Исколотое тело
Шрифт:
– Нет.
Флеминг откинулся назад и заговорил, глядя в потолок:
– И все же этот парень, Лоуренс, производит на меня впечатление очень хитрого и исключительно проницательного человека. На самом деле я не припомню, чтобы я когда-либо видел более уравновешенного человека. Зачем, бога ради, ему нужно придумывать историю, на которую вы могли бы возразить – и возразили бы, сказав, что он провел, по крайней мере, два часа в поместье Килби ночью в воскресенье? Это просто выше моего понимания. Какой в этом смысл?
– Это выше и моего понимания, – отозвался Роберт.
– Он не только не может извлечь никакой пользы из этой истории, но на самом деле еще и проигрывает
– Я с вами согласен. Это делает ее менее убедительной.
– Тогда какого черта он это сделал? – воскликнул Флеминг, снова возвращаясь к реальности. – Он проницательный, уравновешенный, опытный малый.
– Даже самые проницательные, самые уравновешенные и самые опытные время от времени совершают ошибки, – уклончиво заметил Роберт.
– Конечно, это так, – признал детектив. – Но это крайне грубая, глупейшая ошибка. Это абсолютно необъяснимо. Я полагаю, вы вполне уверены в этом.
– Вполне.
– Дайте-ка подумать. Ночью в воскресенье вы все время были здесь, не так ли?
– Да.
– И вообще не приближались к поместью?
– И вообще не приближался к нему. Впрочем, я, конечно, не могу это доказать. Мне кажется, что я уже говорил вам это раньше.
– Да. Что ж, мистер Маколей, это все, что я хотел узнать. Большое спасибо. Я скажу Лоуренсу, что ему нет смысла ссылаться на вас. Он должен найти кого-нибудь еще, чтобы подтвердить свое утверждение.
– Да.
– Я боюсь, что он очень рассердится. У него создалось весьма твердое убеждение на этот счет.
– Если он разозлится, – спокойно ответил Роберт, – то это будет очень несправедливо. Просто потому что я пришел и предложил ему финансовую помощь для его защиты, он не может ожидать, что я стану давать ложные показания.
– Конечно, нет. Это было бы абсурдно. Что ж, до свидания, и еще раз большое спасибо.
Флеминг вышел и на минуту остановился на лужайке.
– Когда жулики терпят неудачу, – пробормотал он, – честные люди берут дело в собственные руки – должны, во всяком случае.
С обратной стороны высокой стены, отгораживавшей и укрывавшей сад Перротс, с простиравшихся за ней пашен, прилегающих к особняку, донеслись два выстрела подряд, а затем еще с полдюжины. Стая ворон поднялась в воздух, издавая пронзительные протестующие крики, и облетела вокруг высоких деревьев в саду; к их гвалту добавились пронзительные крики мелких птиц. Затем из-за угла дома выбежал Адриан Маколей, с белым лицом, взъерошенными волосами и одним не завязанным шнурком. Он не увидел Флеминга и бросился через лужайку к отцу, восклицая:
– Они снова делают это! Палачи! Сволочи! От-от-отъявленные сволочи, – и он бросился на землю и заплакал. Его отец поднял его с земли и утешал его, будто тот был четырехлетним ребенком, который упал и ушибся, сконфуженно сказав Флемингу через плечо:
– Неподалеку охотятся на куропаток. Это абсолютно выводит его из себя.
– Разве вы не вышли бы из себя, – всхлипывая, воскликнул Адриан, – если бы увидели, как птицы падают вниз окровавленным комком перьев?
С другой стороны стены послышался еще один выстрел, и Адриан закричал от гнева и бессильной ярости. Затем он вырвался из хватки отца и убежал в дом.
– Бедный парень, – сказал Флеминг. – Бедняга.
– Да, полагаю, это одна из точек зрения, – ответил Людовик Маколей с оттенком презрения в голосе. –
– Это правда, – ответил Флеминг. – Да, вы совершенно правы. Есть что-то поистине впечатляющее в столь сильном негодовании. Человек, который может так глубоко чувствовать, должно быть несет в себе что-то значительное.
Людовик Маколей странно посмотрел на детектива.
– Вы странная разновидность полицейского, – сказал он. – Еще никто… разве что за исключением одного человека… никогда не говорил о нем ничего подобного. Большинство людей просто думают, что он сошел с ума. Но в нем есть проблеск гения. Однажды он напишет действительно хорошие вещи. Удачно, что он быстро успокаивается после каждого приступа ярости. К завтрашнему утру он совсем забудет об этом.
– Однако охотничий сезон, должно быть, довольно тяжелое время для вас, – сказал Флеминг.
– Этот был худшим, что у нас когда-либо был. Я больше никогда не позволю Адриану остаться здесь снова в этот период. Все дело в их субботней охоте на куропаток. Они идут через пахотные поля по жнивью каждую субботу, и, конечно, это тут же – по другую сторону этой стены. В следующем году я сниму дом у моря, где нет никакой стрельбы.
– Они проходят здесь каждую субботу, – задумчиво повторил Флеминг. – Они были здесь и в прошлую субботу, к примеру?
– Да. Каждую субботу на протяжение всего сезона. Прошлая суббота была особенно болезненным днем – раненая птица упала по эту сторону стены. Я бы предпочел не говорить об этом.
– Довольно, довольно, – поспешно сказал Флеминг. Он мог понять, что, хотя Людовик Маколей мог гордиться чувствительностью сына, были моменты, когда он находил это скорее поводом для огорчения, нежели для гордости. Поэтому он молча поклонился, медленно прошел по лужайке и вышел за ворота в Садок. Там он сел на поваленный пень, достал трубку, зажег ее и мысленно промотал все дело от начала до конца. На это ему потребовалось более двух часов, и, прежде чем он закончил, опустились длинные сентябрьские тени, дюйм за дюймом захватившие мшистый дерн, и солнце начало теряться в ореоле светящихся золотых облаков. Его трубка уже давным-давно погасла, но он был слишком погружен в размышления, чтобы заметить это. Возвращающиеся в гнезда грачи кружили, кричали, опустились на верхушки деревьев, снова тревожно взлетели и снова опустились, но он не замечал всего этого. Громкое жужжание возвращающегося домой, к своей семье жука, подобное звукам миниатюрного мощного самолета, также осталось им не услышанным. Первая смутная дымка вечернего тумана тихо поползла среди серебряных берез, прежде чем детектив поднялся, потянулся и убрал свою остывшую трубку в карман. Он закоченел и порядком устал. В течение двух с половиной часов он размышлял со всей сосредоточенностью, на которую был способен, и это утомило его. Но его это не беспокоило. Его старания стоили потраченного времени и сил – теперь он знал, кто был убийцей.
Глава XX. Пустая птичья клетка
Инспектор Флеминг быстро направился к себе, в «Тише воды». Когда он обогнул высокую кирпичную стену Перротс, чтобы выйти на дорогу, ведущую обратно в деревню, то увидел идущих рука об руку среди уже затененных деревьев мужчину и женщину. Приблизившись к ним, он тактично повернул вправо и был удивлен, когда мужчина окликнул его по имени. Он остановился, посмотрел на них сквозь поднимающийся туман и увидел, что это был Людовик Маколей, которого он оставил на лужайке почти три часа назад в расстроенных чувствах, и миссис Коллис. Воинственный поэт расплылся в улыбке.