История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1
Шрифт:
мифологической идеализацией русской крестьянки и широкими
панорамами молчаливого, скованного морозом леса.
В своей народно-песенной поэзии Некрасов уходит от своего moi
haissable(ненавистного «я»), освобождается от мучительной
одержимости страданием и становится поэтом, выражающим
сверхиндивидуальное. Это заметно уже в его стихах для детей,
особенно в прелестном Генерале
почтмейстер принимает ученого медведя за разгневанного генерала).
Но характернее всего самая певучая некрасовская поэма Коробейники
(1863), история по сути трагическая, но рассказанная в здоровом и
мощном мажорном ключе. Начало поэмы присвоено народом как
народная песня. Из всей русской книжной поэзии это, пожалуй,
самый популярный отрывок. Но в той же поэме звенит совершенно
иная, странная нота – Песня странника– одна из самых сильных и
оригинальных у Некрасова. Это из тех поэм, которые (по словам
Синга, так часто применимым к Некрасову) человечны потому, что
грубы.
Величайшее достижение Некрасова в стиле народной песни, а
может быть и всего его творчества, это большая реалистическая
сатира Кому на Руси жить хорошо?, над которой он работал в
семидесятые годы. Поэма рассказывает, как семь мужиков для того,
чтобы решить вопрос, кому на Руси хорошо живется, пошли по
стране. Они встречают представителей разных классов общества:
помещика, священника, крестьянку и т. д. Им рассказывают истории
о нравственных подвигах, о героизме, о преступлениях, и поэма
кончается на ноте радостной уверенности в будущем народа,
которому поможет новая демократическая интеллигенция. Стиль
поэмы совершенно оригинальный, изумительно характерный и
крепкий. Поэт ни разу не позволяет себе впасть в свои обычные
субъективные стенания и ведет рассказ в тоне добродушной, но
острой сатиры в народном духе, с многими сценами, выдержанными
в тонах простого и здорового реализма, куда порой, когда речь
заходит о добродетелях сильного русского мужика, вторгается
героическая нота. Исполненная замечательной словесной
выразительности, энергии и разнообразных находок, поэма эта
принадлежит к самым оригинальным произведениям русской поэзии
XIX столетия.
11. ПОЛНЫЙ УПАДОК ПОЭЗИИ
Поколение родившихся между 1825 и 1850 гг. оказалось
поэтически самым бесплодным из всех в истории России. С 1860 г. и
до конца семидесятых не появилось ни одного хотя бы
одаренного поэта. Враги поэзии, опираясь на непреложные факты,
могли торжествовать победу своей антиэстетической кампании. Как
гражданскому направлению, так и направлению «чистого искусства»
нечем было похвалиться. Правда, последнее направление выдвинуло
Константина Случевского (1837–1904), поэта в самом деле
значительного. Но после своего недолгого первого появления в 1857–
1860 гг., когда понимающие критики (Григорьев в том числе)
приветствовали его как надежду русской поэзии, Случевский,
подобно Фету, исчез почти на двадцать лет и появился вновь только в
конце семидесятых годов. У него было по-настоящему оригинальное
видение мира – основа гениальности, и казалось, что он способен
создать действительно новую, действительно современную поэзию,
но ему не повезло – его деятельность пришлась на время
глубочайшего падения поэтической техники, и в поэзии он так и
остался заикой. Его творчество относится в основном к
восьмидесятым годам и далее, и я говорю о нем более подробно в
книге Современная русская литература.
Другой достойный упоминания поэт того же периода – Дмитрий
Николаевич Садовников (1843–1883); он родился в Симбирске и
попробовал создать что-то вроде локальной приволжской поэзии;
наиболее известный, хоть и анонимный теперь (поскольку никто не
помнит автора) ее образчик – баллада о Стеньке Разине и персидской
княжне.
Поскольку в шестидесятые и семидесятые годы оригинальной
поэзии не было, развилась огромная переводческая активность.
Крайние антиэстеты, очень сурово относившиеся к родной поэзии,
сохранили некоторое почтение к кое-каким иностранным именам,
особенно к тем, кто так или иначе был связан с революцией, – как
Байрон, Беранже и Гейне. Байрон почитался почти так же, как и
прежде, – его славил, хотя и только для приличия, даже Писарев.
И не будет преувеличением сказать, что Беранже (в переводах
Курочкина (1831–1875)) и Гейне (в переводах Михайлова (1826–
1865), Плещеева и Вейнберга (1830–1908)) были в широких слоях
интеллигенции популярнее, чем любой из русских поэтов.
12. ДРАМАТУРГИЯ, ОБЩИЙ ОБЗОР; ТУРГЕНЕВ
Развитие реализма на русской сцене шло проще и
прямолинейнее, чем в русском романе. Его историю можно
обозначить несколькими выдающимися именами, что невозможно
сделать для прозы. Три периода этого развития можно разделить так: