Иудаизм, христианство, ислам: Парадигмы взаимовлияния

Пинес Шломо

Хотя приведённое объяснение скорее всего верно в определённых пределах, оно не учитывает некоторых фактов, изложенных ниже.

Иоанн Дамаскин, или, если пользоваться его арабским именем, Йуханна ибн Мансур [590] (ум. 750 г.), писавший по-гречески, в начале своего знаменитого богословского трактата De fide orthodoxa [591] представляет доктрину, которую излагает в следующем порядке [592] : сначала он показывает (Cols. 794 ff.), что Бог существует. Аргументы основаны на двух положениях:

590

О месте Иоанна Дамаскина в христианской арабской литературе см.: Graf G. Geschichte der christlicharabisehen Literatur. The Vatican, 1947, 1: 377-379; 2: 43-45. Подобно своему отцу, Иоанн Дамаскин одно время был чиновником в администрации халифата.

591

De fide orthodoxa — это третья часть основной работы Иоанна Дамаскина, которую в ссылках часто называют (Источник знания); на самом деле, это название относится только к первой части работы.

592

См.: Migne. Patrologia Graeca. 94, cols. 789 ff.

1) изменяемость вещей доказывает, что они созданы и что существует Создатель; 2) тот факт, что вещи кем-то сохраняются и управляются, доказывает, что существует Бог;

об этом также свидетельствует упорядоченное устройство четырёх элементов, каждого на своём месте, и небес.

Затем автор обсуждает, что такое Бог; прибегает к апофатическому богословию, доказывает единственность Бога, объясняет доктрину о Троице и другие учения, имеющие отношение к вопросу о Боге.

За этой темой следует (Cols. 863 ff.) обсуждение вопросов, которые касаются творения и различных сотворённых вещей [593] : ангелов, демонов, видимых созданий (в этом месте Иоанн Дамаскин излагает некоторые элементы греческой науки), рая и, наконец, человека.

593

Параграф о зонах также можно рассматривать как часть описания творения.

В разделе о человеке (Cols. 919 ff.) Иоанн Дамаскин уделяет серьёзное внимание (Cols. 951 ff.) человеческой способности к действию, его волевым и не волевым действиям, его свободе воли и действий, о которой говорят богословы, обсуждает тезис о том, что хотя Бог всеведущ, но его всеведение не отменяет свободу человека поступать по собственному желанию.

Такая схема совершенно необычна для христианских богословских трудов до Иоанна Дамаскина. Я, по крайней мере, не сумел найти в текстах точной параллели такому типу изложения. Однако некоторую аналогию можно провести между De fide orthodoxa и Oratio catechetica magna Григория Нисского (ум. 394 г.). Богословское объяснение в Oratio (так же как и в De fide) начинается [594] с доказательства существования Бога; это доказательство опирается на факт существования мира. Существование Бога подтверждается той мудростью, с которой управляется мир. Григорий Нисский использует здесь довод об изменяемости вещей, в которой Иоанн Дамаскин видит указание на их сотворённость. Далее Oratio касается тезиса о единственности Бога, доктрины о Троице и учения о человеке. В контексте последнего Oratio рассматривает [595] , хотя гораздо более кратко, чем De fide, человеческую свободу воли.

594

См.: Migne. Patrologia Graeca. 45, cols. 12ff.

595

Там же, col. 24; ср. col. 28.

Насколько известно, трактат Oratio catechetica magna никогда не переводили на арабский язык [596] . Арабская версия De fide orthodoxa принадлежит Антонию, жившему не позднее второй половины X в. [597] Сведений о более ранних переводах у нас нет. Однако Иоанн Дамаскин был весьма заметным общественным деятелем в христианской общине халифата [598] ; эта община включала относительно большое число людей, знавших греческий язык. Ввиду этого представляется маловероятным, чтобы трактат De fide orthodoxa, в котором Иоанн Дамаскин изложил своё понимание христианского вероучения, не оказал — в силу языковых препятствий — воздействия на распространение этого учения. С другой стороны, вполне резонно предположить, что способ и порядок изложения в De fide orthodoxa в значительной степени отражают приёмы, которые применяли (в письменной или устной форме) христианские богословы, жившие в исламской империи.

596

См.: Graf. Op. eit. (см. выше. прим. 35), pp. 10. 332. Найдена сирийская версия некоторых частей Oratio; см. Baumstark A. Geschichte der syrischen Literatur. Bonn, 1922. S. 79.

597

См. Graf. Op. cit 1:377; 3:43-44.

598

О влиянии Иоанна Дамаскина на Теодора Абу Курра, епископа Харрана, жившего в IX — начале X вв. и оставившего значительный корпус богословских трудов на арабском языке, см., напр., Graf Op cit. (см. выше. прим. 35), 2:8, 10.

Это предположение имеет отношение к теме настоящей статьи ввиду очевидного сходства между композиционными схемами начала De fide orthodoxa, с одной стороны, и вышеупомянутых трактатов калама — с другой [599] . Некоторые вопросы в этой связи заслуживают внимания.

