Исправление настоящего

Терновский Юрий

— Дядя, вам необходимо отдохнуть, — предложил племянник, идя на попятную, — чтобы всякая ерунда не лезла в голову. Про какие такие полтора миллиона вы толкуете?

— Отлично, я сам найму киллера, не вопрос, чтобы он вас обоих и замочил, тебя и твою эту забинтованную сучку. Ваши деньги и ваши разборки, как я сразу до этого не додумался. Обещаю, памятник будет достойный, из черного мрамора. Хорошо, твой выкрасим в розовый.

— Да не знал я! — взмолился племянник, — не про какие ваши миллионы в багажнике.

— Тем хуже для тебя, сейчас было бы, чем долги отдавать. Свободен, займись своим похоронами, мы не должны упасть в грязь лицом. Твои поклонницы мне этого не простят. Револьвер, в каком ящике, знаешь.

Нащупав слабеющей рукой спинку офисного кресла, Альберт, впившись своими тонкими ухоженными

пальчиками в ее матерчатую поверхность, так и застыл в немом ступоре, пытаясь справиться с вынесенным приговором.

— Ты садись, садись, племянничек, в ногах правды нет, — улыбнулся Владлен Ильич зловещей улыбкой, — ссышь, когда страшно?

Альберт молча присел, и его сцепленные в замок руки оказались на гладкой полированной поверхности президентского стола.

— Ладно, расслабься, — Владлен Ильич, довольный произведенным эффектом, не стал дальше напрягать обстановку, — пошутил я, тебя мы пока убивать не будем, кастрируем и все, чтобы больше уделял времени делу всей моей жизни.

— Кто это «мы»? — не понял Альберт.

— Ты да я, кто же еще? — улыбнулся старик. — Ее убъем, а тебя только чуть подраним, чтобы все было как по-настоящему в американском боевике.

— А без этого никак?

— Никак, Алик, большим бизнесом заниматься, это тебе не пробирки после мочи полоскать, некоторые вещи приходится принимать само-собой разумеющимися. И стрелять в тебя будет тот самый лошок, — продолжил «шутить» дальше Босяткин, — у которого ты угнал «БМВ». Насколько мне известно, он не знает, где деньги брать, чтобы с черномазыми рассчитаться за водку, вот и помоги человеку, сделай хоть одно в жизни доброе дело бескорыстно.

— И как это я его найму? — Альберт совсем перестал улавливать ход мыслей своего родственника. — Подойду к нему и скажу, что он должен пристрелить меня, только не насмерть, а я ему за это закрою все долги?

— Ой, дурак, — Владлен Ильич поднялся с кресла и подошел к сидящему племяннику. — Совсем в голове мозгов нет. Сколько он по твоей милости чумазым должен?

— Где-то с полмиллиона зелени.

— Вот и предложи им закрыть этот его долг. А они уж, поверь мне, сами все организуют, чтобы тебя подранили. И накинь на словах еще столько же за американку.

— А не круто?

— Ясное дело, — выдал Владлен Ильич, — но только в том случае, если ты, дурья твоя башка, и в самом деле вздумаешь их отдать этим дебилам. Когда ими займется полиция, им уже будет не до денег.

— Они же меня и сдадут, как заказчика, — не сдавался Альберт.

— Верно, — кивнул Босяткин, — сдадут, но только в том случае, если ты их оставишь в живых.

— Я Рембо, — рассмеялся, поднимаясь племянник, — истекая кровью отправлю на свет всех этих ублюдков, убивая по одному из пулемета.

— Убей свою любовницу, щенок, и этот твой Погорел, которому она тоже пудрит мозги, от них мокрого места не оставит. Она ведь у них сейчас, верно?

— Вы и про это знаете? — побледнел племянник.

— Я много про что знаю, — пробасил Босяткин, довольный произведенным эффектом, — не про все и не всем рассказываю. Все, пошел вон, щенок, с глаз моих долой, чтоб я тебя больше не видел, пока дело не справишь. А не справишь, револьвер, знаешь, где… Патроны там же.

Уносилась под капот дорога, пролетали мимо встречные машины, светило в окно солнце, все зря… Ничего этого Альберт сейчас не видел, пораженный только что сделанным открытием, что это именно его дряхлый дядечка устроил кровавую разборку в этом как его, в Брянске, в Бронксе, в Хохмагорске. С первого раза и не вспомнишь.

