История моей юности
Шрифт:
Выехали мы из Калмычка в десятом часу утра. До Бугровского было километров семь-восемь. Обосновался он вблизи Хопра, между станицей и разъездом Калмычек. Следовательно, нам надо было возвращаться назад.
Недалеко от Бугровского паслось коровье стадо. Мы подъехали к пастуху.
— Чье это стадо? — спросили мы у него.
— А чье же оно может быть? — ответил пастух, посконный старичишка в лаптях. — Наше.
Пожилой казак в артиллерийской фуражке, наш дружинник, соскочил с повозки.
—
— Это для каких же таких надобностев? — удивленно посмотрел на него пастух.
— Зараз сналыгаем их да поведем на Калмычек.
— Ишь, храбрый, — скривился старик в усмешке. — Ерой, погляжу я на тебя… Укажи ему пару быков… А кто за них в ответе будет, а?.. Ты-то возьмешь бычков да фьють!.. И улетел, а мне за них голову скрутят… Накось вот, выкуси! — показал старик ошеломленному артиллеристу фигу.
Это все было так неожиданно, и старичишка настолько был смешон, что мы все расхохотались.
— Ну-ну, дед, — сконфуженно сказал артиллерист, повышая голос, — ты не дюже, а то…
— Чего — а то? — воинственно задрав бороденку, взвизгнул старик. — Ну, чего?.. Пристрелишь, что ли?.. Так стреляй! — выпятил он свою тщедушную грудь с нательным крестом. — Стреляй!
Сценка была забавная, но любоваться ею было некогда.
Оставив у стада своих дружинников договариваться с пастухом, мы направились в хутор. Как мы и предполагали, в хуторе белые пока еще не появлялись. Но ждать их здесь можно было каждую минуту.
Казак-артиллерист сказал мне и Андрею Земцову:
— Ну, вы, хлопцы, поезжайте на тот конец хутора, понаблюдайте там за дорогой из станицы… Ежели покажутся белые, выстрелите два раза и скачите сюда. Понятно?
— Попятно, — ответил я.
— Ну, езжайте с богом. А мы зараз пойдем по дворам собирать хлеб…
— А до каких пор нам там наблюдать? — спросил я. — Вы можете собрать хлеб и уехать, не сказав нам.
— Нет, мы вам дадим знать, — возразил артиллерист. — Как соберем хлеб, так два раза ударим в колокол на колокольне. Как услышите звон, так, стало быть, возвертайтесь… Знайте, что мы поехали… Тогда догоняйте…
Хутор словно вымер. На улицах — ни души. Люди где-то прятались.
Выехав на окраину хутора, мы с Андреем поднялись на высокий сторожевой курган, откуда перед нашим взором раскинулась великолепная панорама долины с изумрудным лугом, займищами и голубыми озерами, с роящейся над ними птицей.
Темной лентой вилась среди луга дорога из станицы. За этой-то дорогой нам и нужно было следить. Но она, как и все вокруг, была сейчас пустынна.
Наши лошади не стояли на месте. Их больно жалили оводы. Жеребчик мой брыкался, мотал головой, отхлестывался от мух хвостом. Но мы с
— А может, подъедем вот к этому дому? — нерешительно взглянул на меня Андрей. — Попросим молока да хлеба…
— Поедем, — сказал я. — Какие там, к черту, белые, они и не подумают сюда ехать…
Мы галопом направились к крайнему куреню, крытому железом. Привязав лошадей к палисаднику, повесив свои берданки на луки седел, вошли в дом.
— Здравствуйте, хозяева! — весело сказал Андрей, оглядывая кухню. У стола сидела пожилая казачка, вязала чулок.
— Здравствуешь, ежели правду гутаришь, — насмешливо взглянула женщина на маленького невзрачного моего товарища. Потом перевела взгляд на меня: — Что скажете хорошего?
— Да вот, хозяюшка, что скажу? — залебезил перед ней Андрей. — Не можешь ли ты продать нам по кружке молока да по куску хлеба, а?..
— Продать? — усмехнулась казачка. — Продавать не буду, а так могу дать.
— А нам все едино, — смиренно согласился Андрей. — Не хошь продавать, угощай бесплатно… А вообще, могем уплатить.
— Не надо ничего, — отмахнулась женщина. — Все равно молоко-то пропадает зря… Свиньям выливаем… Проходите, молодые люди, садитесь… Посидите тут, а я зараз в погреб слазию, молочка холодного достану.
Хозяйка вышла из комнаты и где-то-запропастилась.
— Как там наши лошади? — охваченный каким-то смутным беспокойством, сказал я и подошел к окну. Лошади стояли неспокойно, лягались, бились, отмахивались хвостами от больших зеленых мух… У ворот с горшком в руках стояла наша хозяйка и тихо разговаривала с каким-то парнем в голубой рубашке, кивая то на наших лошадей, то на свой дом… Видимо, она рассказывала парню о нас с Андреем.
— Андрюша, — сказал я Земцову. — Пойди принеси ружья.
— Зачем?
— Надо.
— Думаешь, кто-нибудь возьмет?
— Да. Там вот какой-то парень вертится у ворот.
Андрей встал и пошел к дверям. У порога столкнулся с хозяйкой;
— Вот вам холодненького, — сказала казачка, ставя на стол горшок с молоком. — Прям со льда. Угощайтесь!.. Вот стаканы!.. А вот хлеб, — положила она на стол румяный пшеничный каравай.
Андрей внес в комнату берданки и поставил их в углу у входа.
— Ешьте на здоровье!.. — сказала хозяйка, метнув взгляд на улицу.
От меня не ускользнул этот взгляд. Беспокойство мое усилилось. Но молоко настолько было соблазнительное, что я решил выпить кружку.
И действительно молоко было чудесное: холодное, густое и вкусное, как сливки.
— И какие же вы молоденькие-то, — глядя на нас, жалостливо причитала казачка. — Господи, боже мой, и зачем же вас, таких молокососеньких, воевать-то забрали?