Искушение чародея (сборник)
Шрифт:
Он поднялся на полуразрушенную стену и замер — медведь, о котором Олег совершенно забыл, стоял с другой стороны стены и, увидев его, грозно зарычал. Разделявший их поток шириной в полметра не был препятствием для хищника. Олег выдернул из дрели обрубки копий, готовясь к безнадежной схватке. Медведь зарычал громче — и в этот момент в его шкуру вонзилась стрела, и тут же, рядом, — еще одна.
Дик с Казиком бежали по полю.
Медведь с ревом повернулся к ним. Казик на мгновение остановился и выстрелил еще раз, попав хищнику в морду. Разъяренный, он тут же устремился к обидчикам.
Дик уложил медведя одним сильным
— Спасибо, — сказал Олег, — если бы не вы с Казиком…
Он не успел договорить: Дик, повернувшись с искаженным от злости лицом, ударил его. Олег, не ожидая этого, упал.
— Ты дурак! Твоя глупость погубит нас! Ты…
— Дик, смотри! — закричал Казик, показывая на холм. — Смотри, там вода! Олег сделал! Мы сделали!
Он побежал к холму.
— Пойдем, — сказал Олег, поднимаясь, — ты увидишь все сам.
Втроем они свалили последний камень, и поток воды еще увеличился. Небольшой пруд был уже глубиной по пояс, и он постепенно заполнял старое русло.
— Надо возвращаться в поселок, — сказал Дик. Он по-прежнему сердился. — У нас ни одного целого копья.
— Давайте подождем, пока вода все заполнит, — глаза Казика возбужденно блестели, — интересно же!
Олег встал.
— Дик прав, надо идти.
Он хотел улыбнуться, но вместо этого поморщился — скула, по которой врезал Дик, еще болела.
Сборы были недолгими, и вскоре они уже шли к лесу. Казик постоянно оглядывался, а Олег думал о том, что еще можно сделать с камнем, и воображение его уже рисовало стену, окружающую холм, прочные и просторные дома с белыми стенами, площадь у основания холма — там, где он был пологим, — и школу на его вершине, из окон которой всегда видны горы.
— Ну как, получилось? — спросил Олег.
— Попробуй, — с довольным видом ответил Казик.
Два ровных каменных блока лежали один на другом. Олег попытался сдвинуть верхний, но у него ничего не вышло.
— Позвать кого на помощь? — ухмыльнувшись, предложил Казик.
— Значит, склеил.
— Ага. Чистоплюй постарался!
Необычного зверя поймали в лесу, недалеко от озера и поместили в клетку. После кормежки Чистоплюй регулярно выдавал порции клея, который Казик предложил использовать для соединения каменных блоков. Их выламывали у вершины холма, а потом ровняли долотом и шлифовали шкуркой из твердой скорлупы кокоса.
— Ну, с чего начнем? — с энтузиазмом спросил Казик.
С вершины холма, со всех сторон окруженного водой, хорошо был виден новый поселок. Невысокая изгородь окружала две улицы с небольшой площадью в месте их пересечения. Мастерскую построили недалеко от вершины, и она стала первым каменным зданием. Возле моста через ручей Вайткус проверял сеть — в проточной воде рыбы всегда было много. На небольшом пляже играли дети, Марьяна и Лиз следили за ними.
Олег взглянул на горы. Уже наступила осень, экспедиции к «Полюсу» в этом году не будет. Ничего, пойдем следующим летом. Как-то незаметно из разговоров о
— Так что? — нетерпеливо спросил Казик. — Что будем строить?
Олег встряхнулся от своих мыслей и улыбнулся.
— Может, детский сад?
— Серьезно?
— А почему нет? Детей будет больше. Пойдем, поговорим с Сергеевым.
Ника Батхен. Неприкасаемые
— Степень деградации зависит от уровня, которого человек достиг к моменту изоляции, и от его характера. Но мы не можем ставить исторический эксперимент на одной сложившейся особи. Мы говорим о социуме.
Может ли группа людей в условиях изоляции удержаться на уровне культуры, в каковой находилась в момент отчуждения?
Снился дождь — нездешний, свежий. На планете с красивым именем Амфитрита вода с неба струилась, лилась и капала четыреста дней в году из четырехсот сорока одного. В промозглой сырости плодились бесчисленные грибки и водоросли, любой забытый кусок хлеба тотчас превращался в неаппетитную кашицу, любая царапина начинала гноиться. А Павлышу мнился совсем другой дождь — пронизанный буйным солнцем, заблудившийся в тополиных дорожках Нескучного сада. Марина, скинув мокрые босоножки, с хохотом прыгала через лужи, белый шарф вздрагивал за плечами, словно крылья совы. Он бежал следом, придерживая локтем неудобную дамскую сумочку, задыхаясь от счастья. В пузырящихся ручьях отражались глупые тучи, по аллее с веселым визгом носились дети, впереди было целое лето… Марина вернется из экспедиции через год, он на два месяца раньше. И каждый день будет ходить в парк, есть мороженое, сидеть на древней скамеечке у еще более древней библиотеки. Ждать. Ее.
Запахло кофе — сосед Павлыша, экзобиолог Жанно, всегда отвлекался от джезвы, и благородный напиток бездарно выкипал на горелку. Тотчас по коридору прошуршал гусеницами каютный робот, спеша ликвидировать непорядок. Павлыш понял, что уже проснулся, и медленно сел на постели. Приступать к делам ему не хотелось. На Ракушке (так шутники называли РА-58347, наблюдательную станцию на планете) работы набиралось немного. Десяток штатных сотрудников, заезжие наблюдатели раз в году, на полтора месяца лета. С бесконечными насморками и простудами могла справиться и медсестра, и госпитальный робот. Дело было в другом.
Зарядка взбодрила доктора. Смахнув с лица щетину, он принял душ, надел свежий светлый костюм, старательно затянул галстук. Кто бы поверил… В кармане пиджака жалобно пискнул анализатор. Павлыш высадил устройство на тумбочку и поменял батарейку, потом пошарил в одежде, выгрузил два цветных камешка, универсальный нож с шестью лезвиями, шоко-тоник, старинный латунный ключ, шалфейный леденец и пуговицу. Привычка набивать ерундой карманы была неистребима, даже психотехники оказались бессильны. Доктор Китайчик, с которым довелось поработать в ледяных пустынях Титана, немало потешался — на абсолютно пустой планете, в корабле, где каждый винтик и каждый фантик подвергают учету и полной утилизации, Павлыш все равно находил пестрый мусор. И доставал его в нужный момент.