Иван-да-Марья
Шрифт:
– Не расстраивайтесь, матушка, - утешила ее царевна.
– Я вас скоро в терем царский в гости приглашу. Тогда и наденете.
Вскоре стал Иванушка царевну домой торопить.
– Батюшка твой там, поди, тонны три валерьянки уж выкушать изволил, пока ты тут прохлаждаешься. Вон, стражники повсюду рыщут, тебя разыскивают. А ты тряпки шьешь...
Собралась наконец царевна, с Степановной тепло распрощалась, и вместе с Ваней отправилась в столицу. Ну вот, думает, полдела, почитай, сделано - матушка Ванина согласная будет. Таперича еще батюшке
Царь, конечно, на радостях пир горой закатил, снова Иванушку отпускать не хотел... даже сам решился снова наградить его по-царски.
– Вот тебе, - говорит, - герой великий, еще один орден...
– Пап!
– Рассердилась царевна.
– Ну сколько можно! Ордена эти ваши со стразами, пошлость какая... не золотом, так хоть серебром бы осыпали!
– Цыц, глупая! Пошлость... те стразы - может, от самого Воровского стразы. Не хухры-мухры. А казна тебе, говорю, не резиновая!
– Пааап!
– ножкой Марья топнула, и уж приготовилась было в голос завыть - царь уж и голову в плечи втянул на всякий случай - да Ваня царевну остановил.
– Мань! Да ну погодь ты орать-то! И нервы же у тебя, однако, царь-батюшка... Опять же, совесть имей. Ну тебя уже с твоим златом-серебром казенным. Ты мне - знаешь что - меч подари. Вот какой есть в твоих оружейных самолучший меч - вот тот и подари.
Вздохнул только тяжко на это царь, да и рукой махнул:
– Оформляйте, - говорит, - представительские... Иди ужо, выбирай. Вымогатель.
Так что возвращался Иванушка домой на сей раз уж с двумя орденами на груди, на лучшем во всем царстве коне и с лучшим в царстве мечом за поясом.
А Марья, даром времени не теряя, вскорости к батюшке своему явилась за серьезным разговором.
– А что, - говорит, - батюшка, как ты считаешь - не пора ли меня замуж выдавать?
– Ну, - задумался царь, - коли хочется тебе, так значится, и пора... Ну, да я, сама знаешь, неволить тебя не стану - какого прынца-королевича выберешь сама, за того и пойдешь.
– А ежели мне прынцы да королевичи не милы?
– Ну... императора еще какого можно.
– Ну пап, ну императоры - они сплошь старые все. А мне муж молодой нужон.
– Да уж я и не знаю тогда... Ну хочешь, мы тебе молоденького князя какого-нить купим? Боярского сына можно тоже. Али этого... олигарха. Мезальянс, конечно, жуткий выйдет, ну да чего для любимой дочери не сделаешь... лишь бы ты довольная была.
– Вот-вот, - закивала царевна, - и я говорю - предрассудки все это. Я, пап, за Ивана - героя нашего - замуж хочу...
Тут царь побагровел аж весь:
– Не бывать, - говорит, - этому! Я, конечно, монарх демократический, но чтобы за Ивашку - крестьянского сына дочку свою царскую, единственную замуж отдавать - ни в жисть тому не бывать!
Ну, царевна, конечно, как задумано было - в слезы, истерика, то-се, только на батюшку ее дочкины слезы в первый раз в жизни никак не подействовали. Сказано - не
Призадумалась Марья. В светелку свою вернулась, да велела Саньку - наперсницу верную к себе позвать. Долго-долго - до полночи - шушукались девицы - тонкий план вырабатывали...
Очень скоро стал царь-батюшка замечать, что дочь его любимая, Марьюшка, почти ничего не ест и худеет все день ото дня. Стал он ее выспрашивать, отчего это так.
– Ах, батюшка, - отвечает Марья, - не нравится мне больше наш повар-хранцуз. И фуагра энта евойная не нравится. Вот кабы мне еще разочек тех пирогов отведать, что Авдотья Степановна печет, - счастливей всех на свете я была бы.
Царь-то, конечно, прежде дочке своей сроду ни в чем не отказывал, а уж в такой-то малости и подавно не мог отказать. Велел он тотчас карету снарядить да Авдотью Степановну из деревни в столицу выписать.
Как подкатила царская карета с гербами к Авдотьину крыльцу - так кумушки соседские ажно языки попроглотили. Сама же Степановна в платье свое модное нарядилась, корзинку со свежими пирогами прихватила, вышла да важно, ни на кого не глядя, в карету ту золоченую уселась и прямо к столице направилась.
Сама царевна навстречу ей к воротам кинулась. И царь-батюшка за Марьей следом поспешил. Очень уж ему увидеть хотелось, что же там за чудо-кухарка такая, что надменная дочка его самолично встречать ее удостоила.
Распахнул кучер дверцу, руку подал, и выходит из кареты - какая там кухарка!
– важная да статная дама, и с таким уж царственным видом она государю своему кивнула да корзинку подала, точно даром каким невиданным и драгоценным его одаривала.
А уж когда за стол сели, да отведал царь пирогов тех знаменитых, так и понял он сразу, о чем дочка его говорила.
– Я, - говорит, - теперь тоже никакой фуагры хранцузской не желаю. Эх, вот ежели б кажный день таких пирогов кушать - от тогда был бы я царь...
– Что ты, - засмеялась Авдотья Степановна, - царь-батюшка! Да ить ежели кажный день одно и то же кушать, так и вкуснейшее из блюд оскому набьет. А давайте-ка я лучше к завтрему вареничков вам налеплю? С картошечкой? Маслицем их полить, да в сметану обмакнуть - самое оно для царского стола будет.
Царь слюнки сглотнул и спрашивает:
– А... а послезавтра?
– А послезавтра блинков....
– А потом?
– А потом, уж не обессудь, царь-батюшка, пора мне и честь знать. Надобно мне в деревню возвращаться - вдовий век свой вековать.
Призадумался тут царь. Иной всякой бабе деревенской он бы просто велел идти на кухню свою служить... а тут вот не выходит как-то. Да какая ж из нее кухарка? Вона - какая статная да важная - куда там тем княгиням!
Вечером стал царь государственные дела решать. Прибыли ко двору купцы заморские. У них за морем пшеница не уродилась - хлеба в стране не стало. Так и прибыли они просить увеличить торговые поставки. Царь, конечно, радостно потирая руки, призвал к себе своих министров: