Иверский свет

Вознесенский Андрей Андреевич

А. Ф. Сорокина, коменданта Петропавловки, от 3 сентяб-

ря 1866 г. «На вопрос графа Шувалова Полисадову, что

говорил преступник Каракозов, тот ответил, что

он, как духовное лицо, не вправе говорить... » Шувалов —

«внезапная гроза над Россией распростертой», как писал

О нем Тютчев, метал громы и молнии. Таков был нрав

Полисадовых. С комендантом у них была смертельная

война.

Может быть, здесь кроется разгадка характера отца,

который

в 18-м году мальчишкой сбежал из дома в ре-

волюцию, а потом, влюбившись в энергию рек, стал ин-

женером-гидротехником?

В своих литературных трудах Андрей Полисадов описы-

вает «непроходимые муромские леса изобилующие рас-

кольниками», поле, рощу и «раздольную Оку». Описывает

он дочь свою, Машу, будущую мою прабабку — «смет-

ливую, довольно образованную и очень пригожую».

Встречаясь с низостью, он пером смиряет гнев свой—

прямо хоть сейчас печатай! «Они не могли простить ему,

что он затмевал их своими достоинствами. Тяжело рас-

сказывать все бесчисленные .клеветы, кляузы и гонения,

тайно и явно воздвигнутые на человека. Человек дрожит

над временем, как скупец над златом, а необходимость

защищать собственную честь заставляет писать объяс-

нение на лукаво и бессовестно выдуманный рапорт или

донос». И далее о доносчике: «Бог с ним! Пусть бичует

меня. Опомнится авось и сам. Конь бьет и задом и пе-

редом, а дело идет своим чередом».

(Предисловие А. Полисадова к «Кругу поучений».

СПб, издание книготорговца И. Л. Тузова. 1885 г.).

Музыка была его отдохновением. И опять в трехголос-

ном древнеславянском песнопении слышалось ему эхо

грузинских древних народных хоров. И, может быть, —

думалось ему,—полифонные «ангелоподобные» хоры до-

неслись к нам не от греков, чье пенье унисонное, а от

грузин, а к тем — от халдов?

В 80-е годы Полисадов покровительствовал исканиям

неугомонного Ивана Лавропа, который изобрел особый

«гармонический звон в колокола», названный им с вы-

зовом «самозвоном», и взял фаната в свою обитель.

И не без влияния Полисадова графская семья Уваровых,

с которой он был близок, увлеклась изучением археоло-

гии Кавказа. По инициативе Уваровой в 90-х годах был

реставрирован храм Свети Цховели.

Неукротимый характер Полисадова сказался и в ре-

шительной перестройке собора.

Да и местоположение его в Муром было не-

случайным. Муром в те времена был духовной целлой

страны. При приближении Наполеона знаменитая Ивер-

ская икона была перевезена в

Муромский собор на По-

саде. В память ее пребывания «каждогодно, 10-го сентяб-

ря» происходил крестный ход от собора вокруг всего

города. Иверская стала покровительницей Мурома. По-

сле возвращения в Москву в городе осталась живопис-

ная копия шедевра.

Но откуда взялась сама Иверская? Икона была приве-

зена в 1652 г. в Россию из Иверского монастыря, осно-

ванного братьями Баграгидами — Иоанном и Евсимием

в конце X в. Живопись на ней грузинского письма. Впол-

не понятно, что грузинский заложник был послан слу-

жить грузинской святыне. Ах, эта поэзия архивных спис-

ков, темных мест и откровений... И что бы я мог без по-

мощи моих спутников по поискам — владимирского архео-

графа Н. В. Кондаковой и москвича Б. Н. Хлебникова?

У меня хватает юмора понимать, что по прошествии

четырех поколений грузинская крупица во мне вряд ли

чачительна. Да и вообще, не очень-то симпатичны мне

юбители высчитывать процентное содержание крови.

Однако история эта привела меня к личности необыч-

ной, к человеку во времени. За это я судьбе благодарен.

Мамина родня жила во Владимирской области. К ним

я наезжал на каникулы. Бабушка держала корову. Когда

доила, приговаривала ласковые слова. Ее сморщенные,

как сушеный инжир, щеки лучились лаской. Ее родите-

ли еще были крепостными Милославских. «Надо же!»—

думалось мне. Из хлева, соединенного с домом, было

слышно, как корова вздыхала, перетирала сено, дышала.

Так же дышали, казавшиеся живыми, бревенчатые стены

и остывающая печь, в которой томилась крынка топле-

ного молока, запеченного до коричневой корочки. Зо-

лу заметали гусиным крылом. Сумерки дышали памятью

крестьянского уклада, смешанного со щемящим запахом

провинции. Мне, продукту города, это было уже чужим

и непонятно тянуло. О ставни по-кошачьи терлась сирень.

И вот в старинном доме с вековыми резными став-

нями, так похожими на бабушкины, муромский краевед

Александр Анатольевич Золотарев вдруг извлек из ар-

хива Добрынкина, хранителем которого он является, ру-

кописи, исписанные рукой Андрея Полисадова. Выцвет-

ший почерк его струился слегка женственными изыскан-

ными длинными завитками

Было от чего оцепенеть!

Меня не оставляло ощущение, что в истории все за-

кодировано и предопределено, не только в общих про-