История Фридриха Великого.

Кони Федор Алексеевич

– - Поверьте мне, -- продолжал король в серьезном тоне, -- если человек из такой фамилии и при таком воспитании способен на преступление, хлопотать о нем не стоит: он совершенно испорчен, и на исправление его надежды нет.

С пленными Фридрих обходился более, чем великодушно. Он умел почтить в них несчастье и старался своими милостями вознаградить им утрату отечества. Он так был уверен в их преданности к себе, что смело пополнял ими свои войска, и не было примера, чтобы иностранец изменил прусскому знамени. Пленные видели в нем великого вождя, справедливого монарха и привязывались к нему душой и телом. Раненые составляли всегда и везде первую его {218} заботу. Во второй Силезской войне, чтобы спасти 300 человек раненых, находившихся в Будвейсе, Фридрих пожертвовал целым отрядом в 3.000 человек. Этот поступок, заслуживший порицание всех тактиков, есть прекрасное свидетельство великодушного и человеколюбивого сердца короля. Многие упрекали Фридриха, что он в некоторых случаях, для быстрого

движения войска, жертвовал своими ранеными, но историк Прейс самыми разительными доводами и примерами доказал, что эта вопиющая клевета. Лучшим доказательством его заботливости о несчастных жертвах войны служит построенный им обширный инвалидный дом в Берлине, который он украсил превосходной надписью "Раненому, но не побежденному". Здесь было все придумано для спокойствия бедных инвалидов, а две церкви, протестантская и католическая, устроенные при этом благодетельном заведении, давали страждущим мир душевный. Но не об одних воинах думал король; и о семействах их заботился он со всей теплотой сердца. Вдова одного заслуженного офицера написала раз к королю, что она страдает неизлечимой болезнью, а дочери ее принуждены доставать себе пропитание трудами рук своих, но что они слабого сложения, и потому она страшится за их здоровье и жизнь. "А без них, -- прибавляет она, -- я должна умереть с голоду! Прошу ваше величество о помощи".

Король немедленно написал ей в ответ:

"Сердечно сожалею о вашей бедности и о печальном положении вашего семейства. Для чего вы давно уже не отнеслись ко мне? Теперь нет ни одной вакантной пенсии, но я обязан вам помочь, потому что муж ваш был честный человек, и потеря его для меня очень прискорбна. С завтрашнего дня я прикажу уничтожить у моего вседневного стола одно блюдо; это составит в год 365 талеров, которые прошу вас принять предварительно, пока очистится первая вакансия на пенсион".

Фридрих имел необыкновенную память. Он никогда не забывал тех, кто отличился храбростью или сделал проступок, хотя бы они были простые солдаты. Первые, рано или поздно, получали непременно награду, последние никогда не могли надеяться на помилование и забвение прошедшего. Раз, одному старому сержанту определили пенсион и назначили место. Когда определение его представили на утверждение короля, тот вспомнил, что этот сержант за 15 лет до того, в войне 1744 года, уличен был в низком {219} поступке против своих солдат и в жестокости с пленными. Вместо подписи на представлении Фридрих нарисовал на нем виселицу и отослал назад.

В отношении к церковному управлению Фридрих всегда держался правила, которое сам изложил в одном из своих сочинений:

"Слепое пристрастие к какому-нибудь вероисповеданию (фанатизм) есть тиран, опустошающий земли; веротерпимость, напротив, нежная мать, которая о них печется и дает им мир и счастье".

Никогда не касался он в своих повелениях сущности религий, а отменял только некоторые наружные нормы, которые, по его политическому и религиозному воззрению, не согласовались с целями его правления. Так, изменил он, например, поминание о короле, на ектиниях. Вместо прежней формы "И помяни Господи его величество нашего благочестивого короля..." Фридрих приказал говорить: "И помяни, о Господи, униженного раба твоего, нашего короля". Приобретение Силезии, страны по преимуществу католической, дало Фридриху возможность показать свою религиозную терпимость во всей ее силе. В глазах его не было различия между католиками и протестантами, все его подданные пользовались равными правами, и духовенство обеих церквей одинаково осыпалось его милостями за усердие и ревность к исправлению народной нравственности. Католическая вера не только не была утесняема в Пруссии, но получала даже все средства к отправлению своего богослужения во всем свойственном ей блеске. Король одаривал щедро церкви и монастыри. В 1747 году он построил в Берлине великолепный храм для католиков. Закладка происходила в его присутствии, со всей возможной пышностью и приличными случаю церемониями.

Но Фридрих строго преследовал прозелитизм. Обращение протестантов в латинскую веру он почитал непозволительным злоупотреблением католического духовенства и никогда не щадил виновных.

