История нацистских концлагерей
Шрифт:
Вместо объединяемого общей идеей содружества товарищей по духу в СС существовали соперничавшие друг с другом группировки – неизбежное последствие принудительного сосредоточения большого числа суровых и не ведавших ни жалости, ни сочувствия людей [654] . Повседневная служебная рутина изобиловала конфликтами, склоками, что неудивительно, ибо подчиненные Эйке были далеки от воспеваемых им идеалов. Лагерная администрация нередко накладывала взыскания на своих подчиненных за нарушение формы одежды, за плохую выправку, за вербальные контакты с заключенными, за совершаемые из эсэсовских складов кражи, за чтение на посту и – что гораздо хуже – за сон во время несения караульной службы [655] . Несколько нерадивых охранников кончили тем, что сами превратились в заключенных, после того как летом 1938 года Гиммлер ввел новый вид наказания за проступки служащих СС: по его личному распоряжению нарушителей самих подвергали превентивным арестам в лагере Заксенхаузен. К сентябрю 1939 года 73 провинившихся эсэсовцев, включая и бывших охранников, содержались в составе так называемого воспитательного взвода, причем условия их содержания в этом штрафном подразделения были отнюдь не варварские. Их бывшие товарищи из СС регулярно натравливали их на обычных заключенных, которые страшно боялись этих «костоломов» – прозвище, данное им из-за скрещенных костей на форменной одежде. Упомянутая мера служила провинившимся напоминанием о том, как низко те пали [656] .
654
Об
655
Commandant’s order for Buchenwald, August 3, 1937, August 30, 1937, NCC, docs. 167 and 168; BArchB, NS 31/372, Befehlsblatt SS-TV/IKL, June 1937, здесь Bl. 69; ITS, HIST/ SACH, Sachsenburg, Ordner 1, Bl. 73: Wachtruppenbefehl, October 21, 1935.
656
Naujoks, Leben, 64, 68, 131, цит. по 150; instruction by Himmler, July 21, 1938, NCC, doc. 161; OdT, vol. 3, 33.
Если отбросить всю пафосность рассуждений Эйке, корпоративный дух «Мертвой головы» СС не был просто плодом его воображения. Будучи истинным корпоративным лидером, Эйке действительно сумел сообщить лагерям СС некую организационную идентичность, прививая эсэсовцам верность успевшим выработаться и созреть собственным традициям, ценностям и даже особый лексикон. «Мы в концентрационных лагерях представляли собой совершенно закрытое сообщество», как хвастал один из лагерных эсэсовцев после войны. Эти люди сделали выбор в пользу идеала Эйке – политического солдата – и продолжили долгосрочную карьеру концлагерных профессионалов. Сообщество их в предвоенные годы было не столь уж и многочисленным – от силы несколько сотен солдат и офицеров, в основном штаб коменданта, но именно они в конечном счете и задавали тон в концентрационных лагерях [657] .
657
Цит. в Dicks, Mass Murder, 103, «KZs» in the original. См. также: Там же, 138; Orth, SS, в частности 151–152; Broszat, Kommandant, 49, 233–234; Warmbold, Lagersprache, 122–143. Более широко см.: Rouse, «Perspectives»; Gioia и др., «Organizational identity».
Политический солдат без остатка отдавал себя исполнению взятых на себя обязательств. Люди, составлявшие костяк эсэсовского лагерного сообщества, большую часть свободного времени проводили вместе, не покидая территории лагеря. Их встречи происходили, как правило, в лагерной столовой СС, там собирались, чтобы отметить то или иное событие или торжество. В Дахау эсэсовцы проводили досуг в плавательном бассейне, в кегельбане или на теннисных кортах; при лагере имелось даже нечто вроде заповедника с дикими животными. Высшие должностные лица встречались за пределами лагерной территории. Большинство из них были люди женатые, семейные, некоторые имели по двое-трое детей – еще одна составляющая и отличительная черта присущей СС маскулинности, – а их семьи нередко компактно проживали в поселках неподалеку от лагерей. Таким образом, личная жизнь и исполнение служебных обязанностей лагерных эсэсовцев сливались воедино в одном и том же социуме [658] .
658
Riedel, Ordnungsh"uter, 175, 205–209; BArchB, R 2/28350, Chronik der SS-Lageranlage Dachau, March 1, 1938; Dillon, «Dachau», 105; Orth, SS, 88, 145.
Главной составляющей их жизни было насилие. Именно оно и служило тем самым «духом сплоченности», цементирующим личный состав лагерей СС, лагерных профессионалов, ибо ежедневная общая практика злодеяний сближала их, превращая из просто коллег по службе в соучастников преступлений [659] . И пресловутый «дух сплоченности» был настолько силен в эсэсовцах, что распространялся и за пределы лагерей, нередко приводя к ссорам и даже стычкам с жителями близлежащих населенных пунктов. Один из самых громких случаев – произошедший в апреле 1938 года в Дахау инцидент, когда один из эсэсовцев насмерть заколол церемониальным кинжалом двоих рабочих, судя по всему в результате ссоры по поводу формы и золотого партийного значка [660] .
