История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 11
Шрифт:
— Возьмите почтовых лошадей, а я буду ожидать вас здесь; но вы мне оплатите день.
— Вот цехин. Закажи быстро почтовых лошадей; но езжай медленно за нами на своих лошадях, потому что завтра с утра пораньше мы снова поедем.
Цехин его убедил, лошади были вмиг поставлены, и мы прибыли к семи часам в Витербе, где я притворился, что в отчаянии, не находя портфеля. Служанка клялась, что никто кроме нее не заходил в комнату. Я со спокойным видом заказал ужин, дав понять Бетти, что должен действовать таким образом, чтобы избежать трудностей, которые могут возникнуть у возчика при возвращении в Сиену с ней, которую там воспринимают как переданную ему ее мужем. Он прибыл со своими лошадьми в десять часов и передал ей ее маленький чемодан, когда она об этом попросила. Я легко вскрыл маленький замок, висящий
Мы нашли там старые штаны, пять-шесть мятых рубашек, мешочек с пудрой, в котором были также гребни и помада, и восемнадцать-двадцать брошюр, все комедии, либо комические оперы. Кроме этого — пакет с письмами, которые должны были быть весьма интересными и которые Бетти хотела прочесть вместе со мной. Первое, что мы нашли замечательного, было, что эти письма все были адресованы г-ну л'Этуаль, комедианту, очень известному в Марселе, в Монпелье, в Тулузе, в Байоне и во многих других городах юга Франции. Бетти внушала мне сочувствие. Она не могла смеяться. Она оказалась обманута презренным комедиантом, и стыд, который она испытывала, приводил ее в отчаяние. Я сказал, что мы их прочтем завтра, и она вздохнула с облегчением.
— Я прошу вас, — сказала она, — выйти, пока я не лягу в кровать, потому что, наконец, я смогу сменить рубашку.
— Все, что вы хотите, мой ангел, и, если вы желаете, я скажу постелить мне в другой комнате.
— Нет, мой друг, я должна любить и ценить ваше общество; вы слишком уверили меня в своей дружбе. Что бы было со мной без вас?
Я зашел, только когда она легла, и, приблизившись к ней, поцеловав ее, присев к ней на кровать и не видя, чтобы она встревожилась, я решил, что она могла бы меня извинить, если, отдав должное ее прелестям, я попытался удовлетворить желания, которые они во мне вызывали. Бетти, то ли из опасения показаться несправедливой, то ли испытывая те же чувства, что вызывала во мне, была ко мне добра. С этим открытием, я спросил у нее, не хочет ли она сделать мое счастье совершенным, позволив мне раздеться.
— И потом вы полюбите меня снова?
Очаровательный ответ, когда он идет из сердца, и ложность которого понятна, когда он идет от ума. Она столь мало противилась моему полному счастью, что позволила мне считать, что я ей даю такое же. После донны Игнасии мне перепадали лишь неполные радости, потому что я никогда не видел моих партнерш участвующими в них; но Бетти дала мне свидетельства любви, которые не оставили во мне места сомнениям. Она нежно воспротивилась, когда заподозрила, что я хочу ее поберечь. Мы едва заснули, как постучали в нашу дверь.
Я оделся, чтобы говорить с возчиком, который полагал, что должен отвезти нас в Рим, в то время как мы хотели вернуться в Сиену.
— Слушай, — сказал я ему, — Мне совершенно необходимо найти мой портфель, и я чувствую уверенность, что найду его в Аквапенденте.
— Во имя Бога! Я все понял! Оплатите мне путешествие, как если бы я отвез вас в Рим, а потом давайте мне по цехину в день, и я отвезу вас хоть в Лондон, если хотите.
— Ты не глуп, мой мальчик, я дам тебе шесть цехинов, и ты дашь мне квитанцию, и сегодня вечером в Аквапенденте я дам тебе еще цехин, и каждый вечер — следующий.
