История царствования императора Александра I и России в его время. т.5. (1871)

Богданович Модест Иванович

Два члена (граф Литта и Вейдемейер) полагали разсматривать проект гражданскаго уложенія с помощью подробнаго разбора узаконеній, на которых основываются статьи проекта.

Восемь членов (князь Александр Никол. Салтыкову Тутолмин, граф Растопчин, Алексеев, Карнеев, фон-Дсзин, князь Лобанов-Ростовскій и Козодавлев) предложили: для каждой разсматриваемой главы проекта иметь в готовности свод относящихся к ней законовъ.

Один член (князь Лопухин)предложил, сверх свода законов, на каждую главу, иметь в виду и все разсужденія, происходившія в коммисіи составленія законов, департаменте законов и общем собраніи государственнаго совета.

Один член (князь Алексей Борис. Куракин) считал достаточным принимать в соображеніе разсужденія, бывшія в коммисіи составленія законов и в департамент^ законовъ.

Один

член (Попов) полагал, что, для разрешенія могуіцих встретиться сомненій, достаточно истребовать каждый раз из государственной канцеляріи надлежащую справку.

Наконецъ— воирос: каким образом надлежит разсматривать проект гражданскаго уложенія, большинством голосов решен следуюіцим образом: „проект разсматривать с помощью свода законов, составленнаго сообразно мненію тайнаго советника князя Салтыкова, с присовокупленіем к тому, согласно с мненіем председательствуюіцаго князя Лопухина,и всех разсужденій, происходивших по предмету гражданскаго уложенія, как в коммисіи составленія законов, так в департаменте законов и в обіцем собраніи государственнаго совета".

Кроме того, был еще предложен вопрос: нужно-ли эти своды законов напечатать, чтобы чрез то облегчить сличеніе их с нроектом гражданскаго уложенія? Государственный совет, признав сіе необходимым, единогласно положил: „помянутые своды напечатать".

Таким образом весь законодательный труд Сперанскаго был отвергнуть, не столько из убежденія в его недостатках, сколько из противодействія самому Сперанскому, и сомненія етарых дельцов, привыкших ворочать огромные фоліанты, в пользе узаконеній, заключавшихся в одной книжке напечатанной в восьмушку и довольно крупным шрифтом, на 248-ми страницах^¹).

По удаленіи Сперанскаго, работы по коммисіи составленія законов поступили в заведываніе старшаго из начальников отделеній Густава Андр. Розенкампфа. Но 13 апреля, князь Петр Вас. JIoпухин, прибыв в коммисію, объявил, что — „по председательству его во всех департаментах государственнаго совета, в том числе и в департамент законов, Его Импер. Величество за благо признал вверить ему управленіе коммисіи законов, с тем, чтобы он вошел в разсмотреніе всех обстоятельств, изъясненных в поданной ему действительным статским советником Розенкампфом записке ¹⁹), и чтобы коммисіи дано было надлежа-іцее движеніе в произволстве ея делъ“. Князь Лопухин, поручив общее наблюденіе за производством работ Розенкампфу, приказал вносить к ссбе представленія коммисіи, за подписью, сверх Розенкампфа, еще помощника статсь-секретаря по департаменту законов Александра Иван. Тургенева. Несколько спустя, 11 мая, Лопухин донес Государю, что как все работы коммисіи поступали прежде к директору ея, „котораго уже нетъ“, то для сохраненія единообразія в делопроизводстве, он учредил из Розенкампфа, Дружинина и Тургенева особый совет, приказав начальникам отделеній представлять туда все их проекты, для внесенія, чрез него, Лопухина, в государственный совет. Император одобрил все эти распоряженія, но не был доволен последующими дейсгвіями коммисіи (⁵).

Кроме гражданскаго уложенія, коммисія законов, еще при Операнском, приступила к составленію устава гражданскаго судопроизводства и уложеній уголовнаго и торговаго. Последнія работы внесены в государственный совет в 1813 и 1814годах, но разсмотрены только отчасти в департаменте законов (³).

Наконец, сверх этих недовершенных проектов, предприняты были следующіе труды:

По требованію многих из членов государственна™ совета, в 1815 году начато составленіе свода существуюіцих законов, котораго на первыя две части гражданскаго уложенія приготовлено 15 тетрадей, содержавших^. в себе частью выписки из указов, частью их копіи, между коими единственною связью служило общее их заглавіе. К этому сборнику положено было присоединить особое сочиненіе, в виде руководства или учебной книги, под названіем „основаній права, и в действитель-

ности составлено несколько глав, соответствовавших двум первым частям гражданскаго уложенія.