659
Orth, SS, 151. См. также: Sofsky, Violence, 24–27; K"uhne, Belonging, 91, 168–169.
660
Steinbacher, Dachau, 179–180; Dillon, «Dachau», 81–84.
Насилие как сущность лагерного духа пропитало всех без исключения эсэсовских лагерных профессионалов. В дополнение к наказаниям заключенных в рамках исполнения служебных обязанностей они практиковали и множество других форм насилия, начиная с заурядного рукоприкладства. Для заключенного концлагеря первая пощечина служила оскорбительным напоминанием о его статусе раба. Пощечины вообще широко использовались немцами в воспитательных целях, дабы дисциплинировать младших и подчиненных. Причиной тому была относительная безобидность этого вида физической расправы, в отличие от других [661] . Удары дубинками оставляли следы, то есть речь могла идти о телесных повреждениях; еще серьезнее могли быть последствия от внезапных ночных рейдов по баракам, когда эсэсовцы-охранники с криками набрасывались на узников, и нередко дело доходило даже до зверских избиений [662] .
661
Buggeln, Arbeit, 344–348; APMO, Proces H"oss, Hd 6, Bl. 129–312: Vernehmung O. Wolken, April 17–20, 1945, здесь 297.
662
См., например: Naujoks, Leben, 38–39, 62–64.
В отличие от ставших в концлагерях рутиной побоев, убийства в середине 1930-х годов все еще оставались явлением довольно редким. В 1937 году, в среднем, в каждом из больших лагерей СС (Дахау, Заксенхаузен и Бухенвальд), где число заключенных доходило приблизительно до 2300 человек в каждом, ежемесячно погибало от 40 до 50 заключенных [663] . В целом, вероятно, около 300 заключенных погибли в концентрационных лагерях с 1934 по 1937 год, в большинстве случаев речь шла о доведении до самоубийства эсэсовцами или же о совершенных ими убийствах [664] .
663
Цифры смертности на 1937 г. даны по средней ежемесячной оценке по трем крупным лагерям (Дахау: 41 человек; Заксенхаузен: 44 человека, включая заключенных, умерших в берлинской больнице; Бухенвальд: 53 человека в период с июля по декабрь 1937 г.); KZ-Gedenkst"atte Dachau, Gedenkbuch-, AS, Totenbuch des KZ Sachsenhausen;buchenwald.de.
664
Эти
Акты насилия были вполне простительным и объяснимым деянием среди лагерных эсэсовцев, поскольку, по их мнению, оправдывались (как и в первых лагерях) необходимостью удерживать преступников в узде. Правда, идею об опасных преступниках было куда труднее внушить в середине и конце 1930-х годов, когда Третий рейх был вполне стабилен. Но администрация эсэсовских лагерей упорно вдалбливала это в головы всех с целью не дать потушить пожар ненависти. Охранники-новички постоянно получали идеологические наставления на этот счет. В лекциях, листовках и директивах эсэсовское командование живописало заключенных как опаснейших врагов, которым ни в коем случае нельзя было ни доверять, ни оставлять их в покое, ни испытывать к ним сочувствие. И эти идеи чаще всего срабатывали – отчасти потому, что концентрационные лагеря были укомплектованы добровольцами из числа убежденных национал-социалистов, отчасти потому, что заключенные приобрели стереотипный облик арестанта, посаженного за решетку преступника – наголо обритые головы, полосатая тюремная роба. Ненависть эсэсовцев к заключенным усилилась настолько, что, как писал Рудольф Хёсс, была «непостижима для посторонних» [665] . И все же не все удары дубинками или затрещины были продиктованы именно жгучей ненавистью. Очень часто эсэсовцы-охранники прибегали к ним из чисто практических соображений, например для поддержания дисциплины, а иногда и просто от скуки [666] . Но каким бы ни был повод, все случаи побоев и рукоприкладства проистекали из глубочайшего презрения к жертвам.
665
Цит. в Broszat, Kommandant, 98. См. также: Там же, 97–98, 101; Sydnor, Soldiers, 27–28; NCC, doc. 174; ITS, HIST/SACH, Sachsenburg, Ordner 1, Bl. 22: Wachtruppenbefehl, August 21, 1935; Dillon, «Dachau», 178–180; Van Dam and Giordano, KZ-Verbrechen, 28.
666
Sofsky, Ordnung, 134; Neurath, Gesellschaft, 117.
