История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1

Сиповский Василий Васильевич

Гоголь былъ правъ, говоря, что мысли его не умрутъ — многое изъ того, что онъ высказалъ въ своей книг, нашло развитіе въ наши дни въ литературной и публицистической дятельности Л. Толстого.

Содержаніе. Патріархальный складъ государственной жизни.

Слишкомъ пестро и разнохарактерно содержаніе "Выбранныхъ мстъ", чтобы можно было сколько-нибудь стройно и полно изложить "философію" Гоголя. Приходится довольствоваться лишь боле главнымъ. Во-первыхъ, въ этомъ произведеніи много чисто-автобіографическаго; боязнь смерив, горячая, фанатическая любовь къ Богу, заботы о строеніи своего "душевнаго дла", самобичеваніе, различныя признанія касательно своихъ сочиненій — все это не иметъ общественнаго значенія. Такое значеніе остается только за мыслями Гоголя о государств, обществ, русскомъ народ и русской интеллигенціи, о значеніи литературы, ея содержаніи и цляхъ. Гоголь, въ юности идеализировавшій бюрократическій строй русской жизни, подъ конецъ,

совершенно въ немъ разочаровался. И въ "Мертвыхъ Душахъ", и въ "Переписк" ны рзкія нападенія его на систему управлять страной при помощи "бумагъ изъ Петербурга", при помощи комиссій и іерархіи чиновниковъ. Вмсто этого строя, Гоголь мечталъ о какомъ-то "патріархальномъ устройств" государства: во глав его стоитъ государь, который кь подданнымъ относится сердечно, какъ «отецъ», съ врою и любовью. Такими-же государями "въ миніатюр" должны были быть «генералъ-губернаторы» и «губерваторы»; гуманно, просто, безъ чинопочитанія должгы были отностться другъ къ другу люди въ этомъ гоголевскомъ государств. Прямой путь къ этому идеалу "очищевіе своей собственной души и сердца". He реформы въ западномъ дух необходимы отечеству, говорилъ Гоголь, a моральное возрожденіе каждаго отдльнаго человка. To же приблизительно въ наши дни говоритъ Л. Толстой. Къ просвщенію въ западномъ дух онъ относился такъ же, какъ тотъ же Л. Толстой. Жизнь идеальнаго государства будетъ течь быстро и правильво, когда каждый опредлитъ свой «долгъ» и, довольствуясь малымъ жребіемъ, честно понесетъ его въ жизни: мужикъ пусть пашетъ землю, пусть помщикъ патріархально къ нему относится, оберегаетъ его, наставляетъ, хвалитъ, наказываетъ, судитъ, и чиновникъ пусть честно исполняетъ свою работу, купецъ пусть честно работаетъ, — и тогда все процвтетъ безъ реформъ.

Помщикъ-дворянинъ, его значеніе въ государств.

Особенное вниманіе удлилъ Гоголь помщику-дворянину. Это, по его представленію, — маленькій государь въ своемъ помстьи: онъ передъ Богомъ отвчаетъ за своихъ крпостныхъ, — оттого «святой» называетъ онъ работу въ деревн разумнаго, добродтельнаго помщика. Не освобожденіе крестьянъ нужно мужикамъ, училъ Гоголь, не школы и не книги, a разумгое руководительство и религіозное воспитаніе. Трудъ землепашца и дворянина-помщика, живущаго неотлучно въ деревн,- основа процвтанія отечества.

Апоеозъ «труда» и работы надъ "землей".

Это тяготніе къ "земл", обожествленіе труда, особенно физическаго [180] опять сближаетъ Гоголя съ Л. Толстымъ.

"Русское общество" въ пониманіи Гоголя.

Русскимъ обществомъ Гоголь недоволенъ въ своихъ письмахъ: онъ не разъ говоритъ о какой-то тревог, которая растетъ въ русской интеллигенціи, о растерянности, пустот русской мысли, о какихъ-то исканіяхъ чего-то. Гоголь правъ былъ, отмтивъ переходный характеръ русскаго общественнаго самосознанія, но онъ ошибся, не угадавъ близости 60-хъ годовъ и всего переустройства русской жизни на новыхъ либеральныхъ началахъ. Въ своей книг онъ повторилъ ту ошибку, въ которую впали многіе русскіе люди временъ Грознаго, которые мечтали исправить русскую жизнь, возстановивъ "поисшатавшуюся старину" тогда, когда въ русскомъ обществ уже назрвало предчувствіе реформы Петра. Вотъ почему и книга Гоголя нсколько смахиваетъ на «Домострой», съ его патріархальными взглядами на жизнь, съ его идеализаціей изжитыхъ формъ жизни.