Глава 62

И вот после этого разговора прошло всего ничего, каких-то несколько проклятых дней, и крутой Владлен Ильич сидел с разбитой головой в углу своего собственного подвала, что-то сосредоточенно бормоча себе под нос. Все же, как изменчива жизнь, все равно как тот сообщающийся сосуд, в котором все должно быть уравновешено. И когда что-то начинает переливаться через край, в нашем случае — все те же деньги, вытеснившие давно уже из головы этого бизнесмена весь здравый смыслом, тогда-то и появилась третья сила извне, чтобы снова все уравновесить. При появлении своего тюремщика, Босяткин только мельком взглянул в его сторону и снова уставился на пол, не воспринимая того вообще, как нечто

реальное. Вздрагивать пришлось чуть позже, когда до его хмельного мозга вдруг дошла вся страшная суть происходящего, что все… Что все хорошее в его жизни уже закончилось. И закончилось не сегодня, а гораздо раньше, возможно, что с первой сотней тысяч почти честно заработанных денег. Затем вторая сотня, третья, четвертая и наконец — миллион, о чем большинство из соотечественников даже и не мечтало. А вот он смог, потому что не пивком расслаблялся после работы, а с раннего утра вкалывал в поте лица до поздней ночи, оставляя себе на сон не более четырех-пяти часов в сутки. Семь первых лет без отпуска и на ржавой машине, чтобы позволить хоть немного расслабиться себе в старости. И вот когда, казалось бы, этот счастливый момент наконец настал, когда можно было бы уже работать чуть-чуть поменьше, контролируя свою строительную империю со стороны, все и стало разваливаться прямо у него на глазах как карточный домик. И вроде же нашел выход из ситуации, небо прямо в соседнее кресло самолета послало ему эту миллиардершу, и все вроде бы начало налаживаться, он даже ухитрился погасить почти все кредиты и даже набрать новых, когда его очень вежливо попросили покинуть московскую стройку со всеми отсюда вытекающими… Тогда-то к нему и пришла идея обратить свой взор на ближайшее Подмосковье. Идея была настолько же великолепна, насколько и безрассудна, судя по той сумме, что с него затребовали при вхождении в новый бизнес. Но он справился и с этим, нашел эти проклятые двадцать миллионов долларов, чтобы снова встать на ноги, и снова облом. Деньги, конечно, они его взяли, но в свой бизнес так и не впустили, решив развести как последнего школяра. И ведь развели, после чего ему и пришла в голову эта страшная мысль с маской, закосить под своего лучшего друга, благодаря которому он во все это вляпался, и одним махом поквитаться с беспредельщиками, а заодно и вернуть свои деньги. И поквитался, да так удачно, что до сих пор все думают, что это его гнилой дружок всех и замочил в Холмогорске, плюя на видеокамеры со своей смертной колокольни, а потом покончил с собой. Был случайный труп еще на скутере, не уступивший ему дороги, но это уже нервы.

И Босяткин поклялся себе не оставить в беде семью несчастного, только бы выкарабкаться самому. Только бы выкарабкаться из этого подвала, дальше своим самолетиком до частного аэродромчика под Серпуховом, откуда в Шереметьево и прямиком в Лондон, где его и ждали уже переведенные заранее какие-то деньги. Нет, не те самые двадцать миллионов американских долларов, которые он якобы вложил в новый бизнес, эти в банк он нести не рискнул, чтобы не засветится, но тоже вполне приличная сумма. Для этих он тоже уже нашел укромное местечко, куда и собирался их отвезти, если бы не заявилась эта со своим этим, спутавшие ему все карты. Кстати о птичках, никакие деньги на тендер он не вносил, но надо же было как-то объяснить все племяннику, который вполне законно претендовал на свою долю в деле. Вот и придумал сказку про бывшего дружка, которому он их якобы передал, как плату за вход в бизнес. Только он не был бы самим собой, если бы повелся на такое и правдой здесь было только то, что он его замочил, чтобы тот не сболтнул лишнего тому же племяшу, когда до того бы дошло, что родной дядя его просто кинул. Но глупый повелся, сам пусть теперь перед своей американкой и оправдывается, как просадил двадцать миллионов в несуществующем тендере. Выбраться бы только из подвала, не просчитал гостью…

За этими мыслями к нему и наведался известный уже нам покойник из Холмогорска, тот самый его лучший друг, кого он якобы собственноручно и пристрелил на его же собственной даче из его же собственного «бульдога». Босяткин вскочил и попятился, таращась во все глаза явившееся с того света приведение. Когда нервы на взводе, да еще и под градусом от чрезмерного вливания, еще и не такое привидится. Хоть не с шашкой наголо заявился…

— Сидишь, принц гадский, — прохрипел в потустороннем оскале убиенный из Холмогорска, переступая порог временного места заключения своего бывшего друга, достал из-за спины прихваченную по дороге вполне реальную бейсбольную биту, каких полно в багажниках наших автомобилей, найти бы хоть одно поле в пределах досягаемости, и застыл навалившейся глыбой над съежившимся.