Исповедь Оранты

Алеся Ледео

«Как же чудесен этот дождь!» – думала про себя Шейна, всматриваясь в микроскопические капельки жидкости на мокром окне. Ей в ту минуту больше всего на свете хотелось пробежать босиком по сырой траве, не думая ни о чем, не смеясь и не плача. Просто убежать отсюда, из душного величественного зала, вырваться на долгожданную свободу, остаться, наконец, одной, избавиться от надоедливого внимания всех этих разодетых и льстящих друг другу людей. Но что-то останавливало ее. И она знала что. Отсутствие в ее характере смелости и неоправданного риска мешали осуществить задуманное. Именно поэтому спасительные мысли оставались просто мечтой. Шейна не могла преступить сомнительную грань между желанием и действительностью, может

быть, поэтому свои бесчисленные измышления она воплощала другим способом – записывала их на бумаге. Такие нехитрые манипуляции помогали ей с пользой применять приходившие ей в голову сюжеты. Но кто знает, может быть когда-нибудь, она смогла бы переступить эту сдерживающую и пугающую ее грань? Но какой бы стала окружающая действительность, если бы странные мысли Шейны нашли воплощение в реальности… в той самой реальности, которую нельзя изменить, переписав неудачно написанные строки?

«Где же она?» – тихо проносились эти слова в голове Шейны. «Где?» – они эхом отражались вновь.

Джоанны нигде не было. После завершения свадебной церемонии и всей кутерьмы с документами, подтверждающими законный брак Руперта Кольстада и Джоанны Линчетт – новоявленной Кольстад, последняя будто растворилась среди шумной толпы, ни на секунду не умолкавшей и гудевшей так, словно до этого дня ей было запрещено говорить, а теперь она с удвоенной силой пыталась наверстать упущенное.

Внезапно череда событий начала немного проясняться. Шейна вспомнила какие-то смутные объяснения Джоанны о том, что у нее закружилась голова и ей нужно несколько минут отдохнуть.

«Ничего серьезного», – сказала она тогда. – «Мне просто нужен покой. Я скоро спущусь».

Но, посмотрев на часы, Шейна убедилась, что с того момента прошло гораздо больше «нескольких минут».

«Ну, конечно, Джоанна все еще наверху! Да она, наверное, всего-навсего, заснула», – думала Шейна, поднимаясь вверх по лестнице. Но чем ближе она подходила к нужной двери, тем чаще колотилось сердце в ее груди, тем сильнее дрожали влажные руки. Странное ощущение неизвестности, смешанное со страхом, расплескалось внутри, словно молоко, разлитое на кухне. Оно затопило сознание, вырвавшись вперед, не уступая место другим чувствам, захватило разум цепкой хваткой и не отпускало его. Но вот Шейна уже дотронулась до металлической ручки, открыла, как показалось ей тогда, необыкновенно тяжелую дверь, и увидела ее, Джоанну в прекрасном свадебном платье, тело которой безжизненно лежало на гладком, сверкающем от солнечных лучей, бьющих в окна, паркете. Невольно слезы потекли из мутных глаз оторопевшей Шейны. Она не могла вымолвить ни звука, не то, что крикнуть, настолько плотно были сжаты ее губы. Не медля больше ни секунды, Шейна рывком бросилась к подруге, достала из сумочки небольшое зеркальце и поднесла его к ее рту. Через мгновенье она с ужасом отбросила его в сторону. Кто-то с силой ударил Шейну по голове чем-то тяжелым, и она без сознания упала к ногам застывшей навсегда Джоанны, успев негромко вскрикнуть. Да, без сомнения, Джоанна Кольстад была мертва. Зеркало рассказало Шейне об этом. И не только. Оно показало ей глаза убийцы, смотрящие на нее леденящим и жестоким взглядом, который она никогда уже не смогла забыть.

Как только Сивилла Кольстад, поднимаясь по лестнице, услышала слабый крик, доносившийся из распахнутой двери, она, не мешкая, ворвалась в комнату, на полу которой в неестественном положении лежали две девушки. Больше там никого не было. Долго не раздумывая, Сивилла с визгом бросилась вниз, умоляя, чтобы кто-нибудь как можно скорее, не медля, вызвал полицию.

