Иван Болотников
Шрифт:
– Взять бунтовщика! – приказал пятидесятник.
Толпа сдвинулась.
– Уйди от греха, служилый!
– Кости переломаем!
Болотников, оказавшись рядом с дерзким мастеровым, поддавшись настроению взроптавшего посадского люда, громко воскликнул:
– Не робей, братцы! Их всего с десяток!
Отчаянная толпа надвинулась на стрельцов. Пятидесятник попятился назад, пробуравил крамольную толпу колючим взглядом и, качнувшись тучным телом, сквозь зубы выдавил:
–
Толпа неторопливо расступилась, сопровождая стрельцов.
– Вот так-то будет лучше, служилый!
– Неча зря шуметь!
– Проваливайте, покуда целы!
Стрельцы завернули за Лобное место и направились к Фроловским воротам. Выкрики смолкли. Пятидесятник решил сорвать злобу на идущем впереди его низкорослом посадском. Он грязно ругнулся и больно ударил колодника в лицо.
– Пошевеливайся, нищеброд!
Ремесленный пошатнулся, но на ногах устоял. Яро глянул на стрельца и молча сплюнул на землю кровавый сгусток.
Афоня Шмоток потянул Болотникова из толпы.
– Идем отсюда, Иванка. Заприметят тебя здесь истцы. В Разбойный с тобой угодишь.
– А ты чуешь, Афоня, какая силища в народе? Не зря мне Пахом Аверьянов всегда говорит, что перед миром любой ворог дрогнет, – высказал Болотников.
– Эгей, крещеные! Чего ищете? Может, чем помогу, – остановил страдников худощавый с плутоватыми глазами мужичонка в ситцевой рубахе. От него попахивало водкой и чесноком.
– Самопал, милок. И такой, чтобы за версту басур-мана бил, – ответил Афоня.
– Эка невидаль. Так и быть выручу. Кидай в шапку деньгу. Мигом наилучший самопал доставлю.
– Вначале товар кажи, милок.
– Будет товар. Давай, говорю, деньгу. Нутро горит… – нетерпеливо наступал на Шмотка верткий слобожанин.
Однако не успел он и договорить, как на него с шумной бранью навалились трое посадских. Скрутили веревкой, повалили наземь, под бока напинали.
Мужик пьяно забранился.
– За что бьете? – спросил Болотников.
– Вор он! В кабаке у нас сапоги стащил. Новехонькие, только что в Красном ряду купили, – ответил один из посадских. – У-у, тать 88 проклятый! – больно огрел мужика по уху.
В толпе засмеялись. Посадские подтолкнули мужика к Болотникову.
– Уж не тебе ли продал вор обувку?
– Ступайте своей дорогой. Знать его не знаю, – осерчал Иванка и повел широким плечом.
– Ну, мотри, парень! – пригрозили посадские и потащили вора в Съезжую на суд и расправу.
Возле темной, приземистой Тиунской избы 2с Афоней столкнулся чернобородый цирюльник с легким деревянным
– Аль не угодил, касатик?
– Срамота одна. И до чего ж измельчал народишко, – недовольно ответил цирюльник и в тот же миг ухватил за полу сермяжного кафтана пышпобородого осанистого мужика в пеньковых лаптях.
– Окажи милость, любезный!
Угодливо подставил табурет, насильно посадил па него мужика, чиркнул ножницами.
– Спешу я, милай. В лавку мне надо топоришко подобрать, а потом в деревеньку. Ни к чему бы, – слабо сопротивлялся мужик.
– Успение пресвятой богородицы на носу, а ты зарос, аки леший. Не гоже эдак, любезный. Мигом красавцем сделаю. Бороду подрежу, власы подравняю, – учтиво суетился возле селянина посадский, а сам воровато поглядывал по сторонам: бродячих цирюльников гоняли с площади земские ярыжки.
Посадский расчесал мужику длинную бороду надвое и отхватил одну половину ножницами на пару вершков 89 . Но вторую укоротить не успел: перед цирюльником выросла грозная фигура десятского.
– Опя-ать!
Посадский столкнул мужика наземь, подхватил табурет и юрко шмыгнул в толпу. Только его и видели. Селянин поднялся с земли и растерянно схватился за уродливую бороду.
– Энта что жа, православныя. Как же я теперь в деревеньку поеду?
– Москва, милай! – хохоча, ответил долговязый мастеровой. И закричал весело, звонко: – Гвозди, подковы – лошадям обновы!
Глава 7 БОГАТЫРСКАЯ ПЕСНЯ
На небе ни облачка. Жарко. Захотелось пить. Страдники поднялись в верхние торговые ряды. Но доброго кваску там не оказалось.
– Айда в кабак на Варварку. Там завсегда и квасок и медовуха есть, – предложил бобыль.
Болотников согласился. Кабак – просторный рубленый пятистенок в два яруса с малыми решетчатыми оконцами. Срублен в давние времена, еще при великом князе Иване Третьем.
Возле распахнутых сводчатых дверей толпились бражники. Иванка не успел еще переступить и порог, как на него налетела пьяная гулящая девка. Повисла на шее, полезла целоваться.
– Ошалела, дуреха, – оттолкнул девку Болотников.
Девка недовольно тряхнула простоволосой головой
и повернулась к другому питуху кабацкому.
– Слышь, соколик. Дай полушку на чарочку. Выпить охота-а-а.
– Ишь чего захотела, хо-хо! Полушка на дороге не валяется. Ступай, ступай отсель, – замотал косматой головой бражник.