История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1

Святополк-Мирский Дмитрий Петрович

открыло

против

него

систематическую кампанию. В конце концов им удалось свистом и

улюлюканьем заставить его замолчать; напечатав в 1863 г. третье

издание своих стихов, Фет на двадцать лет исчез из литературы. Он

жил у себя в имении, активно и успешно занимаясь увеличением

своего состояния и в качестве мирового судьи ведя упорную борьбу

против крестьян

за интересы собственного класса. Он снискал славу

крайнего реакционера и приобрел новое, еще лучшее имение в

Курской губернии. Главными радостями в его последующей жизни

было возвращение ему родового имени, звание камергера,

пожалованное Александром III и лестное внимание Великого князя

Константина. В своих отношениях с царской семьей Фет был

принципиальным и бесстыдным подхалимом и лизоблюдом.

Хотя он и перестал печатать стихи после 1863 г., но никогда не

переставал их писать, и его поэтический гений созрел за время

мнимого молчания. Наконец в 1883 г. он снова явился перед публикой

и с этого времени стал публиковать маленькие томики под общим

названием Вечерние огни. Он никогда не был плодовит как поэт и

посвящал свое свободное время широким затеям более

механического свойства: написал три тома мемуаров, переводил

своих любимых римских поэтов и своего любимого философа

Шопенгауэра. Под сильным влиянием Шопенгауэра Фет стал

убежденным атеистом и антихристианином. И когда на семьдесят

втором году жизни его страдания от астмы стали невыносимыми, он,

естественно, задумался о самоубийстве. Разумеется, родные делали

все, чтобы он не исполнил своего намерения, и следили за ним очень

пристально. Но Фет проявил незаурядное упорство. Однажды, на

мгновение оставшись один, он завладел тупым ножом, но прежде чем

ему удалось им воспользоваться, он умер от разрыва сердца (1892).

Фет – типичный пример поэта, ведущего двойную жизнь.

В студенческие годы он, как и все его сверстники, был экспансивен и

открыт великодушным идеальным чувствам; но позднее он приучил

себя к осторожной сдержанности, которая могла показаться (и не

безосновательно) рассчитанной черствостью. В жизни он был

сознательно эгоистичен, скрытен и циничен в своих суждениях об

идеальных порывах окружающих. Он старался не смешивать

реальную жизнь с идеальной жизнью поэта. Отсюда странное,

поражавшее современников несоответствие между отвлеченным,

нематериальным характером его стихов о природе и его

прозаическим приобретательством; между его размеренной и

упорядоченной жизнью в преклонные годы и пропитанной страстью

поздней лирикой, построенной на полной и бескорыстной

эксплуатации

подавленных и сублимированных эмоций.

«Невозможно, – говорит он в предисловии к одному из томиков

Вечерних огней, – долго оставаться в разреженном воздухе горных

высот поэзии». Он воздвиг непроницаемую перегородку между двумя

своими ипостасями. Реальная присутствует в некоторых одах,

написанных его августейшим друзьям, в некоторых второсортных

эпиграммах – но прежде всего в замечательных, необычайно

неоткровенных и все-таки захватывающих мемуарах: Ранние годы

моей жизнии Мои воспоминания. Менее всего искренние, они

являются одной из самых тщательно продуманных масок, когда-либо

носимых поэтом, опасающимся уколов пошлой действительности.

Они не дают никакого представления о его внутренней жизни, но

полны интереснейшей, хотя и очень обработанной, информации о

других. Его поэзия совершенно свободна от этой поверхностной

ипостаси.

В искусстве Фет был прежде всего бескомпромиссным

защитником чистой поэзии. В нем не было ничего от эклектика, и

главным для него было найти точное выражение своего поэтиче ского

опыта, в полном согласии с лучшими из своих современников, но

против шерсти вождей критической мысли.

Среди его ранних вещей есть и чисто «образные» стихи,

написанные на классические сюжеты, которые лучше стихов Майкова

или Щербины, но не настолько, чтобы назвать Фета величайшим

поэтом «искусства для искусства» своей эпохи. Настоящий ранний

Фет – в чудесной лирике о природе и в «мелодиях», которым он вряд

ли у кого-нибудь мог научиться. Они очень напоминают Верлена,

если не считать того, что здоровый пантеизм Фета совершенно не

похож на болезненную чувствительность французского поэта. Фет

развил собственный стиль необычайно рано: одна из его

совершеннейших и наиболее характерных мелодий появилась в

1842 г.:

Буря на небе вечернем,

Моря сердитого шум –

Буря на море и думы,

Много мучительных дум –

Буря на море и думы,

Хор возрастающих дум –

Черная туча за тучей,

Моря сердитого шум.

Такие стихи, сознательно исключающие все, кроме музыки