Искра божья
Шрифт:
Трепетно и сладко. Боги, как же сладко!
— Сеньор, что вы делаете? Прекратите немедленно!
Срывающийся крик маэстро Санти заставляет вынырнуть из кровавого тумана, разжать сведённые судорогой руки, выпустить ангела… Снова потерять Гейю.
Плачущая девушка, размазывая слёзы по бледному лицу, пошатываясь, встаёт и медленно, в немом оцепенении отходит к окну, придерживая разорванное на груди платье. Всхлипывает.
Виски снова ломит. Стальным дятлом в них стучится чей-то противный тонкий смех. С тёмной стены скалится белый детский череп-маска.
Проклятый Гадэс!
—
— Она сама этого хотела, — нелепое оправдание.
Подрагивающий палец кондотьера упирается в сжавшуюся в тряпичный комок Артезию. Мёд вытек из её глаз и теперь блестит на запавших щеках, тонкой беззащитной шее, сочится из пор на коже.
— Сеньор, вы… вы подлец! Я вас вызываю! Прямо здесь! Сейчас! Берите оружие.
Да, вот так, так привычно. Сталь звенит о сталь в стотысячный раз от рождения и до конца времён. Так ничего не болит. Даже голова забыта. Есть только этот бесконечный миг упоения боем. Смертельная пляска клинков — порхание ядовитых Игрипетских бабочек, танец кобр в песках Табека. Вспышки света и росчерки тьмы. Сплетение воздушных вихрей и разгорячённых тел.
Выпад.
— Удар.
— Защита.
— Уход от атаки.
Смена стойки.
— Защита.
— Укол.
— Первая кровь.
Первая боль.
— Звон. Удар.
— Багряный росчерк на серебре…
— Брызги жизни из разбитой бутыли горят на светлых портьерах…
И всё повторяется.
Тысячи тысяч раз всё уже было… Всё одно и то же… Всё бессмысленно и бесполезно, если не имеет конца.
Сталь притупилась и заржавела.
— Ну же, убей меня, убей, бестолковый петух! Саттанов мазила, чего ты дрожишь?! Вот он я, прямо здесь, перед тобой! Иди и сделай это, давай! Я даже поддамся тебе. Ну! Подними свои бесполезные руки и проткни меня этим мечом. Ну же, ну! Не закрывай глаза…
Смех льётся, как золотой дождь, как упавший на пол звонкий кругляшок орона, дробится, подпрыгивает… Снова женщины и вино… Опять вино и женщины…
— Что это, красавица? Чем ты тычешь мне в лицо?
— Монета, сеньор, монета любви. Возьмите сдачу. Вам скоро пригодится.
Боги, боги, сжальтесь! Заткните гадкого младенца. Его смех пробирает до печёнки. А-а-а! Вина, ещё вина, чтобы заглушить ненавистный смех! Вина!
— Вина! Я виноват! Чего ты хочешь от меня, монах? Я и так поставил тебе целый бочонок. Боже, как же болит голова!
— Сын мой, вас искала герцогиня Изабелла.
— Чего надо этой драной шкуре?
— Сеньор, пожалуйста, попридержите язык, если не хотите расстаться с головой!
— Чем это так смердит, отче, словно здесь сдохла дюжина кошек?
— Боюсь, это от вас, сын мой.
— Вот я свинья…
Глава 71. Маскарад
После весьма содержательной беседы с Дафной друзья вернулись в школу маэстро Майнера и завалились спать. Запас их физических и душевных сил был истощён до крайности. Весь следующий день и ещё половину они отлёживались за надёжными стенами. Приятели пили горячие куриные бульоны
— Экий ты нынче скромняга, — заметил Ваноццо, потирая заживающую ногу, удобно устроенную на мягкой подушке поверх тюфяка.
— Хвастаться будем, когда освободим Спермофилуса, — проворчал де Брамини, притягивая к себе бочонок с вином. — Рекомендую и вам пока воздержаться от чрезмерной словоохотливости, потому как всякий в Конте знает: с собаками шутки плохи.
— Спасать Суслика, конечно, надо, но как? — задумчиво изрёк де Ори, подкручивая тонкий ус.
— Предлагаю найти компанию Псов и снять с них рясы. Затем останется только проникнуть в обитель и вытащить оттуда барбьери, — смело заявил Джулиано. — До тех пор, пока продолжается маскарад, это будет проще простого.
Ваноццо аж присвистнул от такого дерзкого плана.
— Хм, допустим, твоя авантюра удастся, — произнёс Пьетро задумчиво, — и мы попадём в святая святых Псов господних. А что дальше? Где искать Суслика? И потом, войти в обитель легко, для этого даже переодеваться не надо: подходишь к воротам и кричишь: «я злоумышлял против господа нашего и святой матери церкви»! И всё, ты уже внутри. Неясно только, как после этого выйти за стены на своих двоих? Или ты предлагаешь пробиваться назад с боем?
— Это чистое самоубийство, — пробормотал Ваноццо.
— Я с тобой полностью согласен, дружище, — подтвердил де Брамини.
— У вас есть другие предложения? — спросил Джулиано чуть насмешливо.
Подогретые вином приятели вышли на вечернюю улицу столицы. Здесь между джудитским гетто и торговыми кварталами северных ворот гомон ликующих народных масс едва ощущался. У первого же случайного лоточника друзья приобрели самые простые белые маски смерти с плохо обработанными, неровными краями. Прикрыв лица, наши герои двинулись дальше, сохраняя инкогнито.
Чем ближе Джулиано, Пьетро и Ваноццо подходили к площади Святого Федерико, тем веселей становилась толпа и разнообразнее мелькающие в ней маски. Среди личин теперь попадались не только дешёвые поделки на один раз, но и изящные старинные маски с полудрагоценными камнями, золотой и серебряной фольгой. Иногда в людской гуще бледными призраками возникали угловатые слепки лярв — неупокоенных духов злых людей. Проплывали мимо молчаливые чёрные моретты, крепившиеся к лицу в области рта за счёт пуговицы на внутренней стороне, которую женщины держали во рту. В изобилии пестрели носатые личины чумных докторов и кошачьи морды — ньяги — любимые маски венетцев. Попадались скалящиеся Арлекины в алых колпаках. Несколько раз Джулиано видел образы изысканных сеньорит в вуали и перьях, под которыми скрывались вовсе не хрупкие таинственные незнакомки, а чьи-нибудь хмурые телохранители. Монахи, наряженные в рубища, обнимались с нищими в одеждах святой братии. Пьяные куртизанки в мундирах кирасир с морионами на головах весело гарцевали на спинах полуголых клиентов, собирая огромные сборища зевак напротив дверей своих заведений. Всё это превращало древний город в один огромный ярмарочный вертеп, полностью сбросивший с себя весь наносной лоск и тысячелетние устои истианской морали. Как сорвавшийся с цепи пёс, опьяневший от внезапной свободы, Конт стал буен, опасен и неуправляем.