История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 11

Казанова Джакомо

В полдень я пошел к Гудару, без шпаги, но с двумя добрыми пистолетами в кармане, и нашел там Медини, который упрекнул меня в том, что я хотел его убить. Я ему не ответил и, держась настороже, сказал Гудару вернуть мне мои две сотни; Гудар спросил их у Медини, и тут бы началась перебранка, если бы я не помешал этому, выйдя на лестницу, обещая Гудару кровавую войну, которая ему дорого обойдется. Когда я уже выходил из дома, я увидел в окне красавицу Сару, которая просила меня подняться по малой лестнице, чтобы поговорить с ней тет-а-тет. Я попросил меня извинить, и она сказала, что сейчас спустится. Она сказала, что я прав, что ее муж ошибается, но что я должен подождать, так как у него нет денег, и она гарантирует, что я получу их в течение трех

дней. Я ответил ей, что меня могут успокоить только деньги, и что она больше не увидит меня в своем доме. Тогда она сняла со своего пальца кольцо, которое я знал и которое стоило более чем вдвое больше, и предложила его мне в залог; я взял его, осмотрел и согласился на это и отвесил ей мой реверанс, оставив ее в удивлении, потому что она была в дезабилье, в котором, быть может, никогда не имела отказа.

Весьма довольный своей победой, я пошел к адвокату, мужу Агаты, где должен был обедать. Я ему подробно рассказал все мое дело и просил его в то же время найти мне кого-нибудь, кто даст мне две сотни унций, взяв в залог кольцо и выдав мне записку, по которой вноситель двух сотен будет уверен, что получит это кольцо обратно. Этот человек, воспользовавшись своим профессиональным навыком, проделал мне все в рамках юридических правил; он сам дал мне двести унций и составил от моего имени записку г-ну Гудару, в которой был назван хранитель кольца и объяснены условия его возврата, в зависимости от уплаты этой суммы.

По исполнении этого дела я обрел снова свое хорошее настроение и вошел в апартаменты Агаты, где нашел ее в компании мужчин, женщин и аббата Гама. Агата перед обедом провела меня в свой кабинет, где, открыв ларец, показала мне, помимо прекрасных подвесков, все другие игрушки, что я ей дал, когда был богат и влюблен в нее. Она сказала мне, что богата, и что, будучи обязанной мне своей судьбой, она будет счастлива, если я возьму у нее обратно все то, что я ей давал; она заверила меня, что то, что она мне предлагает, было обговорено сегодня утром между нею и ее мужем, и, чтобы избавить меня от сомнений, показала мне бриллианты, которыми владеет, которые принадлежали первой жене ее мужа; их стоимость превосходила стоимость моих. В восхищении от такой щедрости и от поведения, столь деликатного и благородного, я смог ответить ей, лишь помолчав, что дало ей представление о всей глубине моих чувств и справедливости, что я ей отдаю.

Появился муж, Агата вновь закрыла ларец, и он с ласковым смехом сказал мне, что я должен без всякого сомнения сделать то, что предлагает мне Агата, и, говоря это, он меня обнял. Мы пошли присоединиться к компании, которая состояла из десяти-двенадцати человек; но единственный из мужчин, кого я отметил, был молодой мальчик, в котором с первого взгляда я распознал влюбленного в Агату. Это был дон Паскуале Латилла, у него было все, чтобы быть любимым, и все, чтобы стать счастливым, потому что, кроме ума, он отличался тонкими и привлекательными манерами. За столом мы завязали близкое знакомство. Из женщин меня поразила девушка редкой красоты. В свои четырнадцать лет она уже сформировалась, как если бы ей было уже восемнадцать. Агата мне сказала, что она учится музыке, чтобы быть в состоянии обеспечить себе жизнь, занимаясь в театре, потому что была бедна.

— С такой красотой и бедна?

— Да, потому что она не хочет отдаваться по частям, и тот, кто захочет получить ее, должен взять на себя очень тяжелую ношу, и, при отсутствии у нее ничего, дать ей все. Мужчины, готовые на такое, редки в Неаполе.

— Не может быть, чтобы у нее не было любовника, потому что она поразительна.

— Если даже у нее есть такой, никто об этом не знает. Ты можешь познакомиться с ней и посмотреть. За три-четыре раза ты все узнаешь.

— Как ее зовут?