Как в De fide orthodoxa, так и в трактатах калама богословское объяснение начинается с довода о том, что существование мира требует заключения о существовании Бога. Один из трёх аргументов в пользу этого, выдвинутых Иоанном Дамаскином, а именно — аргумент, основанный на изменяемости всех вещей, — в своей общей линии соответствует аргументации трактатов калама. И в De fide orthodoxa, и в трактатах калама за этим доказательством следует обсуждение того, что представляет собой Бог, которое включает, «среди прочего», доказательство или доказательства единственности Бога, доктрину о божественных атрибутах и, в случае De fide, догмат о Троице, который принадлежавшие к различным школам мутакаллимы рассматривали иногда как перверсию понятия о неком божественном атрибуте [600] . За данным разделом в De fide orthodoxa следует раздел о творении и сотворённых вещах, который, «среди прочего», отсылает нас к темам греческой науки. Это не имеет соответствий в трактатах калама, так что в данном пункте наблюдается расхождение между двумя образцами композиции. Насколько я могу судить, это единственное имеющееся здесь существенное расхождение [601] — ни Oratio catechetica magna Григория Нисского, ни трактаты калама не следуют такому порядку изложения.

599

Рядом учёных уже отмечались некоторые элементы сходства между каламом и христианским богословием и делались соответствующие выводы; Беккер ссылался в этой связи на доктрину Иоанна Дамаскина и Абу Курра; см. Becker С. H. Christliche Polemik und islamische Dogmenbildung // Zeitschrifi fur Assyrologie und verwandte Gebiete. 26. 1912. S. 175 195; статья перепечатана в беккеровских Islam Studien. I. Leipzig, 1924, passim. Однако, насколько мне известно, в этой связи не обсуждался факт сходства композиции трактатов калама и христианских богословских трудов.

600

См. также ниже.

601

Менее значимым представляется то, что разделу о человеке в De fide orthodoxa соответствует далеко не столь всеобъемлющий раздел adl в мутазилитских трактатах. Если принять теоретически, что вышеупомянутые трактаты калама следуют образцу, представленному в первой части De fide orthodoxa, то можно предположить целый ряд причин для пропуска раздела о творении и сотворённом. Например, можно указать, что с точки зрения исламского богословия эта тема, в отличие от тем других разделов, не представляет особого интереса; она не вызывает споров о предметах основополагающего значения. Более того, можно отметить, что Коран не содержит подробного рассмотрения акта творения как начала бытия. Далее, мы должны принять во внимание, что хотя трактат De fide orthodoxa в целом следует, по-видимому, общепринятому образцу, в разделе о творении он частично использует греческую научную теорию, которую мутакаллимы с большой осторожностью вводили в свои трактаты. Ни одну из этих причин, однако, невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть.

Соответствие, по крайней мере, частичное, между двумя схемами, представленными в De fide orthodoxa и в трактатах калама, неожиданно проявляется снова при рассмотрении следующего раздела работы Иоанна Дамаскина, относящегося к человеку [602] . Так же как тот раздел

трактатов калама, который следует за главой о Боге и его атрибутах, этот раздел трактует проблему свободы воли и действий человека [603] .

В конечном итоге, полностью признавая существующие различия, нельзя не отметить, что сходство (хотя и не полное) между композиционными схемами трактата De fide orthodoxa и трактатов калама очевидным образом не случайно. Как это объяснить?

602

По разным причинам, связанным с политикой и богословием, в течение IX-X вв. дискуссии по поводу этой проблемы были гораздо более острыми и значимыми в исламской общине, чем на христианском Востоке. Я полагаю, что, следуя в общем схеме, представленной De fide orthodoxa, мутакаллимы могли опускать темы, которые, с их точки зрения, не имели значения для мусульманского богословия.

603

Иоанн Дамаскин считал, что предвидение Богом всех явлений будущего не влияет на свободу человека; De fide orthodoxa II, 30, cols. 969 972. Эта доктрина распространена в христианском богословии в различных формах. На арабском языке её изложил ученик Иоанна Дамаскина Теодор Абу Курра; см. его Maymar yuhaqqiq li'l– insan hurrivya thabita min allah ft khaliqatihi, Maymar Tha ’udurus Abi Qurra (Beirut [n. d. J). C. 19 22. Таково же учение Саадии, изложенное в главе IV Kitaal Amanat.

Трактат De fide orthodoxa был написан одним из лидеров христианской общины империи омейядов [604] либо близко по времени, либо за несколько десятилетий до того, как мутазилиты впервые оформились в качестве отдельной секты. Как было отмечено выше, с одной стороны, на эту работу (в том, что касается схемы композиции) вероятно повлиял тип богословского изложения, распространённый в VIII в. в рамках указанной общины; с другой стороны, в дальнейшем сама работа в значительной степени сформировала образец определённого типа полного христианского богословского трактата [605] . По всей вероятности, труд Иоанна Дамаскина дал импульс богословскому обучению в христианских школах, которые существовали в исламской империи.

