История исторической науки России (дореволюционный период): учебник для бакалавров
Шрифт:
Длившееся более двух веков татарское иго стало тяжелейшим испытанием для русского народа. На его долю выпало спасение европейской культуры от разгрома и истощения [151] . «Повесть о разорении Рязани Батыем», ставшая реквиемом по Старой Рязани, дает представление о цене ее спасения. Повесть имеет сложную литературную историю и входит в цикл других рязанских повестей о Николе Заразском.
Начинаются повести с рассказа о принесении в 1225 г. «образа великого Чудотворца Николы Корсунского из преславного города Херсонеса в пределы рязанские, в область благоверного кн. Федора Юрьевича Рязанского. Икона Николая Корсунского (позже названная «Заразской» или «Зарайской») находилась в г. Корсуни (Херсонесе Таврическом), там, где в конце X в. принял крещение кн. Владимир.
151
Гудзий И. К. История древней русской литературы. – М., 1950. – С. 176.
В XIII, XIV,
По предположению Д. С. Лихачева, в основу «Повести о разорении Рязани Батыем» положен рассказ рязанской летописи, переданный в первой половине XIV в. в Синодальном списке Новгородской I летописи под 1238 г. в своей наиболее древней версии. Позднее этот рассказ дополнялся. Выявлены разновременные вставки фольклорных данных. Так, рассказ о подвиге Евпатия Коловрата не встречается в тех памятниках конца XIV–XV вв., на которые повлияла «Повесть о разорении Рязани». Использовались также данные местных легенд и сведения, почерпнутые из эпиграфических источников (могильных надписей в Успенском соборе старой Рязани) или в рязанском княжеском помяннике.
Исторический образ богатыря воеводы Коловрата с дружиной был призван ободрить соотечественников. С помощью этого образа утверждался доблестный воинский архетип. В виду того, что в воинской традиции христианства отсутствует понятие «неизвестного солдата» (так как христианина без имени, которое является личным ангелом-хранителем, не бывает) доблестному рязанскому воеводе Евпатию было дано прозвище, отвечающее характеру деяний героя. «Коловрат», что обозначает вращение солнечного круга (коло), настигает полчища Батыя на рубеже опустошенной земли и осуществляет идею неотвратимости возмездия. Реминисценции из рассказа «Повести о разорении Рязани Батыем» о Евпатии Коловрате содержит победная часть Куликовской битвы в «Задонщине». В этой повести рассказ о воеводе-герое приводится первые. Возникнув в конце XIII или первой половине XIV в. как произведение местное, рязанское, затем «Повесть о разорении Рязани Батыем» приобретает общерусское значение. В нем обобщается смысл трагических событий тяжелой эпохи в истории русского народа. Идеи, отраженные в повести, становятся магистральными для национального исторического сознания. Образы, символы, отдельные положения повести встречаются в «Повести о нашествии Тохтамыша на Москву», «Слове о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русского», «Сказании о Мамаевом побоище», «Степенной книге», «Русском временнике», «Повести об Азовском осадном сидении казаков» и др. [152]
152
Лихачев Д. С. Литературная судьба «Повести о разорении Рязани Батыем» в первой четверти XV в. // Лихачев Д. С. Исследования по древнерусской литературе. – Л., 1986. – С. 264.
В конце XIV – начале XV вв. приходит осознание возможности борьбы с Ордой и ордынцами. Сдвиг в сознании русских был подготовлен в период, названный в русских летописях «великой замятнёй», когда в Орде по несколько раз в год менялись ханы (1359–1380).
Постоянная смена властителей и вопрос о законности или незаконности одного из правящих в степях ханов, не говоря уже о темнике Мамае и его жене [153] , постепенно зарождали сомнения в законности ордынской власти над ними и Русью у предоставленных себе самим русских князей. Русские книжники называли Мамая «князем-ордынским». Для них он был не царем, а узурпатором, похитившим законную власть. Война с ним была иным делом, чем война с полновластным легитимным ордынским «царем» [154] . Приходила мысль о возможности определенной коррекции бытия в рамках «воли Божией» и его «промысла», т. е. о некоторой эсхатологической свободе.
