Исповедь банкрота
Шрифт:
Итак, меня еще раз предупредили. Что будет нелегко и в суровых условиях, но я все же рискнул поехать и не пожалел. Уже потом, на следующий год, я говорил здравицы этому послушанию, всемерно делал рекламу этому послушанию для новых трудников.
– Вот только там – настоящее мужское послушание во Славу Бога!
– Вы еще такого не испытывали!
– Машина времени! Возвращаешься на 500 лет назад!
– Поезжайте и даже когда будете умирать, Пушлахта будет стоять у вас перед глазами!
…И все в том же духе. Благодаря, наверное, моим восторженным воспоминаниям на следующий год недостатка в желающих поехать туда не было, да еще выбирали, кому ехать. И я не кривил душой, помимо работы на грани своих тогдашних физических сил, я ощутил в этом путешествии необыкновенную радость. Старшим у нас был благодатный иеромонах отец Зосима,
Погрузились мы на монастырский кораблик. Погода стояла теплая, небо ясное, ко мне еще раз подошел наш разводящий по работам, инок N, человек высокой духовной жизни, сын известного человека в стране, и спросил:
– Точно ли я смогу поехать, смогу ли я выполнить тяжелое послушание?
И я ответил:
– Да, отче!
Пушлахта находится примерно в 120 километрах к востоку от нашего архипелага, в очень глухом месте, где сохранились еще традиции и предания беломорских поморов. Шли мы к этой деревеньке по морю часов десять. Сначала вся братия находилась на палубе, пообедав, мы все наблюдали резвящихся на водной глади нерп и белух. Блик солнца искрился на темно-синей ультрамариновой акватории моря. Некоторые кормили чаек оставшимся после обеда хлебом, и их гвалт еще долго нас сопровождал.
Маленький кораблик слегка покачивало, и он шел ровно и уверенно. Белые ночи были в самом зените. Часов в 9 вечера я от мерного покачивания катерка часто заморгал глазами, начал зевать, и захотелось отдохнуть в горизонтальном положении – попросту поспать. Выделили мне… ну даже и не знаю, как эту щель назвать… Под палубой отсек 70 см x 1,5 метра, высотой 60 см, где нельзя было даже присесть. Можно добавить, что надо мной на полу палубы расположились ночевать другие трудники, так что мой входной люк был застлан матрасами и я даже при желании не смог бы подняться наверх. Короче, людям, страдающим клаустрофобией, здесь не понравилось бы.
Я подремал и попросился на воздух, разбудив спящего брата наверху. Выбрался на палубу – была полночь, и я замер в восхищении от увиденного пейзажа! Благословенные! Я исколесил всю Россию и был в 24 странах мира – от необитаемых островов в Индийском океане до Парижа, от Африки до Скандинавских стран, – меня трудно удивить. Но такое я увидел первый раз в своей жизни. Это было как продолжение сна… Представьте – вокруг лилово-сиреневая бездна, из-за туманности не видно горизонта. Мы как бы невесомо зависли в мареве красивейшего заката. Ты стоишь на борту волшебного корабля и будто летишь и растворяешься в лиловом океане фантастического мира. Время остановилось, и ты не знаешь, где мы – на земле, или в раю, или на какой-то волшебной, далекой планете. Оторваться от зрелища невозможно. Сам собой открывается рот, и, не помня ничего на свете, забываешься в этом сиреневом блаженстве.
