Исповедь палача

Меркушев Арсений Викторович

— Вот видишь, Саша. Ты не можешь допустить даже мысли об этом. — Пожилой человек на мгновенье задумался, а потом продолжил. — Я, кстати, тоже. Разумом понимаю — как надо поступить, и этим же разумом понимаю, что остановить махину войны мы уже не можем.

Мы сейчас похожи на бегуна, который хотел перепрыгнуть с разбега через канавку, и разбежался, и скорость набрал. И увидел, что это не канавка, а глубокая и широкая расщелина. И нужно или тормозить изо всех сил, или еще скорости прибавить. Что делать будем, Саша? Подумаем? Прыгать будем. Или будем подумать? Ты не поверишь, но я сделал невозможное — уезжая я убедил Совет подождать с началом Большой

Войны. И попытаться договориться.

— Что!?

— Саша, ты меня слышишь, но не слушаешь. Я не сказал — не воевать, я сказал — подождать.

Сейчас голоса разделились. Большинство за продолжение атаки на Орден, но твой голос может многое изменить.

Подумай, прежде чем решать.

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ «СМЕРТЬ»

Знаешь, Марк, я даже рад, что могу хоть с кем-то поговорить. Да, ты не можешь мне отвечать, это я понимаю. Но ведь ты можешь слушать? И твой друг, и еще те, что шли с нами.

Так вот, я сошел с ума, и сошел уже очень давно. Наверное, еще в той жизни….Только не стоит путать слово сумасшедший со словом недееспособный. Вот скажи, ты ведь знаешь, как поступить, когда потянул ногу. Ты ведь не лезешь в петлю от огорчения и ее себе не отсекаешь? Нет! Правильно! Ты просто на нее наступаешь аккуратно, не бегаешь, и знаешь что она может, а что нет…Вот и я. Знаю что давно болен…И что. Мне от этого в петлю лезть?! Ведь так, Марк? Так, кажется, тебя зовут. Вы не были благословлены пророками, и у вас старые имена? Не расстраивайся! У меня тоже было старое. И я его помню.

Вы считаете себя цивилизованными людьми. Открою тебе страшную тайну — вы действительно цивилизованные, но вовсе не потому что у вас еще работает последний на планете трактор, а ваши дети ходят в то, что вы называете школой. Вы цивилизованные просто потому что такими себя считаете…А мы — не цивилизованные. Мы варвары. И наши потомки будут проклинать нас, за то, что мы разрушили последний оплот цивилизации прошлого. Пусть проклинают, пусть проводят раскопки, и упрекают нас в том, что мы убили последний город старого мира. Пусть! Просто они не поймут, что так было надо. Не веришь? А зря…

Что чувствует приговоренный к смерти, видя из темного окошка темницы, как плотники бойко сколачивают для него «карусель», на которой он завтра будет болтаться, весело суча ногами?

А что испытывает больной раком, которому доктор честно назвал и диагноз, и стадию, и срок ему оставшийся?

Разное! Разное испытывают и несчастный узник, и легальный наркоман. И никакому инженеру человеческих душ невозможно точно воссоздать тот дивный букет чувств и эмоций, который рождается в душах узнавших и свой срок, и инструмент, при помощи которого они, эти самые души, будут извлечены из тел и отправлены на суд Божий. Для одного — это будет виселица, а для другого — ласковый поцелуй морфия.

Зато теперь я понимал, что в этом сложнейшем букете чувств есть и нотки спокойствия и умиротворения. Ибо приговоренные знают и срок, и способ, а иной раз и исполнителя. Просто для одного это будет его тюремщик, который перед казнью наденет черную маску, и которому обязательно надо сунуть монету за мыльный воротник и длинную веревку. А для другого — вон та пожилая медсестра с грустными глазами, которая не рассчитает дозу морфия. Конечно же, совершенно случайно.

Почему я это понимал? Потому что тоже имел счастье увидать орудие своей гибели, рассчитать срок, и знать исполнителя.

Хорек Савус оказался прав — корабль с «тюфяками», пропущенный

рекою по его совету к Обители Веры оказалась чемоданом без ручки. Потому что лишь два байдака смогли прорваться туда, что бы начать осаду главной Цитадели Ордена. А потом ожили три наши баллисты, чье появление для технарей стало неприятным сюрпризом, и третье судно было потоплено. Команда четвертого не стала рисковать и начала поворачивать назад. Не успела.

Когда-то я слышал интересное выражение «Любители обсуждают тактику, генералы — стратегию, а специалисты — логистику». Это правда. Плечо подвоза — важная вещь. Технари имели абсолютное преимущество и в численности вооруженных огнестрелом бойцов и в огневой мощи того, что сейчас можно было назвать артиллерией. Нет, конечно же, нас было раз в десять больше, если бы мы все собрались… Если бы! И вот что бы это «бы» не было реализовано, что бы негде было собраться, и некому было собрать, они и решили первой же операцией Большой войны обезглавить Орден и лишить его тех немногих козырей, что у него есть. Очень неплохой и грамотный план.

Но без регулярного снабжения бойцы, даже самые подготовленные воюют плохо. А их боевой дух куда как слабее, когда выясняется, что раненного в живот будут везти домой не на судне и по воде, на телеге и по буеракам. Оптимизма тяжелораненым это точно не прибавляло.

Но это для технарей было еще полбеды. Потому что плохо воюющий боец — это все-таки сила. Пусть ослабленная, но сила. А вот тюфяки без пороха и ядер — это просто куски металла. А этот самый огненный припас был где угодно, но только не там где его ждали. Большая часть его находилась на одной из двух потопленных нами посудин. Меньшая же была или в Технограде, или в лагере Румянцева. Откуда тоненькой струйкой, капля за каплей, телега за телегой проталкивалась в обход Цитадели, делая крюк в два десятка километров по бездорожью. И все для того что бы вновь быть погруженной на посудину, только уже выше по течению, и таки доставленной к основным силам Технограда, осаждающим Обитель. Три слова «слишком» — слишком мало, слишком медленно, слишком дорого. Ценный груз надо было охранять, телеги чинить, лошадей кормить.

Старое правило войн средневековья снова начало работать в полную силу: неважно, сколько у тебя войск — важно, сколько бойцов ты сможешь прокормить и обеспечить припасами в отрыве от базы. Мелкие и незначительные трудности превращались в неподъемный груз проблем, в неразрешимый Гордиев узел. Они не могли начать по-настоящему осаждать Обитель веры, потому что у тюфяков не было припаса, а все их снабжение висело на тонкой кишке объездной дороги, по которой курсировали пара десятков телег, и которая периодически рвалась. В том числе и нашими усилиями.

И не могли взять Седьмую Цитадель, по той же причине, только отзеркаленной в другую сторону — у Румянцева, который остался нас осаждать, был припас, но не было пушек.

Гордиев узел нельзя развязать, но можно разрубить — быстро и решительно. Не знаю, чья это была идея, но этого — рано или поздно следовало ожидать. И сейчас, выше по течению, с подошедшего байдака выгружали тюфяки.

— Одна, две, три — Савус спокойно считал пушки. Так, словно это были мешки с урожаем топинамбура, а не орудия нашей гибели, которые командование технарей решило перебросить от Главной цели их операции опять к нам. Для чего? Для того что бы решить наконец проблему со снабжением самым что ни на есть кардинальным способом — уничтожив пробку, которая закупорила их транспортную артерию — 7-ю Цитадель.