— Каллимена; она живет на острове вблизи замка «Яйцо». Та, что с ней сейчас говорит, это ее тетя, и я уверена, что они говорят о тебе.

Мы сели за стол, еда была превосходна — дичь, рыба, морепродукты и тонкие вина, и я видел, что

сердце Агаты трепещет от радости, осознавая себя облагодетельствованной фортуной до такой степени перед тем, без кого всего этого бы не было; старый Гама поздравлял себя с тем, что меня привел, дон Паскаль Латила не мог ревновать к тому вниманию, которым его идол одарил меня, потому что ему казалось, что мне как иностранцу она обязана была это делать, и муж Агаты блистал умом, не выказывая вульгарных предубеждений. Но среди всеобщего внимания, которым меня окружили, Каллимена, сидевшая напротив меня, выказывала невнимание, которого я не мог простить. Умирая от желания обнаружить в ней ум, я часто обращался к ней со словом, она мне отвечала вежливо, но столь лаконично, что я не мог найти предмета, достаточного для болтовни. У этой девушки были блестящие глаза столь глубокого черного цвета, что невозможно было удержаться от влюбленности в них тому, на ком она останавливала взор, и помешать им говорить больше того, что она хотела сказать. Поэтому она не задерживала их на том объекте, который хотел бы их заинтересовать.

Я спросил у нее, является ли Каллимена ее подлинным именем или псевдонимом, и она ответила, что это ее имя по крещению.

— Это имя греческое, — сказал я ей, — и вы наверняка знаете, что оно означает.

— Я этого ничего не знаю.

— Оно означает красоту в неистовстве, или прекрасную луну.

— Я очень рада, понимая, что не имею ничего общего с моим именем.

— У вас есть братья и сестры?

— У меня только одна замужняя сестра, которую вы, быть может, знаете.

— Как ее зовут? Где она живет замужем?

— Ее муж пьемонтец, но она с ним не живет.

— Не м-м ли это Слопиц, которая путешествует с шевалье Астоном?

— Точно.

— Прекрасно, я могу передать вам новости о ней, и отнюдь не неприятные.

После обеда я спросил у Агаты, на каком основании эта очаровательная девочка приходит к ней обедать.

— Мой муж держал ее при крещении, и он к ней добр. Он оплачивает ей учителя, который учит ее пению.

— Сколько ей лет на самом деле?

— Четырнадцать лет.

— Это поразительно. Какая красавица!

— Но ее сестра еще более красива.

— Я знаю ее только по имени.

Но тут объявили о г-не Гудар, и он вошел. Он попросил г-на адвоката выслушать кое-что, что он имеет ему сказать, и они вышли в другую комнату. Четверть часа спустя адвокат вернулся и сказал мне, что, получив две сотни унций, вернул тому его кольцо. Так что дело закончилось. Я чувствовал себя окончательно запутавшимся, но это было неважно. Стали играть в две азартные игры, и Агата усадила меня играть вместе с Калименой, чья красота меня окончательно очаровала. Ее характер был таков же, как и ее красота, без малейшей искусственности. Я рассказал ей все, что знал о ее сестре, и пообещал написать в Турин, чтобы узнать, где она теперь, и рассказать ей об этом. Я сказал, что влюбился в нее, и что если она того желает, я приду к ней с визитом, и был очень доволен ее ответом.

На следующий день для меня не было ничего более неотложного, чем направиться к ней ко времени завтрака. Я застал ее за клавесином вместе с учителем, талант у нее был средний, но любовь заставила меня признать его наивысшим. После ухода учителя музыки я остался наедине с ней. Она постаралась извиниться передо мной за свое бедное дезабилье, за бедность ее меблировки, за невозможность угостить меня обедом. Я сказал ей, что все это способствует тому, что она мне кажется более прекрасной, и что я чувствую себя несчастным оттого, что недостаточно богат, чтобы ее облагодетельствовать. Воздав восхищенную хвалу красоте ее лица, я осыпал ее жаркими поцелуями, покрывшими ее глаза, ее рот и розы ее губ; она не противилась, но остановила меня, когда я попытался дерзкой рукой обнажить моему взору ее грудь, которую видел только наполовину, но, противясь, она дала мне свои губы, чтобы убедить меня не принимать в дурном смысле ее сопротивление. Я получил поцелуй и с усилием успокоился.