История тела сквозь века
Шрифт:
Рыцарская куртуазность была резко противопоставлена развратному бытовому поведению воина на поле брани, когда освобождались самые низменные страсти и пороки, свойственные телесности. Глубокие черты аскетичности, мужественного самопожертвования, свойственные рыцарскому идеалу, теснейшим образом связаны с эротической основой этого отношения к жизни и, быть может, являются всего-навсего нравственным замещением неудовлетворенного желания. Поэтому проблему средневековой сексуальности надо рассматривать в этом противоречивом ключе, не впадая в пошлое морализаторство.
Если античный эротизм поражал своей откровенностью и зрелостью, то эротизм Средневековья больше похож на эротизм подростковый, когда буквально сходят с ума от собственных потаенных желаний, а смерть представляется единственным выходом из сложившейся ситуации. Сильные сексуальные желания демонизируются.
Вот как пишет об этом нидерландский философ Йохан Хёйзинга: «Рыцарь
Напомним о беспрецедентной жестокости первых крестоносцев, которые топили в реке своих «жен войны», вспарывали им животы, находясь в состоянии религиозного экстаза. Реальность вступала в непримиримый конфликт с идеалом и это еще раз подтверждает мысль о том, насколько противоречивым был сам символ рыцаря, этого основного артефакта всей эпохи.
Совместная могила Абеляра и Элоизы на кладбище Пер-Лашез. XII век
Вспомним еще один эротический сюжет из литературы Средневековья – роман «Мелюзина», написанный Жаном из Арраса, клириком герцога Беррийского.
Мелюзина появилась в литературе XII – начала XIII века, написанной сначала на латыни, а затем на европейских языках. Между началом XIII и концом XIV века эта женщина-фея все чаще прозывается именем Мелюзина, вероятно, связанным с семейством Лузиньян, крупных феодалов западной Франции.
В критическом труде о дворе Генриха II Английского, «Мелочи придворных», клирик Готье Мап рассказывает историю о молодом господине с длинными зубами по имени Хенно. Он встретил в нормандском лесу юную очень красивую девушку в королевских одеждах, которая плакала горькими слезами. Она призналась ему, что спаслась после кораблекрушения. Утонувший корабль должен был доставить ее к французскому королю, чтобы тот женился на ней. Хенно и прекрасная незнакомка влюбились друг в друга, поженились, и она родила ему много прекрасных детей. Однако мать Хенно заметила, что девушка, прикидываясь набожной, избегает присутствовать при начале и окончании мессы, боится окропления святой водой и причастия. Заподозрив неладное, она проделала дырочку в стене спальни невестки и увидела, как та совершает омовение, превратившись в дракона, и затем снова принимает человеческий облик. Наученный матерью Хенно отвел жену к священнику, который окропил ее святой водой. Она выпрыгнула в окно и рассеялась в воздухе, перед этим испустив страшный вой. Во времена Готье Мапа еще живы были многие из потомства Хенно и его жены-драконицы.
В другом широко известном произведении, «Императорские досуги» начала XIII века английский клирик Гервасий Тильберийский рассказывает историю о Раймонде, владельце замка Руссе, встретившем на берегу реки неподалеку от Экс-ан-Прованса роскошно одетую красавицу, сразу обратившуюся к нему по имени и позже ставшую его женой, при условии, что он никогда не пожелает увидеть ее обнаженной, а если так все же случится, то он потеряет весь достаток и благополучие, каковое она принесет в его дом. Пара жила счастливо, Раймонд разбогател, наслаждался жизнью и обладал завидным здоровьем, у них родилось много прекрасных детей. Однако любопытный Раймонд однажды сорвал занавесь, за которой жена у себя в спальне купалась в бочке. Прекрасная супруга превратилась в змею и навсегда исчезла, нырнув в бочку. Лишь кормилицы иногда слышали ее по ночам, когда она приходила, никому не видимая, взглянуть на малых деток своих.
В иконографии Мелюзину изображают улетающей через окно или взмывающей прямо с крыши в образе крылатого дракона и потом невидимкой, приходящей по ночам к своим маленьким детям.
В фольклористике этот сюжет называется историей о нарушенном запрете.
В конце XIV века Мелюзине посвящают два романа, один, написанный в прозе, сочинен Жаном из Арраса для герцога Жана Беррийского и его сестры Марии, герцогини де Бар; второй роман в стихах принадлежит перу книгопечатника Кудретта.
Начало истории в романе связано с нарушением запрета и причинением зла. Мать Мелюзины, Презина, заставляет своего мужа Элинаса,
Тем временем в литературе германских народов появляется мужское соответствие Мелюзины. Это Рыцарь Лебедя, сверхъестественный персонаж, вышедший из вод. Он женится на смертной женщине, с которой берет клятву соблюдать запрет, но она нарушает его, и он навсегда оставляет ее; это прототип Лоэнгрина, своей известностью обязанного Вагнеру.
Раймондин раскрывает превращение своей жены. Иллюстрация к «Роману о Мелюзине» Жана из Арраса. 1478
Небо над крайней башней замка Лузиньянов. Мелюзина вылетает из окна. Миниатюра из Великолепного часослова герцога Беррийского. XV век
Эта легенда продолжает жить в прелестной миниатюре XV в. из «Великолепного часослова герцога Беррийского», с упоминания о котором мы и начали свою книгу.
В сюжете «Мелюзины» чувствуются отголоски античного сюжета с его откровенной эротичностью. Речь идет о знаменитой легенде об Амуре и Психее. В греческом искусстве душа представлялась в образе бабочки или молодой девушки с крыльями бабочки. Имя Психея (Псюхе) переводится как «бабочка, дыхание, душа». Именно эту душу-бабочку греки определили в спутницы крылатому Эросу (бог любви, олицетворение любви и сексуальности), которого также именовали как Эрот, Купидон или Амур. Наибольшую известность приобрел сказочный сюжет отношений Психеи и Амура у античного автора Апулея (II в. н. э.).
Притягательность греха и всего телесного в Средневековье была ответной реакцией на диктат агрессивного католицизма. С одной стороны, идеология христианства, превратившегося в государственную религию, навязывала подавление тела. С другой стороны, согласно ей, Бог воплотился в тело Христа и человеческое тело обернулось «храмом Святого Духа». Духовенство порицало телесные практики, но оно же их и восхваляло. Средневековому человеку в повседневной жизни приходилось обуздывать себя постом. И в то же время устраивались карнавалы, являвшие собой невероятный разгул, выходивший за рамки правил.
Сексуальность, труд, сон, одежда, война, жест, смех – в Средние века все возбуждало споры вокруг тела. Хёйзинга пишет: «В душе человека Средневековья все наиболее высокие и наиболее чистые чувства абсорбируются в религии, тогда как естественные, чувственные влечения, сознательно отвергаемые, по необходимости снижаются до уровня мирского, почитаемого греховным. В средневековом сознании формируются как бы два жизненных воззрения, располагающиеся рядом друг с другом; все добродетельные чувства устремляются к благочестивому, аскетическому – и тем необузданнее мстит мирское, полностью предоставленное в распоряжение диавола. Когда что-нибудь одно перевешивает, человек либо устремляется к святости, либо грешит, не зная ни меры, ни удержу; но, как правило, эти воззрения пребывают в шатком равновесии в отношении друг друга, хотя чаши весов то и дело резко колеблются, устремляясь вверх или вниз, и мы видим обуреваемых страстями людей, чьи пышно расцветшие, пылающие багряным цветом грехи временами заставляют еще более ярко вспыхивать рвущееся через край благочестие».