Иверский свет
Шрифт:
аркой циркульной, бесколонной,
полстены проломив при народе.
Арка ахнула переходная,
как глубокий вздох о свободе!
А над аркой, стену осиля,
повелел написать Алексия.
И сказал, как в зеркало глядя:
«Чья взяла, собор на Посаде?»
Задержалось эхо с ответом.
Человек расквитался с историей.
Он стоял, свободы отведав.
Он казался себе Егорием
с пятиглавою аллегорией.
Был он воин. Он был мужчина.
Распрямилась
Звал художников '. Знался с Уваровой 2.
Своим весом спасал арестованных.
Магдалина, что обмирала, вышла в Омске за генерала.
Уварова Прасковия Сергеевна (1840—1924) — графиня.
Например, когда пару монахов
(Агафангела и Епимаха)
обвинили в расклейке листовок.
Было страху!
Революция только заваривалась.
Но уже завезли в ограду
камень редкого Лабрадора
цвета выцветшего граната —
камень с именем «Полисадов».
И Уварова губы кусала.
И вздохнуло эхо фасадов:
«Чья взяла, Андрей Полисадов?»
Похоронен он у собора
на Посаде.
XV
Чья ты маска, Андрей Полисадов?
дух мятежный семьи Багратов?
друг и враг шамхала Тарковского?
христианский варьянт мюрида?
на соборной стене осадок?
Золотой мотылек бестолковый
залетел на твой светоч адов.
Ты в миру Андрей Полисадов,
а до мира, а после мира?
Смысл бессмертный и безымянный,
жила под Муромом, принимала участие в реставрации Благовещен-
ского собора, с 1884 г. председательница Императорского Архео-
логического об-ва, автор 174 работ, из них главные — «Могильники
Сев. Кавказа», М., 1900, и «Кавказ» [трехтомник), М., 1887—1904
(Историческая энциклопедия).
что хотел ты а земных времянках,
став Андреем и Алексием?
Почему из людского стада
духи Грузии и России
тебя выбрали, Полисадов?
Почему против воли пиита
то анафемою, то стоном
голос муромского архимандрита,
словно посох, рвет микрофоны?
И влечет меня, и влечет меня
что-то горнее, безотчетное,
гул низинный Еершин грузинских...
Может, мне Каландадзе кузина?
XVI
Ты прости мне, Грузия, что я твой подкидыш.
Я всю жизнь по глупости промолчал. Как примешь?
Бьется струйка горная в мою кровь равнинную.
Но о крови вспомним мы, только в грудь ранимые.
Вот зачем отец меня брал на ГЭС Ингури,
где гора молитвенна, как игумен.
Эта кровь невольная в моих темных жилах
вместо «вы» застольного «мы» произносила.
«Наши!» — говорю я, ощущая
как мячи пульсируют в сетку ливерпульцам.
«Это наши пропасти, где мосты мизинцами,
это наши прописи рыцарства грузинского.
Может, есть отдельные короли редисе,
но делился витязь шкурою единственной
с Александром Сергеевичем, Борисом Леонидовичем,
тер щекой сердечною мокрые ланиты.
Вновь ночные фары — может, мои кровинки —
на горе рисуют полосы тигровые».
И какой-то тайною целомудренной
тянет сосны муромские к пицундовским.
XVII
Когда сердце устанет от тины
или жизнь моя станет трудней,
календарь на часах передвину
на тринадцать отвергнутых дней —
перейду из Пространстза во Время,
где Ока и тропинка над ней.
И тогда безымянный заложник
выйдет в сумерках на косогор,
как слепую белую лошадь,
он ведет за собою собор.
И, обнявши за белую шею,
что-то шепчет на их языке —
то, о чем рассказать не сумею.
А потом они скрылись к реке.
эпилог
Мой муромский мюрид, простимся, мой колодник!
Я обещал собор. Я выстрадал собор.
Меж теплой стороной и стороной холодной
сквозит в стене дыра пробитая тобой.
Я говорю с тобой из теплого собора.
Зачем второй раз жить? А первый раз зачем?
Лампадкой ты горишь в мозгу Золотарева,
в мозгу моих друзей, читателей поэм.
Любая жизнь — собор. В моей — живые башни.
Одну зову я «Ты», другую — «Родион»,
и безымянный звон над башней самой зряшной,
собор — не Пантеон.
Распущен мой собор на волю, за грибами.
Горюют, пьют, поют. Назначен в сердце сбор.
Одна из башенок мотор разогревает.
Все это мой собор.
Меньшую башенку экзаменатор топит.
По баллам недобор для нашенских сорбонн.
Но в сердце у нее тысячелетний опыт —
куда профессору!..
Все это мой собор.
Бродите по земле, собор нового типа!
Между собой моей вы связаны судьбой.
За счастье вас любить — великое спасибо.
И это мой собор.
Пускай летят в собор напрасные каменья.
Из праздных тех камней сработаем забор.
Живу я, как пою — пою я, как умею.
Свобода — мой собор.
Однажды ошибаются саперы.
Шумит любовью жизнь. Но не лови ворон.
Горят огни лампад вселенского собора
и без лампад огни в соборе, во втором.
АВТОАРХИВНЫЕ ЗАМЕТКИ К ПОЭМЕ
В 1959 году в стихотворении «Прадед», описывая