлением.
Свободу слова, печати в 1994 году скорее одобряли во всех электоратах, даже в коммунистическом (возможно, имела значение свобода оппозиционной прессы, подвергавшейся гонениям в 1991 и 1993 годах), в 2003-м ее считают скорее вредной лишь избиратели КПРФ. Но во всех политических группах населения негативные суждения об этой свободе стали более заметными, в том числе и среди демократов. Можно предположить, что здесь сказывается реакция на растущую монополизацию СМИ и усиление контроля над ними.
Многопартийные выборы полагают скорее полезными (хотя и с более частыми оговорками) избиратели демократов – «Яблока» и СПС. В электоратах КПРФ и ЛДПР они казались вредными в 1994 году и стали казаться еще более вредными в 2003-м. Как ни странно на первый взгляд, разделяют такие оценки и в электорате «Единой России», нацеленном на успех в очередных думских выборах. Видимо, в современных условиях никакие электоральные победы не могут считаться прочными.Таблица 7.
Польза
(% от числа опрошенных в каждой электоральной группе)
А свободу выезда сейчас считают скорее полезной все партийные электораты, в том числе и коммунистический, в котором ранее преобладали опасения по этому поводу.
Весьма примечательно, что свобода предпринимательства, к которой ранее явно негативно относились коммунисты и очень сдержанно – жириновцы, теперь одобряется всеми электоратами без исключения. Это показывает, что частная собственность и бизнес в принципе – на массовом уровне – перестали быть предметом политических коллизий.
Интересная метаморфоза произошла с оценками такой перемены, как легализация забастовок. В 1994 году во всех электоратах, в том числе в демократических, почти в равной мере преобладало негативное отношение к этому явлению, а в 2003 году мы видим, что его оценки везде стали положительными. А то, что наиболее сдержанными (соотношение оценок 41:28) они выглядят в коммунистическом электорате, должно быть, показывает, сколь далека компартия от нынешних массовых протестов.
Сближение с Западом одобряют сейчас все электораты, кроме коммунистического. В последнем оценки такого сближения стали еще более негативными, чем десятилетием ранее.
Налицо как будто широкое, чуть ли не всеобщее, принятие существенных перемен последних 10–15 лет. Однако приходится признать, что методологический аппарат исследования, разработанный почти полтора десятилетия назад, уже не способен учитывать тех качественных характеристик общественных изменений, которые сейчас приобрели первостепенное значение. Декларативное признание свободы слова – исходит ли оно «сверху» или «снизу» – немногого стоит сейчас без надежных гарантий и правовых механизмов ее обеспечения.
И без готовности общества (институтов гражданского общества…) ее защищать. Точно так же реальное значение нынешней электоральной многопартийности не может определяться степенью – или мотивами, что немаловажно – ее словесного признания на любом уровне. При сегодняшнем распространении приемов «политтехнологии» и неразрывно связанной с ней «управляемой» политкоррупции имеют значение – точнее, должны его иметь в расчете на перспективу – не партийные «ярлычки», а реальные возможности политических организаций, способных определять и отстаивать интересы общественных групп в реальной политической конкуренции. Утверждение предпринимательства как свершившегося факта, в том числе в общественном мнении, не снимает проблему законной свободы бизнеса, а переводит эту проблему в иную плоскость – эффективности производства, законодательного обеспечения прав труда, капитала и государства. А также преодоления популистского наследия («черной» зависти в отношении богатых и ностальгии по эгалитарной бедности) как в массовом сознании, так и в государственной политике.
Особо следует отметить, что проблемы отношений с развитым миром, с «Западом» в сегодняшних условиях не решаются, а скорее лишь маскируются демонстративными жестами сближения «в верхах», масштабами поездок на среднемассовом уровне, объемами нефтегазоэкспорта и т. п. К реальному сближению социальных институтов, норм, ценностей, политических и социальных программ не готовы ни власть, ни само общество (в том числе и общественное мнение). Тотальная изоляция советского образца уже невозможна, но, как будто невидимая стена (впрочем, хорошо заметная и в политических акциях, и в массовых опросах), по-прежнему противопоставляет «наше» всему «чужому». Давно замечено, что чем больше размываются старые политические, информационные, экономические барьеры, не говоря уже об идеологических, тем сильнее действует на разных уровнях стремление спасти собственную «особость» с помощью традиционных и новообразуемых заграждений.