180

Онъ помщику рекомендуетъ косить вмст съ крестьянами.

Женщина.

Зато совсмъ не по старинному смотрлъ Гоголь на «женщину», — ее онъ боготворитъ, ей отводитъ первое мсто въ исторіи человческой жизни, общественной и семейной. Отзвуки юношескаго романтизма привели Гоголя къ такому преклоненію.

Мысли Гоголя о значеніи церковной поэзіи для поэзіи новой русской. Православная церковь.

Съ историко-литературной точки зрнія любопытны нкоторыя письма его о поэзіи русской. Онъ отмчаетъ органическую связь русской лирики съ поэзіей древне-русской, церковной. Онъ указываетъ, что русскіе поэты даже XVIII вка изъ Св. Писанія почерпали и образы, и настроенія. Ломоносовъ, Державинъ, Пушкинъ, Языковъ даютъ ему особенно много основаній для этого утвержденія. Восхваленіе Россіи, русскаго царя въ нашей поэзіи — есть отзвукъ того полурелигіознаго паоса, съ которымъ о царяхъ и родин говорится только въ Ветхомъ Завт. И Гоголь лирическому поэту своего времени рекомендуетъ Ветхій Завтъ, говоря, что тамъ источникъ вчной и возвышенной, божественной поэзіи. Изъ христіанскихъ церквей онъ отдаетъ предпочтеніе православной: въ ней больше заботъ о небесномъ, въ ней больше смиренія, больше любви къ людямъ, больше гуманности… И опять, въ его словахъ мы слышимъ словно указаніе русскому писателю, откуда брать ему идеалы — изъ Св. Писанія, изъ ученія Восточной Церкви: "Святые отцы" и «Златоустъ» — лучшія книги для народа, говоритъ Гоголь. И въ этихъ словахъ передъ нами воскресаетъ старая, допетровская Русь, когда, дйствительно, эти книги были настольными y русскаго грамотя.

Отношеніе Европы и Россіи.

Ршаетъ Гоголь не разъ вопросъ объ отношеніяхъ

Европы и Россіи: онъ критически, даже съ юморомъ относится къ "кваснымъ патріотамъ", къ славянофиламъ, но критикуетъ и «западниковъ». Къ «Западу» онъ относится съ полнымъ недовріемъ, — ему кажется, что западная культура изсякаетъ, и что скоро къ Россіи "за мудростью" обратятся заграничные люди. "Вс европейскія государства, говоритъ онъ, теперь болютъ необыкновенною сложностью всяких законовъ и постановленій", идеалы религіозные тамъ забыты, и "душевнымъ дломъ" никто не занимается. He то онъ видлъ въ Россіи, по крайней мр, въ томъ кругу, въ которомъ онъ вращался: очевидно, въ самомъ дл, вс эти губернаторши, помщики, "значительныя лица", поэты, которымъ онъ писалъ свои письма, думали больше о своей душ, о "своемъ внутреннемъ строеніи", чмъ о земл. И это утшало Гоголя. Онъ говоритъ, что русское общество его времени "все чего-то ищетъ, ищетъ уже не вн, a внутри себя. Вопросы нравственные взяли перевсъ надъ политическими и надъ учеными". Гоголь не зналъ о другихъ настроеніяхъ русскаго общества, и это незнаніе сдлало для людей иныхъ убжденій его книгу непонятной, и глупой, и неприличной, и вредной…

Разнообразіе тона и стиля "писемъ".