Прибыли на место в два часа ночи, нас отвезли ночевать. От усталости и от пережитого мной сиреневого видения я быстро уснул. Ночлег нам с братиями отвели в большой светлой комнате, помещение находилось в «тутошнем» одноэтажном деревянном здании – в центре поселка. Сия избушка была построена в 60–70-х гг. прошлого столетия. Помимо гостевой нашей комнаты здесь находились еще и кабинет главы деревеньки, продуктовая лавка, закуток под почту. «Удобства» на улице. А так как было начало июля – комариное время, то рекомендовалось ходить в эти «удобства» с «насекомоотпугивающим» средством. Возле этого центра в 20 метрах бил фонтаном источник с природной минеральной водой. Вода была с некоторым специфическим вкусом. Братия этой водой умывалась, чистила зубы, мы ее пили и набирали ее для чая. Утром по пробуждению совместно помолились. Каждый по очереди вычитывал одну из молитв в утреннем правиле. Потом нас отвезли к деревянной пристани, к нашему кораблику, как впоследствии оказалось – к нашему неизменному месту трапезы.
Деревня расположена на берегу Беломорской губы, в первозданном девственном месте, вокруг леса, где на 150 километров нет других поселений. Надо сказать, что люди здесь уникальные. Вот мы все говорим о себе – мы русские. А каждого «копни», даже не углубляясь в родословную, и окажется, что отец наполовину мордвин, а бабушка с Украины и прадедушка – татарин. Здесь же люди – русские в настоящем смысле этого слова, в связи с обособленностью
Местное начальство нам выделило «газон», который возил поленья от места распиловки стволов сосен к причалу. Какого он был года выпуска, я затрудняюсь сказать, похоже, он был ровесником сталинских репрессий. Древний антиквариат, с которого сыпалось все. И вот в течение шести благословенных дней мы возили на пристань поленья и ими загружали наш кораблик. После полной загрузки он уходил на Соловки и приходил новый катер с понтоном.
Так как я в последние годы тяжелей портфеля ничего не поднимал, у меня быстро выступила испарина. Появились учащенное дыхание и высунутый от усталости язык. И в первый же день я оступился и моя нога попала в щель между причалом и понтоном, от ушиба она опухла в области колена. Сразу возник помысел – мол, пора «валить» назад в монастырь – поподвижничал, и хватит. Но как-то стало стыдно уезжать, остался, хотя меня и отговаривали. К тому же приехал отец Порфирий, наш наместник обители, и я, вдохновленный его присутствием, больше не помышлял ретироваться. Утром по пробуждении все оставшиеся пять дней – у меня болело все. Для того чтобы подняться с кровати на работу, я просыпался на полчаса раньше общего подъема. Сначала открывался один глаз, через три минуты другой, с величайшим трудом я как-то умудрялся раскачаться и сползти с кровати на четвереньках – на этот финт у меня уходило минут десять. Минут через 15 я уже мог принять вертикальное положение и идти умываться.
Братия меня на работе оберегала, тяжелые поленья они грузили сами, а мне давали более легкую работу. Как это мне было необычно, что кто-то искренно сочувствует и заботится обо мне. Именно в Пушлахте я и начал по-настоящему возрождаться духовно, оттаивать душой. Вечером мы ходили на местную речушку купаться, водичка была чистейшая и студёная и после трудного рабочего дня буквально возрождала нас.
К шестому дню послушания меня силы стали оставлять, да и ребята уже не так энергичны, как в первые дни. Нам всем подавал пример отец Зосима. Несмотря на возраст и перенесенную несколько лет назад операцию, он был бодр и радостен. Братия старалась оберегать его от какой-либо работы, но это нам не удавалось, батюшка всегда рвался в эпицентр работы, и помимо своего руководства и ценных советов, умудрялся еще и работать с нами физически.
Перед отплытием на архипелаг он еще отслужил литию по усопшему в начале двадцатых годов прошлого века священнику местной церкви, при социализме превращенной в клуб и сейчас закрытой. Перед отплытием все думали, какая будет погода на море. Легенды ходили, что иногда трудники отсюда добирались до монастыря не за 10 часов, а за 30. К тому же последние 25 часов были на пустой желудок, так как содержимое его из-за качки на море быстро извергалось вон из организма. И организмы были несколько вялого вида, и лица были несколько бледного оттенка… Но нам благоволил Господь, мы пришли назад даже не за 10 часов, а за 8, по прекрасной погоде.