Через некоторое время стражи порядка уже прибыли на место свершившегося весенним днем злодеяния. В первую очередь они дали распоряжение никого не выпускать из здания, пока не закончится опрос свидетелей. А затем вместе с только что приехавшим судебным

экспертом сразу удалились, скрывшись из виду на лестничном пролете.

Волнение в зале с каждой уходящей в вечность секундой все нарастало. Люди в недоумении озирались по сторонам, пытаясь безрезультатно понять, что, в конце концов, здесь произошло. Сивилла Кольстад, сидевшая в окружении своего брата, Евы Эдели, которая, как ей было известно, работала секретарем у Руперта, и миловидной, слегка нервозной Мелании Матинесс, вечно накручивающей свои волосы на длинные пальцы, была очень напряжена. На ее лбу через тонкую кожу отчетливо проступала вздувшаяся венка светло-фиолетового цвета.

– Я, я не знаю, кто мог такое сотворить, – с ощутимым надрывом в голосе безуспешно пыталась объяснить свои полыхающие, подобно пламени, не находящему выхода, чувства Сивилла. – Я видела…видела своими глазами два распростертых на паркете тела так близко… Не могу поверить в то, что твоя невеста, вернее я хотела сказать, теперь уже твоя жена, Руперт, мертва… О боже! Неужели ее убили? Но кому понадобилось это совершать?

– Прошу тебя, не нужно паниковать, Сивилла, – пытался охладить ее переливающиеся через край эмоции Руперт. Вполне возможно, что все обстоит вовсе не так, как тебе представляется.

– Не так? О чем ты? Нет, нет, если бы ты видел ее застывшие веки, сжатые от боли темно-синие губы, ее лицо, искаженное в предсмертной агонии, ты бы так не говорил.

– Мне кажется, – вмешался в разговор слегка хрипловатый голос Евы Эдели, – что пока мы не узнаем от полиции все обстоятельства случившегося, не стоит раньше времени хоронить Джоанну.

– Я знаю, что она мертва. Я видела ее безжизненное тело, распластанное там, на полу. Другие доказательства мне не нужны. Кроме всего прочего, у меня есть смелая догадка, кто продумал и совершил это, несомненно, выгодное убийство.

– Сивилла, – громко проговорил Руперт ее имя, – твои догадки никого не интересуют. Оставь свои домыслы у себя в голове.

– Хм, ты глубоко заблуждаешься, – чуть ли не кричала Сивилла Кольстад, – мои, как ты называешь, домыслы, будут интересны полиции.

– Так кто же, по вашему мнению, является, хм, убийцей? – вновь вмешался голос Евы.

Сивилла, видимо решив, что она вовсе не обязана отвечать на задаваемые ей вопросы, закурила, затем встала, бросив на каждого взгляд, переполненный презрением, и ушла. Но вдогонку успела выкрикнуть:

– Вы все скоро это узнаете! Да, и не сомневайтесь в …

Последние слова невозможно было разобрать из-за гулкого шума, который ни на минуту не покидал взволнованный зал. Но как переменилось после этого лицо Руперта. От красноватых пятен на щеках, появившихся вследствие духоты, не осталось и следа. Оцепеневшие стеклянные глаза смотрели теперь вслед удалявшейся фигуре Сивиллы с хмурого, отчего-то побледневшего лица.

Глава 7.

На следующий день инспектор Нордберг и его молодой помощник, подающий большие надежды на будущее, Виктор Лебель, сидя в душном служебном помещении на втором этаже городского здания полиции, были весьма озадачены возникшей перед ними непростой проблемой, требующей правильного и однозначного решения.

По угрюмому выражению лица главного инспектора полиции можно было безошибочно определить, насколько они продвинулись к разгадке этого таинственного преступления, совершенного среди бела дня при опасности быть замеченным кем-нибудь из гостей, приглашенных на свадьбу. Точно заведенный, он расхаживал взад-вперед по кабинету, привыкшему видеть своего владельца в таком состоянии. По всему было видно, что это дело его очень озадачило. Несколько горизонтальных морщин избороздили и без того не молодое лицо. Пройдя вот так по кабинету не меньше пятнадцати раз, он остановился у плотно закрытого окна, и, смотря вдаль проезжавшим внизу машинам, еще сильнее сдвинул густые брови.