Гоголь писалъ свои письма къ разнымъ лицамъ, къ умнымъ и глупымъ, къ восторженнымъ и спокойнымъ; онъ самъ говоритъ, что писалъ такъ, чтобы его всякій понялъ, — оттого въ его письмахъ много разнообразія даже въ манер письма. Грубоватому и недалекомy помщвку онъ писалъ грубоватое письмо, говоря, очевидно, понятнымъ для него стилемъ. Эго письмо особенно возмутило Блинскаго. Гоголь совтуетъ помщику вндрять y крестьянъ уваженіе къ честнымъ и хорошимъ работникамъ; передъ образцовымъ «мужикомъ» обыкновенные должны были снимать шапки; если кто не сниметъ, то по адресу такого Гоголь рекомендовалъ помщику употребить "крпкое слово": "ахъ, ты, невымытое рыло! Самъ весь зажилъ въ саж, такъ что и глазъ не видать, да еще не хочетъ оказать и чести честному! Поклонись же ему въ ноги!" Это "невымытое рыло" — только "мужицкій стиль", которымъ, очевидно, Гоголь хотлъ указать лишь на моральную неочищенность мужика. "Мужика не бей, говоритъ онъ въ томъ же письм. Създить его въ рожу еще не большое искусство. Но умй пронять его хорошенько словами". Это "създить по уху" — уже, очевидно, помщичій жаргонъ, подъ который поддлывается Гоголь, стараясь сдлаться вполн яснымъ своему простоватому и грубому корреспонденту.

Вообще многое изъ того, что указалъ Гоголь въ русской жизви, и умно, и врно; его собственные взгляды часто возвышены и чисты, но когда онъ переходилъ на практическую почву, то совты его часто наивны, даже неумны… Такъ, въ этомъ же письм къ помщику онъ рекомендуетъ помщику, для поднятія въ деревн авторитета сельскаго батюшки, всюду брать съ собой этого батюшку на работу и каждый день сажать его за господскій столъ. Гоголь не пожелалъ заглянуть по-человчески въ душу этого несчастнаго священника, который даже пообдать въ кругу своей семьи не иметъ права! Наивны совты тому же помщику сжечь передъ мужиками нсколько ассигнацій въ доказательство того, что онъ, помщикъ, не корыстолюбивъ!

Отношеніе русскаго общетва къ этому произведенію.

Когда эти странныя письма сдлались достояніемъ публики, они ни въ комъ, кром интимныхъ друзей, не вызвали къ себ сочувствія. Особенно возмущены были люди либеральнаго склада мыслей, недавніе поклонники Гоголя. Они увидли въ книг его измну его прежнимъ честнымъ убжденіямъ, уввдли ложь и подлость. Всего энергичне такое отношеніе выразилось въ письм Блинскаго къ Гоголю. Самъ фанатикъ по темпераенту, самъ больной и измученный жизненной борьбой, критикъ много злого и несправедливаго сказалъ Гоголю, уже стоявшему одной ногой въ могил. Въ этомъ столкновеніи двухъ великихъ современниковъ сказалось все русское общество, съ различными полюсами его тогдашняго міровоззрнія.

Блинскій написалъ Гоголю, что прежде "любилъ его со всею страстью", видя въ немъ надежду, честь, славу русской земли, "одного изъ великихъ вождей ея на пути сознанія, развитія, прогресса". Теперь отъ этой страсти осталось "презрніе и ненависть", такая же страстная… Книгу Гоголя онъ назвалъ "хитрой, но черезчуръ нецеремонной продлкой для достиженія небеснымъ путемъ чисто-земной цли". Онъ съ негодованіемъ остановился на выраженіи: "ахъ, ты — невымытое рыло!"… He вникая въ истинный смыслъ этой грубости, онъ назвалъ Гоголя проповдникомъ кнута, апостоломъ невжества, поборникомъ обскурантизма и мракобсія; онъ нападаетъ на религію Гоголя: "не истнной христіанскаго ученія, говоритъ онъ, a болзненной боязнью смерти, чорта и ада ветъ изъ вашей книги; онъ высмялъ стиль книги, онъ указалъ на слухи о томъ, что книга Гоголя написана была имъ для того, чтобы попасть въ наставники цесаревича…

"Авторская исповдь".

Въ отвтъ на эту «критику», жестокую и незаслуженную, и на другія подобныя же написалъ Гоголь свою "Авторскую исповдь". Глубокою горестью, тоской проникнуто это, ясное по мысли, спокойное по изложенію сочиненіе. Гоголь умиралъ, непонятый современниками и потерявшій надежду, что они его поймутъ, что ему простятъ за промахи, что поблагодарятъ за то страстное желаніе принести пользу родин, которое руководило имъ въ жизни и которое онъ перенесъ въ свои сочиненія. У грядущихъ поколній проситъ онъ въ своей трогательной "Авторской исповди" справедливости и милости…