153
Мамай возвел на престол собственную супругу Тулунбек-ханум, правившую в Сарае в 1371/72 г., что было беспрецедентным случаем в истории Золотой Орды.
154
Борисов Н. С. Дмитрий Донской. – М., 2014. – С. 276.
Активное противодействие князя Дмитрия Ивановича Мамаю в 1370-е гг. усилило освободительные настроения. Летописная «Повесть о битве на реке Боже» русской (московской и суздальско-нижегородской) рати под предводительством великого князя Дмитрия Ивановича с ордынской ратью Бегича в 1378 г. свидетельствует о том, что призыв к борьбе не только мог быть услышан, но и действительно был услышан. Битва закончилась победой русских войск. Меняющаяся система отношений между Русью и слабеющей Ордой подталкивала к выводу о нелегитимной власти ордынских «царей».
Современные историки пишут о произошедшем психологическом переломе:
155
Седекия – последний царь Иудеи (597/6—587/6 до н. э.) перед Вавилонским пленом.
156
Иеремия – второй из четырёх великих пророков Ветхого Завета.
157
Борисов Н. С. Указ. соч. – С. 370.
«Превратить войну с Мамаем из «битвы за деньги» [158] в «битву за веру» мог только какой-то очень уважаемый в народе церковный деятель. <…> Единственный, кто мог сыграть эту великую историческую роль, был игумен Сергий Радонежский. В народе его уже при жизни считали святым» [159] . Поход на Мамая был объявлен Сергием священным делом, «войной за веру». «Каждый, кто падет на этой войне, получит венец мученичества и попадет в рай. Уклонение от участия в походе равносильно измене православию» [160] . Это вызвало религиозный энтузиазм.
158
Спор Дмитрия с Мамаем о размерах дани.
159
Борисов Н. С. Указ. соч. – С. 385.
160
Там же. – С. 386.
Величайший сдвиг в сознании русского человека, толчок, давший жизнь мощному духовному движению и определивший новое направление в русской историософии, был связан с общерусским культом Троицы, «зримо» и «материально» враставшим в русскую жизнь [161] , который был создан Сергием Радонежским, трудившимся над решением задачи преодоления «розни мира сего». Культ Троицы выходил за рамки чисто богословских задач [162] . Он имел важнейшее значение для исторического сознания.
161
Плугин В. А. Мастер «Святой Троицы». Труды и дни Андрея Рублева. – М., 2001. —С. 180.
162
Наумова Г. Р., Шикло А. Е. Историография истории России. – М., 2008. – С. 25.
Принципиально важную для национального сознания вещь отметил Н. С. Борисов: «В школьном изложении отечественной истории – а значит, и в историческом сознании большинства населения страны – отчеканены четыре великие битвы: Куликовская, Полтавская, Бородинская и Сталинградская. Столь разные по масштабу и времени, они близки в одном: здесь решалась судьба русского народа и Русского государства. Так, во всяком случае, утверждает наша историческая мифология – родная сестра исторической науки» [163] .
163
Борисов Н. С. Дмитрий Донской. – С. 373.
В нашем распоряжении нет текстов, созданных сразу после событий на Куликовом поле. Древнейший из сохранившихся списков летописи с рассказом о Куликовской битве (Рогожский летописец) датируется 1440-ми гг. Самый старший из шести сохранившихся списков «Задонщины» (Кирилло-Белозерский) относится к концу XV в., т. е. был создан более чем через сто лет после событий. Старший список «Сказания о Мамаевом побоище» датируется 1520-ми гг.
Отраженные в них взгляды стали результатом проделанной общественным сознанием эволюции в восприятии битвы. Тексты подвергались редакторской правке несколькими поколениями книжников. Куликовская битва со временем имела тенденцию превращения в героический эпос русского Средневековья. Главными памятниками Куликовского цикла являются: Летописная повесть, «Задонщина» и «Сказание о Мамаевом побоище». Истории их создания посвящены сотни исследований.