Иван Саввич Никитин
Шрифт:
однако ни одного листка не сохранилось, да и вряд ли «пользовавшие» поэта лекари
когда-нибудь его вели — недосуг было им регистрировать многочисленные хвори
мещацина-дворника.
И непозволительная это докука для провинциального Воронежа, где в ту пору часто
свирепствовали эпидемии и люди гибли тысячами. Вот избранная печальная статис-
тика: в 1848 г. в губернии от холеры погибло более 56 тысяч человек, в 1848—1849 гг.
цинга и голод унесли
лихома-нок и прочей напасти не счесть.
Десять лет — с 1837 по 1847 г. — в Воронеже стояло «горелым» здание больницы,
да и позже, когда его обстроили, найти здесь лечение было трудно. Докторов в*городе
всегда не хватало, а те, что значились, не отличались талантом и образованностью.
Впрочем, были исключения. Поэта Алексея Кольцова в последние годы его жизни
лечил замечательный врач Иван Андреевич Малышев, о душевном благородстве
которого тепло писал Белинский.
Между прочим, в 1842—1843 гг. И. А. Малышев состоял штатным врачом при
Воронежской духовной семинарии, когда там учился Никитин. Позже они могли
встречаться через посредство его сына Ивана, члена второвского кружка и близкого
знакомого поэта.
В 1855 г. Ивана Саввича лечил преемник Малышева по лекарской части в
семинарии, воспитанник Дерпт-ского университета Федор Борисович Тидель.
Состояние поэта, заболевшего тогда горячкой, не улучшалось. Он почувствовал себя
совсем плохо. М. Ф. де Пуле свидетельствовал: «За горячкою последовало скорбутное
состояние: он лишился употребления ног и постоянно лежал в постели». «Впереди
представляется мне картина: вижу самого себя медленно умирающего, с отгнившими
членами, покрытого, язвами, потому что такова "моя болезнь!»—.определял летом .
1855 г. свое ужасное положение Иван Саввич. Новый врач — Кундасов буквально
поставил его на ноги. Он отменил прежнюю осточертевшую диету, разрешил есть
грубую пищу: кислые щи, солонину, пить квас... Однако, увы, скоро к надоевшему
34
режиму пришлось вернуться: Никитин продолжал маяться болезнью желудка,
кишечной чахоткой, как говорили в ту пору. «Когда я познакомился с Никитиным, —
вспоминал Н. И. Второв, — он уже постоянно жаловался на расстройство желудка и
питался только куриным супом с. белым хлебом да какой-нибудь кашицей».
Первое из дошедших д<о нас стихотворений Никитина датировано 1849 г.
Нач§до^его творчес^гопути совпадает и с началом его ф5Шншшл.^^^ёё^и•
^Страстотерпцем» называли его современники. Это не* метафора, которую часто
прилагают к певцам душевных
предназначал к печати те немногочисленные стихотворения, в которых прорывались
его лич: ные физические страдания: то были обычно самоиронические строчки,
обращенные лишь к друзьям. Когда у него раскалывалась от боли голова, когда кровь
застывала в жилах, когда неумолимая хворь лишала его возможности сделать шаг, он
если брался за перо, то лищь за тем, чтобы набраться новых сил для борьбы, чтобы
хоть как-нибудь облегчить мучения в слове.
Он тяжело проболел почти весь 1858_г. В конце мая купец А. Р. Михайлов приютил
его у себя на даче, где поэт, кстати, спасался от домашних пьяных безобразий отца.
Местечко было, правду сказать, сквернейшее: рядом салотопенные заводы, ужасное
злороние, тучи мух («заметьте, слово «тучи» не преувеличено: читать не дают, так
кусают!» — писал Никитин одному из друзей), лай собак по ночам... А он находит в
себе силы еще шутить в рифму:
Дождь и холод — нет погоды! Выйти некуда — хоть брось! Виды — сальные
заводы.,4 Выздоравливай небось!
Наслаждайся в этом рае! Слушай,, музыка пошла: Свинки хрюкают в сарае, Лай
собака подняла...
(«Дачная жизнь»)
Эти строчки из его рифмованного «скорбного листа» друзья напечатают уже после
его кончины — он не придавал им серьезного значения. И так всегда: когда ему
становилось невыносимо тяжело, он чаще отделывался грубоватым стихотворным
куплетом, а подлинное копил в душе для более светлого часа. Лишь в письмах к
близким людям жестко и лаконично сообщал: «плохота, но креплюсь» Так,
приведенные выше стихи из «Дачной Жизни» он сопровождает позже бесстрашным
комментарием: «Природа наделила меня крепким организмом: хотя я и задыха*юсь, а
все еще жив».
Вот избранные строки из его писем лишь одного 1858 г.: 3 апреля: «Живется
невесело... на дворе и в доме постоянная толкотня, шум, крик, точно ярмарка. Только
что позатихнет, явится головная боль, залдмит грудь...» 14 апреля: «...голова страшно
болит...» 25 июля: «...здоровье мое плохо. Доктор запретил мне на время работать
головою. Вот уже с месяц ничего не делаю и пью исландский мох». 5 сентября: «...Я
все болен -и болен более прежнего. Мне иногда приходит на мысль: не отправиться ли
весною на воды, испытать последнее средство к восстановлению моего здоровья? Но
вопрос: доеду ли я до места? Болезнь отравляет мою жизнь, не дает мне работать,