Исколотое тело
Шрифт:
– Вы случайно не можете вспомнить, был ли на нем именно этот галстук в субботу, за день до того, как он был убит?
– Нет, сэр. Я боюсь, что не могу.
– И вы никогда не теряли ни одного из его галстуков, не так ли?
– Насколько мне известно, нет, сэр.
– А вы бы заметили, если бы какой-то из них пропал?
– Нет, сэр, не могу честно сказать, что я бы заметила. Видите ли, мистер Перитон часто ездил в Лондон и обратно, и иногда он брал туда с собой много одежды, а возвращался вовсе без багажа, а порой ровно наоборот. Случалось и так, что он ездил туда-сюда несколько раз, ничего не беря с собой. Как видите, сэр, у меня
– Безусловно, миссис Кители, я вполне понимаю. Но вы можете опознать этот галстук?
– Я могу сказать, сэр, что если это не галстук мистера Перитона, то это точная копия того, что был у него.
– Спасибо, миссис Кители, это все, что я хотел узнать.
Обнаружение галстука не сильно продвинуло дело. Это был самый обычный сероватый галстук-бабочка без каких-либо отличительных черт. Единственное, что в нем было необычного – то, что он был найден в кустах. В конце концов, очень немногие люди берут с собой два галстука, и еще меньше людей приходят домой без галстука вообще. Это была одна из тех странностей, которые могли иметь отношение к делу и с тем же успехом могли не иметь с ним ничего общего. Флеминг выбросил это из головы и просто размышлял, какой части дела теперь ему следует посвятить время, когда ему было передано сообщение из Лондона. Оно поступило из штаб-квартиры и содержало следующее:
«Тема: ваш запрос по телефонным звонкам. Утром в прошлое воскресенье по телефону Килби 17 был произведен один звонок до 11.30 – в 8.14, звонили по номеру Уимблдон 04120. Номер Килби 14 – в 9.31 поступил звонок из Килби 40; в 10.50 – звонок из Пондовера 136; в 11.24 – звонок из Килби 2; в 11.31 – звонок из Риверсайда 24120; в 11.35 – ошиблись номером; и в 11.55 – звонок из Килби 28.
Уимблдон 04120 – телефонный номер дома 32 по Стаффорд-авеню, Уимблдон, владелец мистер А. Констадиус. Риверсайд 24120 – номер телефонной будки на углу Уилбертон-роуд и Эффингхэм-роуд, Юго-западный почтовый округ Лондона, 19. Пондовер 136 – «Герб Харроу» в Пондовере. Конец сообщения».
Флеминг вышел и вызвал Карью.
– Послушайте, Карью, подойдите сюда на минутку.
Хозяин гостиницы быстро поднялся по лестнице.
– Что, еще вопросы? – сказал он со смехом. – Я постараюсь для разнообразия сказать вам правду.
– Хорошо! Я надеюсь, что на этот раз это будет легко. Вы случайно не знаете, кто звонил в воскресенье утром из пондоверского «Герба Харроу»?
– Знаю, как же, – охотно сказал Карью. – Это был старый Билл Понкинг. Он хозяин этой гостиницы. К нему на обед явилась группа американцев, а у него в гостинице не было ни капли шампанского, вот он и хотел позаимствовать у меня.
– Спасибо. Теперь, что такое Килби 40? Оттуда тоже поступил звонок.
– Килби 40? О, это «Сучок», ферма на окраине, расположена по направлению к Пондоверу. Этот молодой человек ухаживает за моей горничной, чтоб ему пусто было! Звонит и назначает встречи. Впрочем, это лучшая горничная, которая когда-либо у меня была.
– А Килби 2?
– Килби 2 – это ферма «Пшеничное поле». Старый Дженкинс позвонил в воскресенье, чтобы узнать, не едет ли кто-нибудь в Пондовер в понедельник, потому что он хотел, чтобы его подвезли. Что-то еще?
