Иверский свет
Шрифт:
Его карий взгляд над оправой,
что похожа на чайное ситечко,
собеседника пробуравит.
Пимен нынешний — не отшельник,
я б назвал его пимен-общественник.
Он спасает усадьбу Некрасова,
окликая людей многоразово
от истицы Истории имени.
Бескорыстно-районные пимены!
Боли, радости, вами копимые,
ваша память — народная совесть.
Я ему рассказал свою повесть.
«Полисадов?»— он спросит ехидно,
лба
И из недр его мозга с досадой
на меня глядел Полисадов.
Профиль смуглый на белом соборе,
пламя темное в крупных белках,
и тишайшее бешенство воли
ощущалось в сжатых руках.
(Вот таким на церковном фризе,
по-грузински царебровом,
в ряд с Петром удивленной кистью
написал его Целебровский1.)
Но не только в боренье с собою,
посох сжав, побелела рука —
в каждодневном боренье с собором.
Он в нем с детства видел врага.
В нем была бы надменность и тронность,
если бы не больные глаза
и посадки грузинская стройность,
что всегда отличала отца.
«Что тебе, бездуховный отпрыск?»—
как бы спрашивал хмурый образ.
Но материализм убеждений
охранял меня от привидений.
1 Целебровский П. И. (1859—1921) — художник I класса,
расписывал собор по заказу Полксадова (см. Н. Кондакова, «Сло-
варь русских художников»).
Молодая жена Валентина
чай подаст и уложит сына.
Долог спор об усадьбе Некрасова
и о том, что история — классова.
XI
Как Россия ела! Семга розовела,
луковые стрелы, студень оробелый,
красная мадера в рюмке запотела,
в центре бычье тело корочкой хрустело,
синяя чурчхела, крабов каравеллы,
смена семь тарелок — все в один присест,
угорь из-под Ревеля — берегитесь, Ева! —
Ева змея съела, яблочком заела,
а кругом сардели на фарфоре рдели,
узкие форели в масле еле-еле,
страстны, как свирели, царские форели,
стейк — для кавалеров, рыбка — для невест,
мясо в центре пира, а кругом гарниры —
платья и мундиры, перси и ланиты,
а кругом гарниры — заливные нивы,
соловьи на ивах, странники гонимые,
а кругом гарниры — господи, храни их! —
сонмы душ без имени... —
позабывши перст,
ест дворянский округ, а в окошках мокрых
вся Россия смотрит, как Россия ест.
Я твою читаю за песнью песнь:
«Паче всех человек окаянен есмь».
Для покорных жен, для любовных смен
паче всех человек окаянен есмь.
Говорящий племянник зверей и рощ,
я
Почему на Оке от бензина тесмь?
Паче всех человек окаянен есмь.
Опозорен дом, окровавлен лес,
из истории стон, из Гайаны — весть,
но кто кинет камень, что чист совсем?
В одного камнями кидают семь.
Но, отвергнув месть, как пройдя болезнь,
человек за всех покаянен есть —
ставя храм Нерли, возводя Хорезм,
человек за всех осиянен есмь.
Почему ж из всех обезьян, скотин
осиянен есмь человек один?
Ибо «Песней песнь» — человечья песнь.
Человек за всех богоявлен есмь.
XIII
Это было в марте, в вербном шевелении.
«Милый! окрести меня, совершеннолетнюю
Я разделась в церкви — на пари последнее
Окрести язычницу совершеннолетнюю.
Я была раскольницей, пьянью, балериной.
Узнаешь ли школьницу, что тебя любила?
Голым благовещеньем с глазами янтарными
первая из женщин я вошла в алтарную.
От толпы спасут меня сани шевролетные...
Милый! окрести меня, совершеннолетнюю!
Я люблю твой голос, щеки в гневных пятнах,
Буду годы, годы тайная жена твоя.
На снегу немыслимом, схваченная платьем,
встану с коромыслом — молодым распятьем!
Я пришла дать волю и раскрепощенье.
Я тебя простила, слепой священник.
Как отвратен в инее город вермишелевый...
Милый! окрести меня, совершеннолетнюю!
Завтра в шали черной вернусь грех отмаливать.
Врежется в плечо мне перстень твой эмалевый.
«Любишь! любишь! любишь!» — прочту во взорах...»
Содрогнулось чудище темного собора.
XIV
В 1882 г. чугунный пол заменен на деревянный,
' щитовой, главы и кровля покрыты железом и окраше-
ны медянкой, в северной стене пробита арка для
соединения храма с теплой церковью, связи в стенах
железные, клиросы отделены двумя позолоченными
киотами, стены заново покрыты живописью.
Из описания Полисадова.
...были заподозрены в разброске прокламаций
два послушника Бла1 овещенского монастыря.
Из «Донесения Начальника Влади-
мирского губернского жандармского
Управления».
Он случившимся тяготился,
золотой заложник истории!
В середине шестидесятых
он от дел мирских удалился.
Сбросил имя. Стал Полисадов
настоятелем Алексием.
Настоятель был прогрессивен.
Сгоряча собор перестроил.
Церковь теплую свел с холодной