История исторической науки России (дореволюционный период): учебник для бакалавров

Лачаева Марина

Идейным вдохновителем новгородцев в запоздалой борьбе с Москвой за свою самостоятельность стал архиепископ Евфимий I (Емелиан) Брадатый (ум. 1428) [188] , по инициативе которого было предпринято составление двух важных летописных сводов – Софийского временника и свода 1430-х гг. В своде 1430-х гг. были использованы общерусские известия из московского свода Фотия [189] .

В новгородских летописях, несмотря на то, что летописцы Софийского временника и привлекали общерусский материал, все же преобладала местная новгородская ориентация. Новгородский свод невыгодно отличался от свода Фотия тем, что он отражал пробоярские

тенденции и враждебность по отношению к новгородскому населению, которое называлось в тексте «голодниками». Концептуальные основания новгородского летописания объясняют природу симпатии новгородских народных масс не к Новгороду, а к Москве, а также его недостаточную силу в качестве идеологического и политического оружия в борьбе Новгорода с Москвой [190] .

188

Грамота Евфимия от 1426 г. о церковнослужителях, приходящих в новгородскую епархию «от иных стран с Русской Земли или из Литовской Земли» была в XVI в. включена митрополитом Макарием в июльскую книгу Великих Четиих Миней.

189

Фотий (ум. 1431) – грек, рукоположен в 1408 г. в митрополита Киевского и всея Руси, оставил литературно-учительное наследие. А. А. Шахматов полагал, что по воле и под наблюдением Фотия был составлен общерусский летописный свод, объединивший центральнорусское и новгородское летописания, лежащий в основе ряда позднейших летописей, Софийской I и Новгородской IV. Он датировал Фотиев свод (или Владимирский, Полихрон) 1423 г. В XVI в. 16 поучений и Духовная грамота Фотия под общим названием «Книга, глаголемая Фотиос» были включены митрополитом Макарием в Великие Четии Минеи.

190

Орлов О. В. Литература // Очерки русской культуры XIII–XV веков. – Ч. 2. Духовная культура. – М., 1970. – С. 144.

Ориентация новгородских летописцев на прошлое, возвеличивающее Новгород и его традиции, при отсутствии чувства перспективы в борьбе за политическое превосходство с Москвой придавала новгородским текстам глубокий пессимизм.

В обстановке феодальной войны середины XV в. исключительно важное значение имела мысль о необходимости отказаться от «братоненавидения» и объединиться против внешнего врага. Условно называемый в литературе свод 1448 г., лежащий в основе Софийской I и Новгородской IV летописей, оказал влияние на развитие новгородского и общерусского летописания.

Летопись Новгородская Хронографическая – Хронографический список Летописи Новгородской IV – конца XV в. была определена А. А. Шахматовым как Новгородская V летопись. Она содержит хронографический и летописный материал (краткий хронограф, Хронографическую Александрию, Псковскую II летопись и др.). Концептуальный анализ состава сведений летописи позволил Я. С. Лурье сделать вывод о «явной связи летописца с главным «обличителем» ереси – новгородским архиепископом Геннадием» [191] .

191

Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вторая половина XIV–XVI в. – Ч. 2. Л-Я. – Л., 1989. – С. 56.

Концептуальным проявлением идеи мистической связи Новгорода с «Третьим Римом» (ср. с теорией «Москва – Третий Рим», раздел I, гл. 4.5.) стала «Повесть о новгородском белом клобуке», в которой проводилась мысль о прямой связи между древнеримским христианством, византийской патриархией и духовным владыкой Новгорода. Ее автор, вероятно, дипломат и путешественник Дмитрий Герасимов старался подчеркнуть первенство Новгорода в духовном наследии Древнего Рима и Византии.

На территории Великого княжества Литовского в православной среде не ранее 1450-х гг. была написана общерусская по характеру Белорусская I летопись. В ней отразилась эволюция исторического повествования от летописной к иной – хроникальной системе изложения, более характерной для Польши и

Литвы.

