История болезни (документальная повесть) - часть первая
Шрифт:
Сконфуженный сосед, отвечает:
– Я их не выбирал.
Прерываю неприятный для Васьки разговор:
– А у нас на «ТЭЦ-2», все ребята «святые»? Сколько их на зоне чалятся (находятся в исправительном лагере для заключенных). Кто отсидел - тот «авторитет».
– Ну и что, зато подлянки не допустят. Бьют, так за дело. На «ТЭЦ-2» пацаны к самостоятельности приучены и себя в обиду не дадут.
– Когда кодлой за 50 километров от дома в поход на Суру ходили, сколько тебе было?
– Это после окончания пятого класса, значит двенадцать лет.
– И младше тебя были.
–
Колька смеется.
– А самому взрослому - Ваське Грязнову, всего пятнадцать лет, да и ростом он ниже меня. Ночевали несколько дней в лесу на берегу реки.
– Помню, когда подходили к реке, идущие первыми пацаны бросились в воду. Думал, они просто плывут по течению, а их понесла стремнина – еле выбрались.
– Никто не испугался.
Качаю головой.
– Во время переправы могли утонуть!
Колька отмахивается:
– Все же перебрались на другой берег, да еще с баулами набитыми едой.
– Глупо поступили, очень рисковали!
Он вновь смеется.
– Зато есть, что вспомнить – свобода, песни у ночного костра и уха с портвейном – заметив, что Василий слушает нас, брат поворачивается к нему: - Не переживай! Кости зарастут, окрепнешь и отметелишь своих обидчиков.
Васька угрюмо отвечает:
– Их судить будут. Придется им несколько лет зарабатывать себе «авторитет» в исправительном учреждении…
10 января 1969 год.
Нина Сергеевна вносит в палату костыли.
– Васек! Пора вставать на ноги.
Еще вчера Виктор Николаевич снял ему швы с губ и на животе. Отечность с лица практически сошла, на губах остались еле заметные ранки, а живот его совсем не беспокоит.
С помощью медсестры, Вася пытается сесть на кровать, но вдруг кричит:
– Мне больно! – лицо в болевой гримасе, руками прижимает правое бедро. Нина Сергеевна в растерянности, но продолжает придерживать за спину.
– Видимо ногу отлежал. Давай ее разотру.
– Не надо! Положите меня обратно.
Она укладывает Василия на кровать.
– Сейчас позову Виктора Николаевича, пусть он сам разбирается с тобой…
Доктор, щупает Васино бедро, затем пытается приподнять его ногу. Вася снова кричит:
– Больно!
Врач пожимает плечами.
– Смещений в кости нет. Может быть разрыв связок бедренного сустава? Сделаем рентген - все прояснится…
В палате каталка. Нина Сергеевна с санитаркой, при помощи подошедшей из дома моей мамы, укладывают на нее стонущего от боли Василия. Каталка выезжает из палаты. Больше мы его не видели – переведен в травматологию...
19 января 1969 год.
Просыпаюсь от брызг холодной воды в лицо.
– Мам, ты чего? – улыбаюсь я.
– Сегодня сынок, «Крещение»– она вновь поливает водой из бутылки.
– Ну хватит, мам! – защищаю лицо руками. – Предрассудки, обычная вода и ничего в ней особенного!
– Нет, она освещена «крестным знамением» в церкви. Сегодня даже из-под крана вода «святая».
– По поводу воды, не знаю – не экспериментировал, а купающихся на «Крещение», видел. Но может они потом и заболели, я же не знаю.
– Не заболели!
– уверенно говорит мама. – Кто в этот день купается, весь год не болеет. Вот и ты сегодня проснулся в хорошем настроении.
– Скажешь тоже – смеюсь. – Ты еще ведром «святой» воды окати. Я бы на ноги вскочил!
Мама вдруг стала серьезной.
– Да если бы это помогло! – задумавшись, поглаживает мои поредевшие волосы. – Все равно без веры жить нельзя. Пусть по-твоему вода обычная, но если поверишь в ее целебность, то она действительно поможет тебе встать на ноги! – мама набрала в свою ладонь из бутылки «святой» воды и в третий раз окропила мое тело.
«Ранее я не замечал за ней такой религиозности.
В церковь она не ходит, но в углу ее комнаты висит обрамленная под серебро старинная подаренная ее родителями икона «Казанская Богоматерь». Мама периодически на нее молится, шепча молитву «Отче наш».
Ее отец – мой дед Никифор Федорович, умерший еще в 1950 году, был истинно верующим, а ее мама – моя бабушка Анастасия Игнатьевна, в свои восемьдесят пять лет, продолжает соблюдать религиозные обряды и выдерживает все посты. Дедушка и бабушка раньше регулярно посещали церковь, стоявшую неподалеку от их дома. Дед дружил со священником, и батюшка часто захаживал к ним в гости.
Вначале 30-х, в селе по решению коммунистической ячейки и сельского совета, церковь разрушили, а из кирпичей построили школу. Батюшку с семьей выслали в неведомые края, но осталась в селе его престарелая мать, которую приютили родители моей мамы, а с ней попала в их дом эта икона.
Икона «Казанской Богоматери» и ровная площадка на горе в Шугурово - это все, что осталось от возвышавшейся над селом красивой из красного кирпича церкви.
Однажды придя со школы, мама сказала, что ее будут принимать в пионеры. В ответ услышала от бабушки: «Придешь с красной тряпкой на шее, ею же и задушу». Осенью того же года она не пустила маму во вновь построенную из церковного кирпича школу: «Будешь копать картошку. Читать, писать умеешь и хватит». Так закончилась мамина учеба, а училась она хорошо.
Смотрю в мамины темно-карие глаза, кладу свою ладонь на ее влажную от воды руку и улыбаясь, говорю:
– Я ТЕБЕ ВЕРЮ…
3 февраля 1969 год.
Однообразно день за днем тянется моя больничная жизнь. Общее состояние улучшилось. Ем с аппетитом все подряд, но все равно не набираю вес. Свое бедро - кость обтянутую кожей, обхватываю одной кистью. Мама успокаивает:
– Были б кости, а мясо нарастет.
– С моими дырявыми кишками не нарастишь – печально вздыхаю. – Когда же Иван Ильич эти дырки заштопает!