Испытание правдой
Шрифт:
— Да плевать мне на них. Я не откажусь от своих слов.
— Может, ты все-таки подумаешь сейчас о Лиззи? — сказал Дэн.
— А о ком, по-твоему, я думаю каждую минуту каждого дня и ночи? В любом случае, мое мнение об аборте никоим образом не повлияет на усилия полиции по поискам Лиззи. Но если вдруг она увидит, что я отказалась от своего заявления, это может оттолкнуть ее от нас еще дальше… и я уверена, что детектив Лиари согласился бы сейчас со мной. Ты виделся с ним сегодня?
Джефф кивнул.
— Он хороший парень, как мне
— Да, только результатов пока ноль, — заметил Джефф.
— Он делает все возможное, — возразила я.
— Я хочу нанять частного детектива, — сообщил Джефф.
— В этом нет необходимости, тем более что это может помешать расследованию Лиари.
— У нас на фирме есть несколько частных сыщиков, они суперпрофи и никогда не путаются под ногами у копов.
— Лиари на нашей стороне, — сказала я.
— Вот и хорошо.
— Позволь спросить: если бы Лиари был «преданным христианином», ты бы иначе к нему относился?
— Ханна, сейчас не время для подобных дискуссий, — вмешался Дэн.
— Да нет, отчего же, все это предсказуемо, — сказал Джефф. — Ты всегда должна внести свою ложку дегтя, ввернуть атеистическую шпильку…
— Я это делаю исключительнопотому, что ты прикрываешься своей христианской верой, как щитом, и ведешь себя так, будто знаешь ответы на все вопросы… что, увы, не так.
— Хорошо, Ханна, — сказал Дэн, — достаточно…
— Нет, не достаточно, потому что снова, вместо того чтобы объединиться как одна семья, мы готовы вцепиться друг другу в глотки. И все твоя абсурдная набожность…
— Я даже слушать это не хочу, — сказал Джефф. — Ты запутала ситуацию своими неуместными комментариями до такой степени, что Шэннон поставила ультиматум: если ты не откажешься от своих слов, внуков ты в ближайшем будущем не увидишь.
Я в шоке уставилась на него:
— Ты не посмеешь это сделать.
— Еще как посмею.
— Ты разлучишь своих родителей с их внуками только потому, что не согласен с моими высказываниями об аборте?
— На отца этот запрет не распространяется, — сказал Джефф.
В моем взгляде смешались удивление и презрение, когда я спросила:
— Ты сам-то слышал, что сказал, Джефф?
— Шэннон считает, что ты оказываешь на детей плохое влияние.
— На двухлетнего и четырехлетнего? И чтобы я могла сказать такоесвоим внукам…
— Это твой выбор, — отрезал Джефф.
— Нет, Джефф, выбор на самом деле твой.
Зазвонил мой сотовый. Это была Марджи.
— Я не вовремя?
— Боюсь, что да.
— Ты сейчас с Дэном и…
— Джеффом.
— Кто это? — спросил Джефф.
— Марджи.
— Скажи ей, что я хочу посмотреть заявление от имени семьи, которое она, надеюсь, подготовила, — сказал он.
— Ты слышала? — спросила я Марджи.
— Еще бы. И можешь передать своему очаровательному сынишке, что заявление отправлено на твой электронный
— Хорошо, — сказала я и нажала отбой. — Мне надо спуститься вниз и забрать факс.
— Что, консьерж не может принести?
— Я хочу покурить, — придумала я.
— Не могу поверить, что ты до сих пор сидишь на этой наркоте, — фыркнул Джефф.
— Это бывает крайне редко, — сказала я, — и сигарета — очень хороший друг.
Я схватила пальто и сказала, что вернусь через десять минут.
Спустившись в лобби, я остановилась у стойки администратора и спросила номер факса отеля. Выйдя на улицу, я закурила, жадно затягиваясь, и позвонила Марджи. Она ответила сразу же.
— Ты дома? — спросила я.
— Да, моя спальня отныне — командный пункт.
— У тебя, случайно, нет факса?
— Конечно есть. А почему ты спрашиваешь?
— Мне нужно, чтобы ты прислала по факсу семейное заявление, которое я сегодня одобрила. Это был предлог, чтобы спуститься вниз.
— Не вопрос. Но послушай, дорогая, семейное заявление — это теперь сущий пустяк.
— Что случилось?
— Тебе о чем-нибудь говорит имя Чак Канн?
— Это не тот ли парень из правых, у которого свой новостной сайт?
— В точку. «Новости от Канна».Великий распространитель консервативной пропаганды, мастер по обливанию грязью, и поверь мне, в наши дни у него полно соперников в этом деле. Помнишь, как он охотился на Клинтона? В общем, этот парень еще один переродившийся революционер, который теперь ненавидит всё и вся, что так или иначе связано с шестидесятыми. И завтра на своем сайте он выкладывает в качестве темы дня материал о книге Тобиаса Джадсона, которую наверняка некий пронырливый пиарщик вроде меня вложил в его мерзкие ультрареспубликанские ручки. Дорогая, мне нелегко говорить об этом, но боюсь, что Канн или кто-то из его прихвостней провел свое расследование и докопался…
Я отняла трубку от уха. Потому что уже знала, что последует дальше.
Глава седьмая
Странное это ощущение — сидеть на бомбе с часовым механизмом. Мне всегда было интересно, что испытывает камикадзе, когда грузится в автобус в Тель-Авиве или Багдаде, обмотанный взрывчаткой и проводами, за минуту до взрыва. Смотрит ли он на своих ничего не подозревающих соседей-пассажиров с холодной и безжалостной одержимостью фанатика, настолько убежденного в справедливости своего дела и священной миссии, что даже не задумывается о тех жизнях, которые собирается уничтожить? Или все-таки наступает то страшное мгновение психического ужаса, когда он осознает безумие своего злодейства? И тогда утешает себя лишь тем, что уже не увидит кровавого месива, которое оставит после себя?