"Бог -- отец всех смертных без различия, -- говорил он, -- все религии, исповедующие его величие и милосердие, равны перед Всевышним судьей, и не нам, грешникам, принадлежит судить христианские убеждения. Поэтому не следует давать тому или другому преимущество". {220}

Будучи сильнейшим из протестантских государей, Фридрих почитал себя главой реформатской церкви и постоянно наблюдал за ее выгодами и единством. Наследный принц Гессен-Кассельский перешел к католической церкви -- Фридрих актом обязался сохранить народу евангелическое вероисповедание. Когда католический принц Фридрих Виртембергский женился на принцессе бранденбургского дома, Фридрих формально поручился виртембергцам, что грядущие их государи будут лютеранского закона. После первой войны с Австрией протестантские венгры обратились к Фридриху с жалобой

на религиозные притеснения. Он тотчас отправил к венскому двору посольство с требованием, чтобы венграм была предоставлена полная свобода вероисповедания и богослужения. В верительной грамоте он называл себя протектором реформатской церкви и грозил употребить такие же неприязненные меры к католикам в Силезии, если его просьба не будет уважена австрийским правительством. Венский кабинет отвечал, что в Венгрии никаких утеснений протестантам не делалось, и что он позаботится, чтобы и впредь не было причин к жалобам. Несмотря на то, после второй Силезской войны утеснения увеличились и пресбургский епископ потребовал даже от императрицы совершенного уничтожения еретиков. Тогда Фридрих написал бреславскому епископу письмо, в {221} котором просил его, во избежание всякого зла, употребить против насилия в Венгрии все свое духовное влияние.

Епископ отправил письмо короля к папе Бенедикту XIV, и святейший отец, боясь серьезных последствий для силезских католиков, немедленно повелел уничтожить просьбу пресбургского епископа и оставить венгров в покое. Все преследуемые за религиозные убеждения получили позволение поселяться в прусских владениях. С 1740 года гуситы начали переходить из Богемии и при пособиях короля основываться в окрестностях Виртемберга и Штрелена. Около Нейзальца и других городов возникли колонии моравских братьев, известных под именем гернгуттеров. Фридрих дозволил им построение собственной церкви. В Бреславле основалось даже общество православных христиан, которые имели свою церковь, а северная Пруссия была открыта для меннонитов, где им предоставлена была полная свобода отправлять богослужение по своим обрядам.

Вот краткий очерк деятельности и мнений Фридриха по части внутреннего управления, военного дела и церковного устройства. Остальное внимание обращал он на полезные и красивые постройки и на удовольствия народа. В Берлине воздвиг он величественный собор. Старый собор служил кладбищем коронованных глав царствующего дома. Новый получил то же самое назначение. Для этого в январе 1750 года, по освящении храма, были в него пере-{222}несены все гробы усопших предков Фридриха. Король сам присутствовал при этой торжественной церемонии. Когда перенесли великого курфюрста Бранденбургского Фридриха-Вильгельма, король приказал открыть гроб.

Покойник лежал во всех регалиях своего звания; черты лица почти совсем не изменились. Фридрих подошел к гробу, взял руку усопшего, долго глядел ему в лицо, и, наконец, обращаясь к окружающим, восторженным голосом воскликнул: "Господа! Этот много сделал!"

Близ Потсдама был построен новый дворец, названный Фридрихом Сан-Суси. Почти для всех новых зданий в столицах Фридрих сам начертывал планы, для которых черпал идеи в творениях Палладия, Пиранези и других знаменитых зодчих. Театр берлинский почитался одним из первых в Европе. Король ничего не жалел на роскошь сцены. Отпущенная им г-жа Роланд была заменена превосходной танцовщицей сеньорой Барбериной. Знаменитейшие певцы того времени Фаринелла и Пинти поступили на берлинскую сцену с большими окладами жалованья. По описаниям современников, Барберина была воплощенная грация; красота ее сводила всех с ума. Но при всем этом она обладала образованным, тонким умом. Часто Фридрих, во время антрактов, заходил к ней в уборную пить чай; иногда приглашал ее к ужину, после спектакля. Это почиталось особенным знаком королевской милости, потому что Фридрих в это время допускал в свое общество исключительно одних мужчин. До сих пор в берлинских и потсдамских дворцах можно видеть несколько портретов Барберины, писанных знаменитым Пеном. Почти везде она изображена танцующей, в виде вакханки, с тигровой шкурой на плечах и с тамбурином в руке. Черты ее встречаются даже на исторических картинах, писанных по заказу Фридриха. В 1749 году сеньора Барберина тайком вышла замуж за сына великого канцлера, но брак этот был расторгнут, и только по смерти Фридриха признали ее в графском достоинстве. Король сам часто присутствовал на пробах новых пьес и написал несколько либретто и отдельных музыкальных пьес для опер. Кроме спектаклей часто давались придворные праздники. Из них особенно замечателен рыцарский турнир, данный в 1750 году, по всем обрядам и преданиям средних веков. Турнир происходил в нарочно устроенном цирке, ночью, при великолепной иллюминации. Царицей турнира была младшая сестра короля, принцесса Амалия. {223}

Слава Фридриха не только гремела по всей Европе, но даже пронеслась до азиатских, полудиких народов. В том же году прибыл в Берлин татарский ага послом от крымского хана и брата его Буджакского султана для поднесения Фридриху даров и с просьбой о его дружбе.

Посольство церемониальным порядком потянулось через город ко дворцу, неся на подушках богатые седла, сбруи и оружие и ведя за собой пару превосходных арабских лошадей и несколько верблюдов. Такая, небывалая в Пруссии почесть, еще более возвысили Фридриха в глазах народа.