История и фэнтези. По следам героев «Игры Престолов», Конюхов Кирилл

История и фэнтези. По следам героев «Игры Престолов»

на обложку

Конюхов Кирилл

Шрифт:

В разных регионах Европы варьировалось количество населения, необходимое чтобы считать поселение городом: в Северной и центральной Европе эта цифра была около 2000, в Южной Европе около 5000 человек. [76] В средневековой Англии 4–6 % общего населения страны проживали в городах с населением выше 10000 человек, [77] если учесть менее крупные города, то эта цифра удвоится до 8-12 %.

Как мы уже заметили, доверять заявлениям Мартина в книгах и интервью нельзя. Можно осторожно предположить, что, если в Королевской Гавани проживает около 350000 человек; в Староместе – немного поменьше, около 300000; в Ланниспорте – ещё меньше, 200000; в Чаячьем городе – 50000; а в Белой гавани – около 40000. Что даёт нам в пяти главных городах около 940000 человек. В большинстве реальных средневековых государств помимо нескольких крупных городов существовало десятки мелких городков и городов, чьё суммарное население, по большей части, было равно суммарному населению главных крупных городов, что даёт нам около двух миллионов суммарного городского населения. Итак, если два миллиона представляет 8-12 % общего населения Вестероса, то общее количество жителей Вестероса составляет от 15.5 до 25 миллионов человек. При такой численности населения невозможны выставлять армии того размера, которые мы рутинно наблюдаем на страницах книг Мартина. Лаймэн Стоун, профессионально занимающийся демографией,

написал очень подробную статью со своими вариантами расчётов площади Вестероса и численности населения. [78] После попыток рассчитать размер и численность населения Вестероса самыми разными способами, он отмечает, что разные методы дают разные цифры населения Вестероса между 25 и 50 миллионами человек. И лично он не может выбрать вариант, потому что нет никаких рациональных оснований для расчетов. Он делает очень показательный вывод: «Вестерос – интересная декорация по многим причинам: персонажи, сюжет, текст, наличие дорогого телевизионного сериала, выбирайте на свой вкус. Есть много причин для того, чтобы он был популярен или привлекал интерес. Но то, что беспокоит меня, как очень привередливого „ботаника“, так это когда люди думают, что это особенно хорошо-созданная декорация. Это не так. Вестерос небрежно сконструирован, с точки зрения политического, культурного или демографического реализма. Там слишком много династической стабильности; слишком мало культурного, языкового и этнического разнообразия; базовый размер мира меняется, похоже, в соответствии с сиюминутными потребностями сюжета; города и армии невозможно большие во многих случаях; и даже тщательный анализ делает трудноопределимым даже самый приблизительный подсчёт населения. Вся эта критика не важна для декорации, не претендующей на некий „реализм“. Но для декорации, чья рыночная стоимость, в каком-то смысле, зависит от её „реализма“, да, это проблема». [79]

Ibid. P. 3.

Ibid. P. 13. К 1700 году эта цифра достигает 13.2 %.

https://medium.com/migration-issues/westeros-is-poorly-designed-3b01cf5cdcaf

“Westeros is an interesting setting for lots of reasons: characters, plot, writing, the fact that there’s a high-production-value HBO series, take your pick. There are lots of reasons for it to be popular or to capture interest. But what bothers me, as a really picky nerd, is when people think that it’s a particularly well-crafted setting. It is not. Westeros is shoddily assembled as far as political, cultural, or demographic realism goes. There is too much dynastic stability, too little cultural, linguistic, and ethnic diversity, the basic size of the world seems to change to fit the immediate exigencies of the plot, the cities and armies are implausibly large in many cases, and even careful analysis makes it hard to determine even a wide ballpark for population. None of these criticisms matter in a setting not trading on its claims to a kind of “realism.” But for a setting whose market value in some sense depends on its “realism,” yeah, it’s an issue”.

Как историк не могу не согласиться со Стоуном. Если посмотреть на столь дорогую сердцу Мартина подлинную сословную систему, то и тут книги писателя, как мы уже отмечали, не выдерживают проверки реальностью, поскольку автор предпочитает жёсткую сословную систему классического феодализма, [80] но населяет её героями периода позднего феодализма.

Если сословная лестница классического феодализма была относительно проста, то поздний феодализм в Англии периода конца войны Роз, представляет более сложную сословную картину. В Англии этого периода большая часть населения была сведена в единую иерархию, положение в которой разнилось в зависимости от титула и, в определённой степени, от юридических и финансовых привилегий. Самым главным из существующих в обществе было различие между джентльменом и неджентльменом; это разделение базировалось на различии между теми, кто должен и теми, кто не должен был работать своими руками. Наиболее консервативная часть общества считала необходимым «для очищения крови семьи от налёта низменности», [81] чтобы три поколения её представителей не занималось трудом своими руками (поэтому хирурги и доктора сильно различались по статусу, ибо первые работали руками, а вторые – нет), только после этого семью можно было считать полноправной частью высшего класса. С учётом условной системы деления на джентльменов и неджентльменов современники признавали примерное распределение всех подданных королевства на 10 групп.