Видимо, одна из задач последующих исследований должна состоять в том, чтобы оценки произошедших перемен дополнить анализом вариантов их дальнейшего развития.
Символический поворот 1985-го
Реальные перемены и борьба вокруг них происходили позже, но этот год остается знаком поворота к иному, все еще не вполне определенному пути общественного развития. Поэтому и он остается предметом резко противоположных оценок.Таблица 8.
«Было бы лучше, если бы все в стране оставалось как до 1985 года?»
(% от числа опрошенных)
В посткризисный 1999 год ностальгические оценки положения «до 1985 года» резко возросли, но в последнее время вернулись к значениям 1994 года. В соответствии с принятой в статье методикой изложения, обратимся к возрастным и партийным аспектам динамики этих оценок (табл. 9, 10).
Таблица 9.
«Было бы лучше, если бы все в стране оставалось как до 1985 года?» (возрастное распределение ответов)
(% от числа опрошенных в каждой электоральной группе)
На протяжении десятилетия сохраняется заметное различие в суждениях лиц до и после 40 лет: переходя в более старшую возрастную группу («30-летние» 1994 года стали «40-летними» 2003-го – рамки возраста приблизительны), они как будто переходят и в иную группу мнений. Колебания уровней согласия/несогласия с позицией «лучше как до 1985-го» связаны с кризисной ситуацией 1999 года. При рассмотрении суждений в разрезе партийных симпатий ограничимся, как и ранее, сравнением ситуаций 1994 и 2003 годов.
Таблица 10.
«Было бы лучше, если бы все в стране оставалось как до 1985 года?» (распределение ответов по группам партийных симпатий)
(% от числа опрошенных в каждой электоральной группе)
Некоторые показатели, приведенные в таблице го, кажутся нетривиальными. Предпочтение ситуации «до 1985-го» сохранилось и даже заметно усилилось только в электорате КПРФ, резко уменьшилось у избирателей ЛДПР (практически сравнялись уровни согласия и несогласия). В электорате СПС решительное несогласие с таким предпочтением выражено еще резче, чем у избирателей «Выбора России» в 1994 году, – можно полагать, что здесь сказываются не только идеологические приоритеты, но и практическая причастность лидеров партии к реформам 90-х. Но вот среди сторонников «Яблока» сопротивление ностальгическим настроениям явно ослабло, и связано это, скорее всего, с ростом скептических оценок результатов перемен минувшего десятилетия. Имеется возможность сопоставить аргументы сторонников и оппонентов предпочтений положения «до 1985-го» в исследованиях 1999 и 2003 годов.
Таблица 11.
«Почему Вы согласны с тем, что было бы лучше… как до 1985 года?»
(% от числа опрошенных)
Рассмотрим эту аргументацию в разрезе возрастных групп.
Таблица 12.
«Почему Вы согласны с тем, что было бы лучше… как до 1985 года?» (возрастное распределение ответов)
(% от числа опрошенных в каждой возрастной группе)
На распространенность различных доводов прежде всего влияет многократно отмеченный барьер 40-летия. Апелляции к «сильной, единой стране», «порядку», уверенности в будущем и низким ценам значительно чаще встречаются в старших группах, а ослабевают преимущественно у молодых.
Рассмотрим теперь – тоже в разрезе возраста – аргументацию противников ностальгии по доперестроечному прошлому (табл. 13).
Изоляция страны от мира, дефицит и невозможность хорошо заработать отмечаются прежде всего более молодыми, но чаще всего – «старшими», работающими молодыми (25–39 лет). Отсутствие свободы слова одинаково часто указывают обе младшие группы. В старшем возрасте недобрым словом поминаются преимущественно дефицит и бедность. Представление о том, что «жить было скучно», разделяют фактически только до 40 лет.