Стремясь закалить своих подопечных, как выразился Теодор Эйке, их в приказном порядке заставляли присутствовать при телесных наказаниях заключенных. В первый раз Рудольф Хёсс, по его словам, был потрясен криками, но потом мало-помалу привык к ним, как и его сослуживцы, кое-кто из них даже наслаждался страданиями «врагов» [667] . Лагерные профессионалы из СС были, разумеется, не только пассивными наблюдателями. Некоторые даже проходили особые курсы специалистов по методике пыток [668] . Но большинство личного состава охраны постигало пыточную науку на местах, на ходу подучиваясь у более опытных коллег и начальников [669] . Последние остававшиеся сомнения заливались шнапсом, еще более распалявшим их больное воображение; кое-кто напивался до бесчувствия, и временами дело доходило до бытового травматизма [670] .
667
Broszat, Kommandant, 81–83; IfZ, F 13/6, Bl. 369–382: R. H"oss, «Theodor Eicke», November 1946, здесь 370. В 1937 г. Эйке чуть смягчил распоряжение – не взвод «штаба коменданта» в полном составе обязан был присутствовать при телесных наказаниях, а лишь часть его – старослужащие (свыше двух и более лет службы); order of the SS Death’s Head units, March 1, 1937, NCC, doc. 155.
668
Dicks, Mass Murder, 100–101.
669
См., например: Broszat, Kommandant, 85–86.
670
См., например: NCC, doc. 180; L"uerssen, «Wir», 119–120; DAP, Vernehmung F. Hofmann, April 22, 1959, 3850.
Насилие не только объединило самых ярых фанатиков из числа лагерных эсэсовцев, оно стимулировало их карьерный рост. В сообществе, основанном на почитании политического солдата, жестокость создавала ценный социальный капитал. Амбициозные эсэсовцы понимали, что репутация не знающего пощады охранника не останется не замеченной начальством и тем самым улучшит перспективы повышения в звании или должности. Это было одной из причин, почему блокфюреры сами напрашивались в исполнители телесных наказаний. Но и старшие офицеры никак не желали отстать от них. «Я не мог просить блокфюреров совершить большее, чем я сам, – так под присягой заявил раппортфюрер Заксенхаузена. – Вот поэтому я лично избивал заключенных кулаками и пинал ногами». Ради поддержки авторитета лагерные эсэсовцы вынуждены были вновь и вновь подтверждать способность к насилию, и так постоянно. В отличие от заключенных, отчаянно пытавшихся быть тише воды и ниже травы – следуя общему правилу «не высовываться», – эсэсовцы, напротив, всячески пытались перещеголять друг друга по части жестокости, зачастую превращая процедуры наказания в грандиозные шоу одно другого бесчеловечнее [671] . В итоге насилие для преступников-эсэсовцев не превращалось в самоцель [672] . Тут рождалось некое взрывоопасное соединение идеологических и ситуативных факторов.
671
Цитаты см.: AS, J D2/43, Bl. 59–72: Vernehmung G. Sorge, April 23, 1957, здесь 71; L"uerssen, «Moorsoldaten», 195. Более широко см.: Dillon, «Dachau», 125, 190, 233, 241; Broszat, Kommandant, 83; H"urdler, «Ordnung», 49; Trouve, «Bugdalle», 33; Sofsky, Ordnung, 262–263; Springmann, «Sport», 91–92.
672
Об обсуждении вопроса о насилии нацистов см.: Neitzel and Welzer, Soldaten, 88–94.
Ну а те из охранников, кому так и не удалось пройти экзамен на насилие, сами становились объектами отвратительных подначек. В полном соответствии с критериями Эйке им отводилась роль «слабаков» и «баб». Таких надлежало «перековать». Рудольф Хёсс, со своей стороны, был страшно напуган подобными перспективами. «Я хотел пользоваться дурной славой, чтобы не считаться мягким». А так называемых слабаков быстро списывали в неудачники, которых понижали в должностях. «Ибо «Мертвая голова» наказывает тех, кто отклоняется от нашего предписанного курса», – писал Эйке в своем неподражаемом стиле. Стремление Эйке изъять слишком уж «мягких» охранников означало пожертвовать некоторыми из своих подчиненных, впрочем, как любому коменданту любого другого крупного концентрационного лагеря СС [673] .
673
Цит. в Broszat, Kommandant, 102; Eicke to commandant offices, December 2, 1935, NCC, doc. 151. См. также: Segev, Soldiers, 122, 135; Orth, SS, 131–134; Riedle, Angeh"origen, 237–239; Dicks, Mass Murder, 101; Dillon, «Dachau», 115, 118–119; Zimbardo, Lucifer, 221, 259. Освобождение от должности охранника лагерных СС было делом обычным: за шесть месяцев