На основании свода 1446 г. в XVI в. в Великом княжестве Литовском были составлены второй («Хроника Великого княжества Литовского и Жемайтского) и третий («Хроника Быховца») летописные своды общегосударственного характера.

С конца XIII в. начинают вести летописные записи в Твери и Пскове. В отличие от тверского летописания, претендовавшего на общерусский характер, летописание Пскова носило по преимуществу местный деловой характер. Центральное место в нем занимали рассказы о сражениях с Ливонским орденом, описания борьбы с Новгородом и Литвой. Сообщения об общерусских событиях у псковских летописцев немногочисленны и лаконичны. Псковским летописанием руководили выборные вечевые власти, в частности, посадники. В XIV в. псковское летописание принимает регулярный характер. Составление одного из первых псковских летописных сводов, следы которого обнаруживаются в общерусском летописании, относится к концу XIV – первой половине XV в.

В Москве летописание зародилось в 1320-х гг. благодаря митрополиту Петру и князю Ивану Даниловичу Калите (ок. 1283 или 1288 – 31 марта 1340 или 1341, князь Московский с 1325, фактически с 1322). Первый Московский летописный свод предположительно датируют 1340 г. В его основу были положены записи семейного «Летописца» Ивана Калиты и «Летописца» святителя Петра (вторая половина XIII в. – 1326), первого из киевских митрополитов, имевших постоянное местопребывание в Москве (с 1325), переехавшего в Москву из Владимира на Клязьме [192] .

192

Уже митрополит Максим в 1299 г. оставил Киев и поселился во Владимире на Клязьме, где с тех пор находилась митрополичья кафедра.

Роль Суздальско-Нижегородского летописания в русской культуре определила, прежде всего, одна из древнейших Лаврентьевская летопись, излагающая события до 1305 г. и названная по имени монаха Лаврентия, переписавшего ее в 1377 г. вместе с помощниками.

Тверское летописание, имевшее почти двухсотлетнюю историю, начатую при великом князе владимирском Михаиле Ярославиче Тверском, завершается с потерей Тверью независимости в 1485 г. Возвышение Твери в середине XV в. и соответственно расцвет ее летописания был недолгим.

Инициатором создания тверского летописания называют тверского епископа Симеона, служившего в главном храме Твери – соборной церкви Спаса (1285). В 1305 г. в Твери возникает великокняжеское летописание, основой для которого послужил переяславский свод 1281 г. При его написании использовались также Новгородская и Рязанская летописи и летописец князя ярославского и смоленского Федора Черного. Свод 1305 г. был продолжен и после смерти Михаила Ярославича составил свод 1319 г. Дополненный известиями местной тверской летописи он получил значение тверского великокняжеского Летописца. При князе Михаиле Александровиче, боровшемся за великое княжение Владимирское, в 1360—1370-х гг. был подготовлен новый тверской свод. В 1375–1382 гг. условиях противостояния тверского князя Москве и его вынужденного признания себя младшим братом московского князя тверское летописание прерывалось.

Тверское летописание (и, соответственно тверская версия событий) до наших дней в самостоятельном, не переработанном виде не сохранилось. Наиболее полно оно отразилось в так называемом Тверском сборнике, Рогожском летописце и Симеоновской летописи. Частично тверские известия присутствуют в летописях Воскресенской, Никоновской, Новгородской IV и Лаврентьевской.

До нашего времени Тверское летописание дошло в московской редакции. Поскольку историю, как известно, пишут победители, тверское летописание подверглось концептуально целенаправленной обработке при изложении событий. В Москве не могли согласиться с заявленной тверскими летописцами позицией о ведущей роли Твери как оплота в борьбе с татаро-монгольским игом и прославлением тверских князей как самодержцев Русской земли и мудрых государственных деятелей и военачальников.