604

Кроме этого, согласно традиции, Иоанн Дамаскин был автором текста, содержащего описание дискуссии между христианами и мусульманами. Текст озаглавлен Disceptatio christiani et saracene (Разрешение спора между христианами и сарацинами); см.: Migne. Patrologia Graeca. 94. cols. 158 159.

605

См. ниже.

Как я пытался показать, ранние мутазилиты, подобно другим мутакаллимам, сначала и прежде всего занимались организацией диспутов: одним из главных направлений их деятельности была защита ислама. Самыми грозными противниками в этих дебатах были для них, вероятно, христианские богословы трёх главных деноминаций: яковиты, несториане и ортодоксы, поскольку христиане имели в своём распоряжении весьма разработанную и изощрённую систему доктрин и апологетики.

Эти дискуссии, как я полагаю, стали причиной глубокого влияния христианского учения на исламское богословие. Мусульманские доктрины могли сформироваться как по образцу христианских, так и в противостоянии с ними. Если мы возьмём для примера первые два «корня»-принципа мутазилитов, то увидим, что доктрина божественных атрибутов, относящаяся к asl al-tawhid (принцип единобожия), могла, по крайней мере частично, сформироваться в оппозиции к христианскому догмату о Троице, в то время как доктрина свободы воли и действий человека, принадлежащая asl al- 'adl (принцип справедливости), могла быть развитием аналогичных христианских взглядов. Христианское влияние на калам особенно заметно в схеме, по которой следует изложение в пространных богословских трудах: asl al-tawhid (если расширить этот принцип так, чтобы он включал доказательства существования Бога) и asl al-'adl, а в случае немутазилитских работ калама учения, соответствующие этим двум принципам. Мы видим, что (за исключением одного большого пропуска [606] ) расположение разделов в трактатах калама обычно соответствует схеме De fide orthodoxa и могло быть перенесено (с соответствующими изменениями) из христианской традиции, которая представлена работой Иоанна Дамаскина и сама сложилась под влиянием этой работы.

606

Как было отмечено выше, трактаты калама не касаются процесса творения и сотворённых вещей в том контексте, в каком их рассматривает De fide orthodoxa. Там же (прим. 46, 47) упоминались некоторые возможные причины такого пропуска. Можно ещё раз отметить, что Григорий Нисский не затрагивает данную тему в соответствующем контексте трактата Oratio catechetica magna; при этом композиционная схема трактата Oratio до некоторой степени близка к схеме De fide.

В заключение можно отметить следующее: в середине XII в. по предписанию папы Евгения IV трактат De fide orthodoxa Иоанна Дамаскина был переведён на латинский язык трудами Бургундио из Пизы и оказал заметное влияние на схоластическую литературу. Так, к примеру, он послужил моделью для Сентенций Петра Ломбардского [607] . Кроме этого, если сделать поправку на разницу в масштабах, то можно считать, что несмотря на различные, иногда значительные модификации описанная выше композиционная схема De fide orthodoxa повлияла, прямо или косвенно, на схоластические Суммы, в том числе на Сумму теологии и Сумму против язычников Фомы Аквинского. Этот факт, по-видимому, объясняет сходство, наблюдаемое в определённых чертах композиционных схем между данными латинскими трудами и пространными трактатами калама, о которых шла речь.

607

См. Gilson Е. La Philosophic au moyen age. Paris, 1947. P. 91 f; Grabman M. Die Geschichte der scholastischen Methode. Freiburg im Breisgau, 1909. P. 111 f.

Перевод с английского Е. Я. Федотовой

Переводчик благодарит А. И. Шмаину-Великанову за просмотр рукописи и ряд полезных замечаний, а также А. В. Журавского за консультации по арабистике.

Ограниченность человеческого постижения согласно аль-Фараби, Ибн Бадже и Маймониду

Одна [608] из самых сложных и, по моему мнению, фундаментальных проблем, сформулированных в Путеводителе растерянных, имеет отношение к двум явно противоречащим друг другу точкам зрения, которые были высказаны Маймонидом (или приписывались ему). С одной стороны, Маймонид сильно ограничивает возможности человеческого знания. С другой стороны, он утверждает, что конечная цель и счастье человека состоят в интеллектуальном совершенстве, то есть в знании и созерцании (theoria) [609] . Трудно согласиться с тем, что знание, в которое не входят ни метафизика (познание Бога и нематериальных существ, то есть отделённых интеллектов), ни небесная физика, является конечной целью человека. Я попытаюсь показать, как один неопубликованный текст Ибн Баджи [610] проливает свет на предпосылки возникновения этой проблемы и, таким образом, позволяет внести в неё ясность.

608

Перевод статьи: Pines S. The limitations of human knowledge according to Al-Farabi, Ibn Bajja, and Maimonides // Studies in Medieval Jewish History and Literature. Vol. I. Ed. by Isadore Twersky. Cambridge, MA: Harvard University, Center for Jewish Studies, 1979. P. 82-109

609

В этом контексте необходимо отметить, что Маймонид в Путеводителе растерянных утверждает, что патриархи и Моисей сочетали непрерывное умопостижение и созерцание с практической деятельностью.

610

Я планирую подготовить этот текст к публикации.