Перо и бумага были тут как тут, и все было сделано в мгновенье ока. Я сказал ему, что хочу остановиться в Монтефьясконе, потому что у меня там дела, так что мы прибыли туда в семь часов. Делом было письмо, которое я хотел написать сэру Б.М., в котором я должен был убедить его простить Бетти, изложив ему всю ее несчастную историю. Бетти взялась написать ему по-английски. Я решил поместить ее у корсиканца Риварола которого я знал как человека умного, у которого была красивая и очень умная жена. У Бетти был довольный и уверенный вид, который меня очаровал, она говорила мне и повторяла снова, что больше ничего не боится, и она смеялась, когда думала об обманщике, который напрасно ждал нас в Риме. Она надеялась, что мы встретим повозку, в которой был ее большой чемодан, и что мы сможем легко его открыть, и когда я сказал,
— Исключая, однако, то вознаграждение, которое вы вручили мне за мою горячую дружбу.
— Увы! Это единственное, чего нельзя ему говорить.
Менее чем за три часа мы кончили писать, и она была очень довольна моим письмом. Но письмо самой Бетти было шедевром; она не могла потерпеть неудачу. Я подумал нанять почтовых, как только мы окажемся в Сиене, чтобы поспешить оказаться в надежном месте до прибытия ее любовника. Меня занимало обменное письмо этого безумца, настоящее или фальшивое, я должен был найти способ вернуть его в его руки; но как это сделать? Мы выехали сразу после обеда, несмотря на жару, и прибыли в Аквапенданте в начале ночи, которую провели в наслаждениях любви, всегда невинных, когда это происходит по доброй воле и бескорыстно. Утром я узнал, что карета из Ливорно, которая направляется в Рим, сейчас отъезжает, и Бетти догадалась, что это та, в которой должен находиться ее чемодан с чемоданом комедианта л'Этуаль. Она спустилась вместе со мной и сразу его узнала. Она поговорила с возчиком, сделав это гораздо лучше, чем мог бы это сделать я, чтобы убедить его оставить чемодан, но человек был непоколебим, и перед доводами, которые он изложил, она вынуждена была сдаться. Единственное, чего она добилась, с помощью нотариуса города, было секвестровать чемодан на таможне Рима, получив месяц на то, чтобы предъявить свои права на него, чтобы помешать его выдать кому бы то ни было другому. Нотариус легализовал секвестр через магистрат города, и возчик был вынужден принять его и выдать на это квитанцию. Этот возчик, впрочем, заверил нас, что не получал никакого другого чемодана по тому же адресу, так что мы могли быть уверены, что комедиант был нищий, и то, что мы у него видели, был его единственный багаж.
После этого подвига Бетти стала совершенно очаровательна. Ей показалось, что она смогла избавиться от всех ошибок, к которым привело ее ее заблуждение. Я поздравил ее с тем, что она смогла так быстро излечиться от страсти, которая ее заставила полностью потерять рассудок. Она содрогалась, когда вспоминала этого монстра. Она мне говорила, однако, что она бы не пришла в себя и не поняла бы, что он ее не любит, если бы несчастный не кончил тем, что стал ей говорить, что она лицемерка, и что он уверен, что она дала мне все то, в чем, как шлюха, не могла мне отказать.
— Именно тогда, — сказала мне она, — я увидела монстра во всей его мерзости и хотела увидеть, как он упадет, пронзенный раз за разом вашей шпагой. Я помогу пронзить его сердце, если понадобится. Так что он хорошо сделал, что убежал. Но еще лучше, если этого не будет, потому что мы окажемся тогда в большом затруднении. Я чувствую себя уверенной, что этот мошенник не осмелится появиться ни передо мной, ни перед вами.
Мы прибыли в Радикофани к десяти часам и занялись тем, что сделали добавления к письмам, которые должны были образумить сэра Б.М. Мы сидели за одним столом, Бетти — напротив двери, которая была закрыта, я — со стороны двери, и настолько близко, что тот, кто открыл бы ее, чтобы войти, мог меня увидеть, только обернувшись. Бетти была полностью одета, и очень прилично, но я, отдав свою одежду, был в рубашке: была страшная жара. Несмотря на это, я мог бы предстать таким образом в этот сезон перед самой респектабельной из женщин.
Я услышал тяжелые шаги в коридоре, открыли мою дверь, и тот, кто вошел, как бешеный, сказал, видя Бетти:
– Вот она ты.
Но я не дал ему времени повернуться и увидеть меня. Я схватил его под руки, и в тот момент, как он увидел меня, он нанес мне удар пистолетом, который держал в правой руке. Прыгнув на него, я ударом закрыл дверь в тот же миг, как он мне сказал:
– Отпусти меня, предатель.
Бетти, бросившись на колени перед ним, сказала: