История моей юности
Шрифт:
Налетчики застали руководителей партийных и советских организаций врасплох. Красногвардейцы, беспечно спавшие в казарме, выскакивали в окна в одном нижнем белье и тут же в упор расстреливались белыми. Много было тогда побито и руководящих работников. В числе этих мальчишек наши красногвардейцы видели и Пекова.
В тот же день дудаковцев из Урюпинской выгнал подошедший из Поворино красногвардейский отряд.
Налет Дудакова был как бы сигналом к выступлению всех контрреволюционных сил округа. Теперь то там то тут по станицам, как грибы
В окрестностях нашей станицы стала орудовать банда белогвардейцев казачьего офицера Мотарыгина. Появились и первые жертвы этой банды.
Вот тогда-то в целях самообороны и было решено в ряде станиц создать красногвардейские дружины. Создавался такой отряд и в нашей станице. Организатором его оказался наш хуторянин, Долгачев Иван Борисович.
Я уже говорил о том, что среди населения Долгачев пользовался большим авторитетом. Как только стало известно, что он организует дружину, в нее сразу же хлынула казачья голытьба и иногородние — жестянщики, сапожники, портные…
Долгачев убедил вступить в дружину и своих братьев — старшего Василия и младшего Петра. Вслед за ними записалось и еще человек пятнадцать молодых казаков с нашего хутора, в том числе и мы с Алексеем Марушкиным. Алексей уговорил вступить в дружину и своего младшего брата.
Под казарму для нашей дружины было отведено училище. Нас зачислили на довольствие, выдали ружья-берданки, сохранившиеся еще с Севастопольской кампании 1854–1855 годов, а к ружьям — по два десятка патронов.
Немало мы потешались над этими ружьями. Стволы у них были длинные, как пищали, стреляли они с ужасающим громом.
Из нас, хуторян, был составлен целый взвод. Взводным командиром мы выбрали своего хуторского парня — Петра Дементьева, очень молодого, но бывалого солдата, командовавшего на фронте стрелковым отделением.
Долговязый, белобрысый, щедро осыпанный веснушками, Петр был боевым парнем и хорошим товарищем.
Моя ошибка
На ночь вокруг станицы выставлялись посты, а днем в окрестностях ее патрулировали наши конные разъезды.
С неделю было спокойно, а потом сразу же на территории станицы одно за другим произошло несколько событий: на хуторе Беспавловском бандиты зверски изрубили милиционера, на хуторе Черкасском обстреляли и тяжело ранили ревкомовского работника, а на Акуловке убили разведчика нашей дружины Александра Петрова.
Через неделю бандой было совершено еще несколько убийств. Особенно страшным было убийство комиссара ревкома хутора Краснянского — Челышева. Бандиты не только изрубили его шашками, но и надругались над трупом: распороли живот, выбросили внутренности, а вместо них насовали навозу.
Теперь налеты на хутора и убийства общественников бандиты совершали почти каждый день.
До нас доходили слухи, что банда Мотарыгина насчитывала уже более
Однажды командованию нашей дружины потребовалось послать срочный пакет командиру Котовской дружины самообороны. Станица Котовская хотя и была расположена близко — за полтора часа можно съездить туда и обратно, — но ехать надо было мимо тех мест, где еще вчера видели бандитов.
Возможно, банды теперь уже там и не было, так как бандиты не любили долго задерживаться на одном месте, но охотников везти пакет в Котовскую не находилось даже и среди бывалых вояк. Перебрав многих, командир дружины Долгачев остановил свой выбор на мне: молодой паренек, не откажется…
В моем распоряжении был рыжий, лысолобый жеребчик-трехлеток, страшно пугливый, норовистый и капризный. Если заноровится, так ты его хоть убей, а он и с места не тронется. Или, наоборот, все губы ему в кровь издерешь удилами — не остановили.
Оседлал я этого жеребчика, взял пакет, вскочил в седло и помчался.
Дорога была пустынна. Бандиты всех распугали.
Озираясь по сторонам, я мчался, как ветер. За каждым придорожным кустом мне чудилась засада. Блеснувший на солнце стебель казался направленным на меня дулом, и я холодел от ожидания, что вот-вот прогрохочет выстрел.
Но прибыл я в Котовскую благополучно.
Передав пакет и ожидая ответа, я стал кормить жеребчика. Меня окружили котовские дружинники.
Они смотрели на меня с почтительным вниманием, как на человека, много повидавшего на своем веку, обстрелянного, не раз рубившегося насмерть в жестоких схватках с бандитами.
— И не страшно тебе было ехать одному? — допрашивали они меня.
— А чего ж бояться-то? — снисходительно отвечал я.
— Ну как же, еще вчерась на хуторе Трухенском всю банду Мотарыгина видали…
— А вот! — воинственно показывал я им свою берданку.
— Ну, одного ты убьешь… А остальные тебя схватят, казнят.
— У меня жеребчик резвый, ускачу, — бахвалился я.
Получив ответ, я бодро вскочил на жеребчика, кивнул своим новым знакомым и помчался…
Вечерело. Солнце клонилось к закату.
На этот раз я ехал не спеша, часто переводя лошадь с рыси на шаг. Теперь я убедил себя, что мне, собственно, и бояться-то нечего. Если я до Котовской доехал благополучно и не встретил ни одного бандита, то за короткое время; что я пробыл в станице, они не могли здесь появиться. Они, видимо, перебрались в другие места.
Я уже мысленно представлял себе, как приеду в свою станицу, каким героем покажусь товарищам… Я размечтался об этом, представляя свой приезд в мельчайших деталях. Мне вспомнилось, как однажды Андрей Земцов пренебрежительно отозвался обо мне: «Трус!»
«Я тебе дам, трус, — мысленно восклицал я. — Сайты трус… Посмотрел бы я на тебя сейчас, если бы ты был на моем месте…»
Случайно бросив взгляд направо, я похолодел: с пригорка ко мне стремглав скакало с десяток всадников.