Искра божья
Шрифт:
— Какая ж паскуда этот архивариус — испортил мне самые удобные штаны! Ещё бы немного, и я мог запеть фальцетом.
— Такому, как ты, гениталии ни к чему! — огрызнулся Джулиано.
Лукка неодобрительно поджал губы, но промолчал.
Глава 59. Избавь нас от лукавого
— Et ne nos inducas in tentationem, sed libera nos a malo[158]… — перебирая простые буковые чётки, отец Бернар, наверное, уже в сотый раз повторил истёртые до дыр слова древней, как само истианство, молитвы.
Весь
Старик безостановочно ёрзал, переминаясь больными коленями на жёсткой соломенной циновке, вздыхал, прерывался, забывал место, на котором остановился, и начинал сызнова.
— …sed libera nos a malo, — повторил монах, тыкаясь лбом в утоптанный земляной пол.
— Amen. Ик, — внезапно произнёс за его спиной нетрезвый мужской голос.
Прижав чётки к груди, отец Бернар в испуге повернулся к говорящему.
— Вечер добрый, отче, — невнятно пробубнил высокий светловолосый мужчина, одетый в добротный дымчато-серый камзол с золотой нитью и чёрными опалами. — Нижайше прошу меня извинить за то, что прерываю ваши душеспасительные бормотания, но не согласитесь ли вы исповедовать сметенную душу такого старого вояки, как я?
Мужчина браво махнул указательным пальцем по аккуратной щётке пшеничных усов, размазав по ним остатки красного вина, точно рот его до этого был измазан в крови.
— Что ж — это мой святой долг перед любым чадом божьим, — смиренно согласился отец Бернар, с кряхтеньем поднимаясь на ноги.
Мужчина помог монаху и, придерживая его под локоток, нетрезвой походкой направился к выходу из крипты.
— Как ваше имя, сын мой? — спросил отец Бернар, останавливаясь посреди лестницы, чтобы перевести дух.
— Марк Арсино, граф де Вико, — ответил мужчина, прикладываясь губами к пузатой бутылке.
— Негоже доброму истианину являться на исповедь в пьяном виде, — мягко пожурил кондотьера монах.
— Пусть это будет не исповедь, монах, — согласился де Вико, тряхнув золотистыми кудрями, — считай, что мне захотелось поболтать с тобой
— Неужели столь достойный сеньор не нашёл себе ныне в Папском дворце ни одного благодарного слушателя? — искренне удивился монах, приблизившись к бронзовой статуе святого Петра, стоявшей в алтаре храма.
— Папа Иоанн решил, что свадьба его дочери обойдётся без отважного кондотьера, — Марк Арсино кисло улыбнулся.
— Вас не пригласили? — отец Бернар громко вздохнул и с кряхтением опустился на одну из скамеечек для молящихся.
— Как видите, отче, этим вечером я совершенно свободен от любых обязательств перед Истардией и богом! — кондотьер печально развёл руками. — Хотите вина?
— Спасибо, но я воздержусь, — монах молитвенно сложил руки на груди.
— А я, с вашего позволения, продолжу. Вино — единственная радость, которая осталась в моей жизни, — сообщил Марк Арсино, почти целуя бутылку взасос.
— Ну а как же женщины? Слухи о ваших победах на полях Кипиды, дорогой кондотьер, доходили даже до ушей скромного монаха, коим и является ваш покорный слушатель.
— Женщины… — мужчина пьяно улыбнулся, подкручивая светлый ус. — Любили ли вы когда-нибудь, отче, так, что земля уходила из-под ваших ног, так, чтобы хотелось в один миг горячо целовать, а в другой сжать вот в этом самом кулаке её слабое беззащитное горло и давить, давить…
Монах неуверенно откашлялся, прочищая гортань.
— Да кому я это, собственно, рассказываю… — кондотьер вяло отмахнулся свободной рукой и вновь приложился к бутылке.
— Вас обидела женщина?
— Можно и так сказать, — проворчал де Вико, насупившись, — правда, она считает, что всё было наоборот. И негодяй тут только один — я. А я всё сделал правильно! Цель оправдывает средства — как бы сказал незабвенный сеньор Макьялли. Чего стоит одна жизнь в сравнении с жизнью большинства?
— «Кто из вас, имея сто овец и потеряв одну, не оставит девяносто девяти в пустыне и не пойдёт за пропавшей, пока не найдёт её»? — одними губами произнёс отец Бернар.
Де Вико небрежно расправил пятернёй спутанные пряди волос и откинул их назад.
— Вот и приятель мой — Асклепий — так же говорил. Зачем, мол, ты в это впутался и как нам теперь жить с этаким камнем на душе? Хотя сам и подбил меня на подлость, эскулап чёртов! — внезапно мужчина возвысил голос и его слова громоподобным раскатом сотрясли благостную тишину величественного дома божьего. — Слышишь меня, агнец?! Как там тебе сейчас проживается в собственной темнице из раскаянья и сожалений, а?
— Не кричите так, сеньор, вас выгонят из храма! — отец Бернар поспешно замахал мягкими ладонями на кондотьера.
— А я вот, смотри, ещё не выжил из ума, — Марк Арсино отвесил шутовской поклон одной из статуй сына божьего и, чуть понизив голос, добавил: — в отличие от тебя.
— Вы пьяны, сын мой, негоже так паясничать в доме господа нашего! — строго заявил монах, поднимаясь со скамьи.
— Он мне всё равно ничего не сделает. Я его знаю как облупленного! — самоуверенно заявил Марк Арсино.