Мы уже отмечали, что само развитие сюжета разрушает эту концепцию.

Quantitative History. Homewood, 1969. Р. 238.

1. Люди, существующих на средства общества: сюда включали вдов, стариков, безработных, подмастерьев, а также работников, живущих в домах своих нанимателей.

2. Деревенские и городские работники, живущие не у своего хозяина.

3. Фермеры, мелкие йомены (арендаторы и свободные держатели), крупные йомены, ремесленники, лавочники и мелкие местные торговцы.

4. Незнатное приходское джентри.

5. Элита графства: сквайры, рыцари и баронеты.

6. Титулованная знать: бароны, виконты, графы, маркизы и герцоги.

Остальные четыре категории населения современники объединяли скорее по профессиональному, чем по сословному признаку.

7. Управляющие – должностные лица в королевском хозяйстве, главных департаментах государства, армии и флоте или люди, для которых управление было профессией. Эти люди происходили преимущественно из среды сквайров или джентри, но встречались среди них и выходцы из йоменов и торговцев.

8. Торговцы – наиболее разношёрстная категория. Сюда входили экспортёры из Лондона, Эксетера, Бристоля, Пула и Ньюкасла; все матросы, крупные ростовщики из главных городов, сборщики таможенных пошлин, правительственные подрядчики и финансисты из Лондона.

9. Представители судейского сословия – очень разносторонняя в сословном отношении группа. Она включает в себя всех: от провинциальных присяжных стряпчих и адвокатов до лорда-канцлера и хранителя судебного архива. Обычно, начиная с адвокатов, представители этой группы были из семей джентри и священников, но нам мало известно о социальном происхождении, экономических перспективах и приобретённом статусе местных присяжных.

10. Священнослужители – как мелкие приходские священники, так и архиепископы. Представители этой группы разнились и по социальному происхождению: они могли происходить как из арендаторов, так и из сквайров и джентри.

У Мартина в книгах, практически, отсутствуют торговцы; нет и профессиональных судейских, а это противоречит всякой логике, так как Генрих I уже создал профессиональные юридические кадры в XII

веке, в материковой же Европе их статус был официально закреплен к XIII веку. [82] В реальном средневековом обществе из всех групп торговцы были наиболее подвижным социальным слоем: многие из них переходили из одной сословной группы в другую в течение своей жизни, а в течение двух поколений семья, практически всегда, меняла свой статус. Эта группа была наиболее вероятным претендентом на пополнение рядов приходского джентри или верхушки графства, подняться выше им было затруднительно. Самим торговцам и их сыновьям, работающим в семейном бизнесе, было трудно получить дворянство, однако ситуация отличалась для их детей, особенно дочерей. Дочери богатых торговцев стали подходящими невестами для членов знатных родов.

Brundage, J.A., "The Rise of the Professional Jurist in the Thirteenth Century," 20 Syracuse J. IntT L. & Com. 185, 1994.

Например, сэр Томас Холкрофт женился на дочке купца, его единственная дочь Изобел вышла замуж за Эдварда Мэннерса, 3-го графа Рэтленда – таким образом, внучка купца стала графиней, войдя в семью, состоявшую в родстве с королевской семьёй. Дочери же представителей джентри, при условии, что они являлись наследницами или сонаследницами поместий, собранных своими благородными, но нетитулованными предками, или просто были потрясающими красавицами, запросто могли через брак стать графинями и герцогинями, а некоторые даже королевами. Могут возразить, что такая ситуация, типичная для XVI века, абсолютно не характерна для более раннего периода – мешали жёсткие сословные границы, которые, согласно Мартину, они не моги перейти.

