Испанские шахматы
Шрифт:
– Мы же собрались поужинать, - напомнил Глинский, притормаживая у небольшого уютного ресторанчика.
– Вы обещали.
– Я в старом свитере, - отнекивалась девушка.
– И вообще, мне неловко. Зачем все это? Вы зря потратите деньги.
– Заботитесь о моем кошельке?
– развеселился он.
– Лучше подумайте, что бы нам заказать.
– Я не разбираюсь в блюдах, - покраснела она до слез.
– Меня никто никуда не приглашал ни разу.
– Значит, пора начинать!
Заказ ему пришлось делать самому. Грёза не очень хорошо управлялась
– Я далеко не сразу научился этой премудрости, - объяснил он.
– Мой отец работал в котельной, а мама возилась со мной и братом-инвалидом. У нас дома за столом было не до церемоний - наесться бы досыта. Наверное, наша жуткая бедность заставила меня рано искать способ заработать побольше денег.
Его шокировала собственная откровенность. До сего момента он никому не рассказывал о своей семье, даже Ирбелину. Кому интересны чужие проблемы? Но Грёза слушала, внимая каждому его слову. Это ее не отталкивало, а, напротив, сближало с Глинским.
– Все-таки у вас есть родители, - вздохнула она.
– И брат.
– Отец умер два года тому назад, - без тени горечи сказал Глинский.
– А мама и брат живут за городом, на моем содержании. Я отсылаю им достаточно, чтобы они ни в чем не нуждались.
Грёза посмотрела на него другими глазами.
– Вам трудно было становиться на ноги?
– с сочувствием спросила она.
– Это уже в прошлом.
Он ловил любопытные взгляды мужчин и женщин, сидевших за соседними столиками - его блестящая наружность слишком контрастировала со скромной внешностью и одеждой Грёзы. Они представляли собой странную пару.
– Пойдемте, потанцуем?
– желая эпатировать публику, предложил Глинский.
Грёза совсем растерялась, но послушно встала и доверчиво положила руку ему на плечо. Ее прикосновение потрясло Жоржа - он никогда еще не испытывал подобного ощущения: затопившей его нежности и потребности отдать всего себя этой едва знакомой молодой женщине с таким трогательным изгибом губ, с непослушными завитками волос вдоль щек, с дрожащей голубоватой жилкой на шее. Эта жилка отсчитывала теперь не только ее, но и его пульс. Полнота жизни раскрылась для Глинского так просто и ясно, что дыхание его стеснилось, и он некоторое время молчал, привыкая к этому новому состоянию.
Они двигались в танце, завороженные друг другом, очарованные звуками медленного фламенко.
– Испанская музыка, - голос Жоржа сел от волнения.
– Вам нравится?
Она кивнула.
Ресторанчик назывался «Дон Кихот». Интерьер был выдержан в мавританском стиле, а на стенах висели пейзажи с ветряными мельницами и портреты черноволосых красавиц в кружевных мантильях. В центре зала в подсвеченной нише стояла скульптурная группа: хитроумный идальго Дон Кихот верхом на Росинанте и его верный оруженосец Санчо Панса.
– Между прочим, испанские мастера обожают изготовлять комплекты шахматных фигур по мотивам романа Сервантеса, - блеснул эрудицией Глинский.
– И вообще… писатель вложил в уста одного из героев
Грёза вздрогнула и слегка отстранилась, поднимая на него глаза.
– Символом… жизни?
– переспросила она, холодея.
– Да.
Глинский не понимал, насколько разным было их отношение к прозвучавшей фразе.
– Я… хочу чего-нибудь выпить, - прошептала она.
Он проводил Грёзу к столику и налил ей красного вина, улыбнулся, вовлекая ее в разговор:
– Вы, кажется, любите играть в шахматы?
– Я не умею играть! Вернее… я играю… по-другому. По-своему!
Она предпочла не объяснять как.
В центр зала, на маленькую площадку для танцев вышли профессиональные исполнители фламенко, мужчина и женщина, оба высокие, гибкие, со жгуче-черными волосами, и сразу приковали к себе всеобщее внимание. Она - в ярком платье с воланами, с цветком в прическе; он - в черном, расшитом блестящим узором прилегающем костюме. Начался танец огня: феерия страсти, любовной тоски и смертельной истомы. Прищелкивания пальцами, стук каблуков, нервная дрожь губ, рвущаяся наружу чувственность, рожденная под жарким небом Андалузии…
– Фламенко - страшный танец, - шепнул Глинский, наклоняясь к девушке.
– Он выворачивает душу наизнанку. Нечто сродни цыганской магии. Шаманство, легализованное на подмостках испанских таверн! От этих ритмов мороз идет по коже. А? Поглядите-ка, никакой, казалось бы, эротики, партнеры не смеют коснуться друг друга, они словно соперничают, заклинают темное в себе, сжигают его!
Грёза подняла на него глаза с мелькнувшей в них искрой безумия. Взрыв аплодисментов проводил танцоров, наступившая затем тишина оглушила.
– Хотите еще выпить?
– предложил он.
Она молча кивнула. После второго бокала вина ее потянуло на откровенность. Глинский терпеливо выслушал историю о доставшемся ей в наследство старинном сундучке с шахматами, отсутствующих четырех фигурках и, наконец, о чудесном появлении белого короля.
– Я связываю это с вами, - призналась Грёза.
– Вы решили меня разыграть!
– Помилуйте, при чем здесь я?
– Разве вы не были знакомы с Фаиной Спиридоновной?
– Уверяю, нет.
Она посмотрела на молодого человека ласково-снисходительно, делая вид, что верит басням шаловливого проказника, и добавила:
– Впрочем, Полина и Варвара обещали вспомнить, куда могли подеваться фигурки.
– А они знают?
– Надеюсь.
Ольга устала - она спасалась от бессонницы, просиживая за компьютером ночи напролет. Утомительные часы, проведенные за работой, помогали на время отстраниться от горьких раздумий. Ольга занималась переводами с английского технических текстов, деньги ей платили небольшие, но в сумме с пенсией по инвалидности на жизнь хватало. Кроме того, она еще не полностью израсходовала вырученные от продажи квартиры средства.