Искра жизни. Последняя остановка.
Шрифт:
Лебенталь уже читал.
— От какого числа? — прервал Пятьсот девятый.
— 11 марта 1945 года. А сегодня какое?
Никто не знал, был ли еще конец марта или уже наступил апрель. В Малом лагере они разучились считать. Однако знали, что 11 марта уже миновало некоторое время тому назад.
— Дайте мне посмотреть быстро, — сказал Пятьсот девятый.
Не обращая внимания на боли, он подполз к углу, где они держали одеяло. Лебенталь отошел в сторону. Пятьсот девятый бросил взгляд на Листок бумаги и прочел. Узкий круг угасающей спички как раз осветил заголовок.
— Прикури
Бергер сделал это, пока тот стоял на коленях.
— Зачем ты сюда приполз? — спросил он и сунул ему в рот сигарету. Спичка погасла.
— Дай мне листок, — сказал Пятьсот девятый Лебенталю. Тот исполнил просьбу. Пятьсот девятый сложил листок и положил под рубашку. Он ощущал листок собственной кожей. Потом он сделал затяжку.
— Вот, передай сигарету дальше.
— Есть здесь курящие? — спросил тот, кто дал спички.
— Ваша очередь тоже подойдет. Каждому по затяжке.
— Я не хочу курить, — простонал Аммерс. — Хочу сахара.
Пятьсот девятый вернулся ползком на свою кровать.
Ему помогали Бергер и Лебенталь.
— Бергер, — прошептал он чуточку спустя — Теперь ты в это веришь?
— Да.
— В то, что город бомбили, это все так?
— Да.
— А ты тоже, Лео?
— Да.
— Мы выберемся отсюда — мы должны…
— Все это мы обсудим завтра, — сказал Бергер. — А теперь спи.
У Пятьсот девятого кружилась голова. Он считал, что это от затяжки сигаретой. Маленькая красная точка света, прикрытая ладонью, бродила по бараку.
— Вот, — сказал Бергер. — Выпейте еще сахарной водички.
Пятьсот девятый выпил.
— Берегите остальные кусочки, — прошептал он. — Не кладите в воду. На них можно выменять еду. Настоящая пища важнее.
— Еще есть сигареты, — прохрипел кто-то — Раздайте их всем.
— Здесь ничего больше не осталось, — ответил Бергер.
— Не может быть! У вас еще есть. Выкладывайте!
— То, что принесли, предназначается для обоих из бункера.
— Ерунда! Это для всех. Давай сюда!
— Будь осторожен, Бергер, — прошептал Пятьсот девятый. — Возьми дубинку. Сигареты надо выменять на еду. И ты, Лео, будь осторожен!
— Я и так начеку.
Было слышно, как ветераны собираются в одну группу. Люди на ощупь пробирались сквозь темноту, падали, ругались, дрались и кричали. Другие, лежавшие на нарах, тоже начали кряхтеть и шуметь.
— Эсэсовцы идут, — крикнул Бергер.
Мельканье, ползанье, тычки, стоны — потом все стихло.
— Эта затея с куреньем была ненужной, — сказал Лебенталь.
— Ты прав. Остальные сигареты спрятали?
— Уже давно.
— Надо было и первую приберечь. Но когда такое случается…
Пятьсот девятый вдруг почувствовал себя вконец изможденным.
— Бухер, — спросил он еще, — ты тоже слышал?
— Да…
Пятьсот девятый ощутил, как едва заметное головокружение переходит в сильное. «Форсировали Рейн», — подумал он и почувствовал дым сигареты в легких. Он вспомнил, что недавно уже было такое ощущение: «Только когда все это было? Дым, мучительный и неотступный. Нойбауэр? Да. Дым его сигары в то время, как я лежал на мокром полу. Казалось, это уже давно прошло. Только на мгновение
И тут наплыл другой дым, дым города, дым Рейна. И тогда ему вдруг пригрезилось, что лежит он на объятом туманом лугу, который куда-то все наклоняется и наклоняется, и вот все стало ровным и пологим и впервые без страха погрузилось в темноту.
VIII
Сортир был заполнен скелетами до отказа. Из длинной очереди кричали, чтобы они управлялись побыстрее. Часть ожидающих лежала на земле, извиваясь в судорогах. Другие сидели на корточках в страхе близ стен и испражнялись, когда становилось уже невмоготу терпеть. Один человек выпрямился во весь рост, как аист, задрав ногу и опершись одной рукой о стену барака, и с раскрытым ртом смотрел куда-то вдаль. Он стоял в этой позе некоторое время и вдруг замертво упал. Такое порой случалось: скелеты, которым едва хватало силы, чтобы ползать, неожиданно мучительно распрямлялись; простояв какое-то время с угасающим взором, они валились как подкошенные, словно их последним желанием перед смертью было еще раз выпрямиться во весь рост, как нормальные люди.
Лебенталь осторожно переступил через мертвый скелет и направился к сортиру. Сразу же послышалось возбужденное шипенье. Стоявшие вокруг подумали, что он норовит пролезть вне очереди. Его оттащили назад и стали бить тощими кулачками. При этом никто не рисковал выйти из очереди, ведь потом уже никто не пустил бы обратно. Скелеты повалили его и стали топтать ногами, но больно не было, ведь для этого требовалась физическая сила.
Лебенталь встал. Он не хотел обманывать. Он разыскивал Бетке из транспортного отряда. Ему сказали, что Бетке должен быть здесь. Некоторое время он еще подождал на достаточном удалении от переругавшейся очереди.
Дело в том, что Бетке был клиентом в связи с коронкой Ломана. Но он не явился. Лебенталь не мог понять и то, какие у Бетке могли быть дела в этом вшивом сортире. Правда, и здесь чем-нибудь торговали, однако такой бонза, как Бетке, мог прокручивать подобные дела в иных условиях.
В конце концов Лебенталю надоело ждать, и он направился к помывочному бараку. Это было небольшое строение, примыкавшее к сортиру, с длинными цементными корытами, над которыми были установлены водопроводные трубы с маленькими отверстиями. Там толпились группы заключенных. В основном, чтобы напиться или взять с собой воды в жестяных банках. Здесь всегда не хватало воды, чтобы по-настоящему помыться, а кто в надежде на это раздевался, всегда боялся, как бы не стащили вещи.
В помывочном помещении уже разместился более серьезный черный рынок. В сортире шли в ход хлебные крошки, отбросы и сигаретные окурки. А здесь обосновались мелкие предприниматели, люди из трудового лагеря.
Лебенталь с трудом протиснулся вперед.
— Что у тебя? — спросил он кого-то.
Лео окинул человека беглым взглядом. Это был оборванный заключенный с одним глазом.
— Ничего.
— У меня есть морковь.
— Неинтересно. — В помывочном помещении Лебенталь вдруг оказался более решительным, чем в двадцать втором бараке.