– Килби 17?
– Это поместье.
– Килби 28?
– Викарий. Сообщение – прислать машину в Пондовер, чтобы забрать викария, если вы имеете в виду звонок в воскресенье.
– Да. Это все, кроме звонка
– О, с этим я не имею ничего общего. Швейцар перевел звонок прямо Лоуренсу.
– Вы могли бы просто спросить швейцара, поступил ли ему звонок в воскресенье утром.
– Конечно.
Через пару минут молодой хозяин вернулся.
– Да. Швейцар помнит, что это был междугородный звонок.
– Спасибо. Кстати, вы знаете господина Констадиуса?
– Констадиуса? Да. Шурина старого Мандуляна зовут господин Констадиус. Он часто приезжает сюда порыбачить. Очень порядочный человек. Сказочно богат. Это все?
– Да, все, большое спасибо.
Флеминг взялся за сумку, в которой держал целую коллекцию всякой всячины, что, вероятно, могла пригодиться во время расследования – расписания поездов, карты, карманные словари, карманный набор инструментов, электрический фонарик и прочее. Он извлек большую карту Лондона и положил ее на стол.
– Дайте подумать, – пробормотал он. – Челси, Патни, Уимблдон… Уимблдон, да, вот оно. Стаффорд-авеню, Стаффорд-авеню, Стаффорд, Стаффорд, Стаффорд, вот оно. Стаффорд-авеню. Дом мистера Констадиуса. Итак, угол Уилбертон-роуд и Эффингхэм-роуд, где он?
Он корпел над картой, ища пересечение улиц, где стояла телефонная будка, а затем вдруг издал восторженный крик и потер руки. Угол Уилбертон-роуд и Эффингхэм-роуд был примерно ярдах в ста от Стаффорд-авеню.
– Ах, старый лжец! Старый лис! – воскликнул он. – Вот что происходит, когда у тебя ленивые шурины. Вы сказали Констадиусу пойти и позвонить из телефонной будки, и ленивый старый Констадиус пошел к ближайшей. Старый лжец!
Он присел подумать. Мандулян, вне всякого обоснованного сомнения, солгал, когда сказал, что ничего не знал о Лоуренсе. Теперь, к удовлетворению Флеминга, это было доказано, и основной вопрос заключался в следующем: с чего начинается ложь Мандуляна и где она заканчивается?
Глава XVI. Предложение брака
Махинации, когда необходимы махинации, и дерзость, когда необходима дерзость – как уже отмечалось, таков был руководящий принцип в жизни Роберта Маколея, и, закончив свой важный и в высшей степени удовлетворительный для него разговор с Теодором Мандуляном, он сразу же прошел по комнатам поместья в поисках Дидо. Наконец он отыскал ее в комнате, которая когда-то предназначалась в качестве студии и никогда не использовалась; та лежала на пестро-раскрашенном диване, основным цветовым оформлением которого были перья павлина и апельсиновые деревья, и читала немецкий роман. Она курила ароматную турецкую сигарету, и потому воздух был заполнен этим душистым дымом; ковер рядом с диваном был усыпан пеплом и окурками с розовым мундштуком. На Дидо была большая небрежно наброшенная испанская шаль, черные чулки и яблочно-зеленые туфли, а ее длинная обнаженная рука свешивалась с края дивана, еле видного сквозь дым, словно Млечный Путь на туманном небе.
Роберт на мгновение застыл в дверях и смотрел на эту великолепную, противоречивую пестроту, а затем вошел и спокойно сел на стул в изголовье дивана, подобно тому, как семейный врач садится рядом с пациентом.
Дидо уронила книгу, подняла обе руки над головой и зевнула.
– Что же, Роберт, – сказала она глубоким, хриплым голосом, после того как в полной мере, по-кошачьи, насладилась этим своим зеванием. – Что же, Роберт, вы пришли, чтобы добиться меня?
– Да, – последовал закономерный ответ.