История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1
Шрифт:
квинтэссенцию самодура, капризного домашнего тирана, решившего,
что все должны делать то, «чего его левая нога хочет», но которого, в
сущности, легко запугать.
Но самое значительное произведение этого периода и
несомненный шедевр Островского – Гроза(1860). Это самая
знаменитая из его пьес, о которой больше всего написано.
Добролюбов выбрал ее для одной из своих самых действенных и
влиятельных проповедей
традиций, а Григорьев увидел в ней высшее выражение любви
Островского к традиционному укладу и характерам незатронутых
разложением русских средних классов. В действительности же это
чисто поэтическая, чисто атмосферная вещь, великая поэма о любви
и смерти, о свободе и рабстве. Она до предела локальная, до предела
русская, и ее атмосфера, насыщенная русским бытом и русским
поэтическим чувством, делает ее трудно понимаемой для иностранца.
Ибо тут каждая деталь усиливается всей традиционной
эмоциональной основой (быть может, лучше всего выраженной в
русских народных песнях), и, лишенная этой основы, она теряет
большую часть своего очарования. Гроза– редкий пример
высочайшего шедевра, построенного исключительно на
национальном материале.
После 1861 г. Островский стал думать о новых путях. На
некоторое время он посвятил себя созданию исторических пьес (см.
раздел 15), а в прозаических пьесах отошел от многого, что было в
нем нового и оригинального. Он почти совсем забросил купеческую
среду, которая под влиянием реформ и распространения образования
быстро преображалась в серый средний класс, и все больше и больше
поддавался традиционному методу писания пьес, хотя никогда не
снисходил до использования искусственных и неправдоподобных
трюков французской школы. Благодаря его примеру Россия, в
отличие от других стран, сумела остаться в стороне от
всепроникающего влияния школы Скриба и Сарду. И все-таки в
большинстве его поздних пьес больше сюжета и интриги, чем в
ранних, и хотя критики, как правило, их не одобряли, такие поздние
пьесы Островского как На всякого мудреца довольно простоты
(1868), Лес(1871), Волки и овцы(1877) имели еще больший успех у
публики, чем более характерные для него ранние шедевры. Первые
две явно принадлежат к его лучшим произведениям, а Лесделит с
Грозойчесть рассматриваться как его шедевр. Хоть эта
менее оригинальна, она богата замечательно написанными
характерами. Главные ее персонажи – два странствующих актера,
трагик Несчастливцев и комик Счастливцев, Дон Кихот и Санчо
Панса. Они почти не уступают великим созданииям Сервантеса в
многогранности и сложности. Из всех пьес Островского это
единственная, в которой благородное начало в человеке триумфально
утверждается моральной, хотя и не финансовой победой
донкихотствующего трагика. Но в ней содержатся и другие образы –
богатая и бессердечная вдова г-жа Гурмыжская и ее молодой
любовник Буланов, по своей цинической и самодовольной
эгоистической подлости самые неприукрашенные типы в русской
литературе.
Островский никогда не останавливался и всегда продолжал
искать новые пути и методы. В последних своих пьесах
( Бесприданница, 1880) он испробовал более психологический метод
создания характеров. Но в целом последние его пьесы
свидетельствуют о некотором иссыхании творческих сил. Ко времени
своей смерти он господствовал на русской сцене чистым количеством
своих произведений. Но наследники, которых он оставил, были
средние и нетворческие люди, способные лишь писать пьесы с
«благодарными ролями» для отличных актеров и актрис, выращенных
в школе Щепкина и Островского, но неспособные продолжать живую
традицию литературной драмы.
14. СУХОВО-КОБЫЛИН, ПИСЕМСКИЙ И МАЛЫЕ ДРАМАТУРГИ
Было только два драматурга, приближавшихся к Островскому
если не по количеству, то по качеству своих произведений, и это
были Сухово-Кобылин и Писемский, оба более традиционные, более
«искусственные» и более театральные, чем он.
Александр Васильевич Сухово-Кобылин (1817–1903) был
типичный образованный дворянин своего поколения, пропитанный
Гегелем и немецким идеализмом. Он считал метафизику своим
истинным призванием, перевел всего Гегеля на русский язык и много
лет работал над оригинальным философским трудом в гегелевском
духе. Но его рукописи погибли во время пожара, а в печати не
осталось никаких следов его философских сочинений. Писание пьес
было только коротким эпизодом в его жизни. Поразительно то, что ни
его метафизические наклонности, ни отсутствие профессионализма в
драматургии никак не повлияли на его пьесы. Они на удивление
свободны от идей, а по сценичности не имеют соперников в русской