Иван Саввич Никитин
Шрифт:
42
тревогу А. Н. Майкову. Тот отделался шуткой: «...перебирал журналы, — кулаков,
кроме редакторов, не видать».
В большинстве своем рецензенты встретили поэму приветливо. Выше уже
упоминались доброжелательные в целом суждения в «Современнике» Н. А.
Добролюбова, сочувственно передавшего сюжет «Кулака» и подчеркнувшего его
гуманистический пафос. «Московское обозрение» по достоинству оценило
потрясающий драматизм й неподдельный комизм ряда сцен в произведении,
«чудные описания природы»; положительные отзывы поместили «Санкт-
Петербургские ведомости» и другие газеты.
Очень редкий для того времени случай — никитинская поэма попала в текущие
академические анналы. Спустя несколько месяцев после выхода ее молодой историк
литературы академик Яков Карлович Грот (он принадлежал к кругу друзей П. А.
Плетнева) сообщал Ивану Саввичу: «...Ваш «Кулак» так понравился мне, что я написал
разбор его и занял целое одно заседание II Отделения Академии наук...». Я. К. Грот
находит органичным выбор драматической формы стихотворного повествования,
говорит о богатстве поэтического содержания, проникнутого «в высшей степени
нравственною мыслью», восторгается мастерскими описаниями природы, которые
«дышат какою-то особенною свежестью», наконец, отдает должное ритмико-
интонацион-ной изобретательности автора. Академик делает вывод: «Мы здесь
находим множество ярких и разнообразных картин русского быта, столь удачных, что
это произведение в полном смысле заслуживает названия народного». Справедливости
ради надо сказать, что увлеченность Я. К. Грота предметом исследования не всегда
способствует объективности анализа «Кулака» (в частности, явно преувеличены
художественные достоинства образов Саши и столяра Василия, несколько снижает
впечатление эмоционально-морализаторский стиль разбора), однако с учетом состоя-
ния филологической науки того времени слово ученого прозвучало и своевременно, и
весомо.
Среди других откликов упомянем черновую, незавершенную и неопубликованную
рецензию, автором которой был поэт Яков Полонский. Вначале он пишет о «Кулаке»
как о «заметном литературном явлении» и уверенно заявляет: «Мы признаем
поэтическое дарование г-на Никитина и могли бы, читая его поэму, заранее поручиться,
что на 158 страницах... много есть истинных поэтических страниц, довольно
оправдывающих нашу веру в это дарование»., Автор подкрепляет свое мнение о
«высшей поэзии» в «Кулаке» рядом цитат пейзажного плана. Однако в целом
Полонский не может принять общего идейного звучания поэмы, ему чужда ее
«прозаическая» тема. Отсюда вывод: «...все произведение есть ошибка», которая
«свойственна всему направлению
«вовлечен был невольно». В этих словах слышится отголосок эстетической- борьбы
между представителями «чистого искусства» и сторонниками некрасовской
поэтической школы. Кто же ошибся? Спор до сих пор продолжается...
В старых дискуссиях на эту тему было много крайностей и даже вульгарных
перехлестов. Спустя двадцать лет после выхода поэмы известный критик-народник Н.
К. Михайловский писал: «Кулак, торгаш и вообще человек данной среды сидел в
Никитине уже так сильно, что неопределенная проповедь добра, красоты и истины не
могла сделать в нем какую-нибудь радикальную перемену». Несправедли-
вее и грубее не скажешь. В 30-х годах вульгарные социологи не раз
эксплуатировали эту мысль, бросая тень на личность и творчество народного поэта.
Время внесло свои коррективы и показало вред запальчивых максималистских
«отметок» как безудержных ревнителей изящной словесности, так и прямолинейных
стражей «мужицкого» искусства.
43
Художественная и действительная правда лиро-эпического создания поэта
выдержала серьезное испытание. «Вершиной всех собранных в жизни наблюдений над
удушающей средой торгашества и мещанства, — писал в 1972 г. поэт Всеволод
Рождественский, — явилась самая значительная из поэм Ив. Никитина — его «Кулак»,
обес: печившая ему широкую литературную известность. Она написана страстно и
беспощадно.--Редко кто в то время достигал такого глубокого анализа человеческих
отношений в мире эгоистических выгод и чистогана, в затхлой среде, где все
определяется'властью денег, где женщине угото-' вана горькая подневольная участь, а
сами «хозяева жизни» доходят в конце концов до полного разложения личности и
ничтожества, раздавленные более сильными представителями своего же хищнического
сословия».
книжный магазин
«Кулак» принес Никитину не Только известность, но и неплохой^ доход
(хлопотавший по этому делу Н. И. Второв «потянул», как он говорил, с издателя 1237
рублей серебром). У Ивана Саввича появилась надежда оставить постоялый двор и
взяться за какое-либо более спокойное занятие, тем более что старые его хвори опять
возобновились. «Моя единственная цель, мое задушевное желание —' сбросить с Себя
домашнюю обузу, — писал поэт-дворник, — отдохнуть от ежеминутного беганья на
открытом воздухе в погоду и непогодь, от собственноручного перетаскивания
нагруженных разною разностью саней и телег, чтобы поместить на дворе побольше