А что же тогда делать с первым английским поэтом Джефри Чосером (1340/3-1400), прожившем всю свою жизнь в XIV веке? Его отец, Джон Чосер, был торговцем вином, поставщиком королевского двора, его мать была дочерью и племянницей торговцев вином, сама владевшая 24-мя винными лавками в Лондоне. Джон Чосер пристроил сына пажом на службу к Елизавете де Бург, графине Ольстер, невестке короля Эдуарда III (жена его второго сына герцога Кларенса). Около 1366 года Джефри Чосер женился на фрейлине королевы – Филиппе де Руэ, сестре Екатерины Суинфорд (в девичестве Руэ). Екатерина много лет была любовницей, а потом стала женой Джона Гонта, 1-го герцога Ланкастерского, 3-го сына короля Эдуарда III (именно потомки от этого брака Джона Гонта сидят до сих пор на английском престоле). Таким образом, сын поставщика вина ко двору стал шурином сына короля, принца крови. Сын Джефри Чосера и Филлипы де Руэ, Томас Чосер (1367–1434), женился на Матильде/Мод Бургеш, 2-й дочери и сонаследнице Сэра Джона Бургеша, принесшей в приданое мужу значительные поместья. Томас был главным Дворецким двора на протяжении 30 лет, в период правления 4-х королей (часть из которых были роднёй его кузенам по линии тёти Екатерины). Его единственная дочь, Алиса Чосер (1404–1475), была замужем три раза: за сэром Джоном Филипом (ум. в 1415); с 1421 года за Томасом Монтакутом, 4-м графом Солсбери (ум. в 1428); с 1430 за Вильямом де ла Полом, герцогом Саффолк. Таким образом правнучка торговцев вином и внучка поэта стала герцогиней и была второй после королевы по богатству женщиной в Англии. От последнего мужа она родила сына Джона де ла Пола, 2-го герцога Саффолк, который женился на Елизавете Йоркской, дочери Ричарда Йоркского и сестре будущих королей Эдуарда IV и Ричарда III. Старший сын Джона и Елизаветы Йорской, Джон де ла Пол, граф Линкольн (прапраправнук торговцев), был провозглашён наследником престола королём Ричардом III. Если это не социальная мобильность – из виноторговцев в герцогини за 50 лет и наследники престола за сто лет, – то я тогда не знаю, как это назвать! Но именно этой социальной мобильности в средние века и не должно было наблюдаться, согласно Дж. Мартину!

И в континентальной Европе, и в Англии всё благородное сословие было разделено на две неравные части: придворная титулованная знать и провинциальное дворянство. Знатность английского провинциального дворянства (джентри) была определена очень нечётко: практически каждый кто мог жить так, как подобало джентри, имел возможность стать членом этого сословия, а в крайнем случае, им становился его сын. При этом в стране существовала чётко определённая и небольшая группа настоящей знати. В начале XVI века в Англии было около 2000 семей джентри, [83] и только 50 из них считались по-настоящему знатными. Члены этой полусотни семей стремились заключать браки в своём очень узком кругу, поэтому многие представители английской аристократии XXI века восходят корнями к двум-трём особо плодовитым дамам, зачастую от тех же дам происходят члены известных американских семейств. Главы этих знатных домов заседали в палате лордов, однако, чёткой черты, отделяющей благородного человека от знатного не было, поэтому эта граница часто пересекалась в обоих направлениях. Младшие сыновья знати и их потомки пополняли ряды джентри; но сочетание двух факторов (перехода титула только по мужской линии и типичной средневековой высокой смертности, усугублённой для знати близкородственными браками) приводило к тому, что знатные фамилии угасали, обычно, на протяжении трёх поколений. Однако количество высшей знати, опоры трона и помощницы монарха, требовалось сохранять, для этого необходимо было жаловать новые титулы отличившимся семействам джентри, которые, таким образом, являлись резервом знати.

Rivals in power, Lives and letters of the Great Tudor Dynasties, ed. by D. Starkey. London, 1990. P. 11.

На первый взгляд, ситуация со знатью в Вестеросе Мартина схожа с положением в Англии: несколько десятков по-настоящему знатных и могущественных семей, сотни средних и мелких феодалов, владеющих одним-двумя поместьями/замком и тысячи малоземельных или безземельных рыцарей. Сходство, однако, весьма формальное. Мартин не учитывает ни реальной ежедневной жизни знати (диета, столовая посуда, лошади); ни ежедневных связей между членами политических группировок; ни изменений в идеале знати и в идеале воспитания. Интересно отметить, что втихую писатель изменил реальную демографическую ситуацию средневековья, подменив её практически современной. Читая романы, мы почти не найдём упоминаний о детской смертности: по книгам все дети Кейтилин Старк, Оленны Тирелл, Тайвина Ланнистера или Серсеи Ланнистер выжили (одного, от Роберта, она вытравила). [84] В книгах изредка встречаются упоминания о смертях знатных женщин при родах при всегда выживших детях, но это исключение из правил. Это что-то невозможное, в реальной истории средневековья мы с такой ситуацией не встречаемся. В целом, Мартин держится за очень стилизованную картинку ранних и классических средних веков, основанную, во многом, на исторических сплетнях, в то время, как прототипы/прообразы для своих героев (как будет показано позже), он берёт в основном из самого конца Войны Роз, то есть из переходного периода от средневековья к новому времени, а то и из более позднего периода, времени правления династии Тюдоров. Поэтому уже упомянутые нами Брони, Мизинец, Варне и многие другие не желают сидеть в жесткой сословной структуре и постоянно вылезают из нее, ломая все на своем пути.

Массово дети мрут только у Лизы Аррен, но это требование сюжета. К тому же ей не везет всю жизнь от рождения до последней секунды, да и дети у неё от нелюбимого мужа, а от любимого мужчины ей, похоже, плод тайком даже от неё самой (?) вытравили.