Еще в 1812 году коммисія представила главноуправляющему о необходимости собрать и пополнить находящіяся

в архиве узаконенія; впоследствіи-же она представила и план, как составить полный реестр их, но это предположеніе не было исполнено.

Как сообразно цели своей, коммисія должна была не только составить одно целое из всех частей общаго законодательства, но и свести все законы провинціальные, то и положено было учредить в остзейских и западных губерніях местные комитеты, для приготовленія матеріалов к сей работе. Некоторые из этих комитетов немедленно занялись поручевным им делом; другіе-же потребовали общаго плана и подробнаго наставленія, но как ни того, ни другаго, дано им не было, то и это предположеніе осталось без исполненія (⁴).

Из сношеній наших законоведцев с иностранными учеными, замечательна переписка с знаменитым англійским юристом Іереміей Вентамом, тем более, что сам Император Александр принимал в ней личное участіе.

Еще в 1785 году, Бентам, уже успевшій пріобрести своими сочиненіями громкую известность, не только в своем отечестве, но и во Франціи, предпринял большое путешествіе по Европе, целью котораго была Россія, где младшій брат его, Самуил, находился в то время на службе, при князе Потемкине. По словам Іереміи—„генерал Бентам отличался талантом изобретательности, и у него было много проектов по части механических улуч-

11

шеній^. Сам-же юристъ—Бентам хотя имел преимущественно в виду свиданіе с братом, однакоже не переставал заниматься своими обычными юридическими и законодательными изысканіями. Посвятив себя философскому изученію права, Бентам составил теорію, развитію и примененію которой посвятил всю продолжительную жизнь овою, именно: теоргю пользы, или —как он выражался впоследствіи—беличайшаго возможнаго счастія для наиболыиаго числа людей. По его собственным указаніям, начальныя основанія этой теоріи были почерпнуты им из сочиненій Монтескьё, Баррингтона, Беккаріи и в особенности Гельвеція, но полное развитіе теоріи исключительно принадлежало ему самому; он-же первый дал ей широкое примененіе в своих изследованіях о разных отраслях законодательства. Обширная фактическія изученія Бентама обнимали собою законодательство не только Англіи, но и других стран Европы—между прочим и Россіи. Как различные кодексы, большею частью, можно было найти только на языках тех націй, которыя ими руководились, то Бентам старался пріобресть знаніе этих языков. Он отлично говорил и писал по французски, знал йталіянскій, испанскій и немецкій языки, занимался шведским и русскимъ.

Единственным побужденіем к таким трудам было страстное желаніе принести пользу—любовь к человечеству в истинном и обширнейшем смысле этого слова. Станем-ли удивляться тому, что Бентам вскоре сделался великим авторитетом для наиболее либеральных общественных деятелей и писателей тогдашней эпохи? По возвращеніи из Россіи, в конце 1787 года, он издал знаменитое сочиненіе: „Defence of usury“' (Защита роста), в ко-тором доказывал, что неследовало стеснять торговлю деньгами. Русская-же публика впервые ознакомилась с трудами англійскаго философа по выходе в 1802 году перваго значительная собранія его сочиненій во французском изданіи Дюмона, который изложил идеи Бентама ясным, увлекательным слогом, и в такой форме, которая сделала их доступными для обширнаго круга читателей. Сам Дюмон, в том-же году, отправился в Петербурга и нашел там самый благосклонный пріем в высшем круге общества. Ежели надежда на распространеніе бентамовых идей входила в план его поездки в Россію, (в чем едвали можно сомневаться), то она совершенно исполнилась. Вот что писал он к одному из своих друзей, юристу Ромильи, в іюне 1803 года.

„Можете-ли вы поверить, чтобы в Петербурге было продано моего „Бентама" столько-же экземпляров, сколько в Лондоне? Сто экземпляров разошлось в короткое время, и книгопродавцы просят новаго запаса: это доставило мне благосклонность многих лиц, которую употребляю в пользу. Книге удивляются, а издатель скромно принимаете свою долю общаго удивленія. Но что наиболее поразило меня, это—впечатленіе, какое произвели определенія, классификація и метод, а также отсутствіе декламацій, которыя были так скучны для людей с серьозным умом."