Иверский свет
Шрифт:
Их эхо, душу уколов,
за нами следует вдогонку.
То эхо страшно потерять.
Но не дождутся, чтобы где-то
во мне зарезали театр,
а в вас угробили поэта.
СОБЛАЗН
Человек — не в разгадке плазмы,
а в загадке соблазна.
Кто ушел соблазненный за реки,
так, что мы до сих пор в слезах,—
сбросив избы, как телогрейки,
с паклей вырванною в пазах?
Почему тебя областная
неказистая колея,
не
а непознанным увела?
Почему душа ночевала
с рощей, ждущею топора,
что дрожит, как в опочивальне
у возлюбленной зеркала?
Соблазненный землей нелегкой,
что нельзя назвать образцом,
я тебе не отвечу логикой,
просто выдохну: соблазнен.
Я Великую Грязь облазил,
и блатных, и святую чернь,
их подсвечивала алмазно
соблазнительница — речь.
Почему же меня прельщают
Музы веры и лебеды,
у которых мрак за плечами
и еще черней — впереди?
Почему, побеждая разум —
гибель слаще, чем барыши,—
соблазнитель крестообразно
дал соблазн спасенья души?
Почему он в тоске тернистой
отвернулся от тех, кто любил,
чтоб распятого жест материнский
их собой, как детей, заслонил?
Среди ангелов-миллионов,
даже если жизнь не сбылась,—
соболезнуй несоблазненным.
Человека создал соблазн.
ПАРОХОД ВЛЮБЛЕННЫХ
Пароход прогулочный вышел на свиданье
с голою водой.
Пароход работает белыми винтами.
Ни души на палубе золотой.
Пароход работает в день три смены.
Пассажиры спрятались от шума дня.
Встретили студенты под аплодисменты
режиссера модного с дамами двумя.
«С кем сменю каюту?» — барабанят дерзко.
Старый барабанщик, чур не спать!
У такси бывает два кольца на дверцах,
а у олимпийцев их бывает пять.
Пароход воротится в порт, устав винтами.
Задержись, любимый, на пять минут!
Пароход свиданий не ждут с цветами.
На молу с дубиной родственники ждут.
ВЫПУСТИ ПТИЦУ!
Что с тобой, крашеная, послушай?!
Модная прима с прядью плакучей,
бросишь купюру —
выпустишь птицу.
Так что прыщами пошла продавщица.
Деньги на ветер, синь шебутная!
Как щебетала в клетке из тиса
та аметистовая
четвертная —
«Выпусти птицу!»
Ты оскорбляешь труд птицелова,
месячный заработок свой горький
и «Геометрию» Киселева,
ставшую рыночною оберткой.
Птица тебя не поймет и не вспомнит,
люд сматерится,
будет
ты понимаешь? Выпусти птицу!
Птице пора за моря вероломные,
пусты лимонные филармонии,
пусть не себя — из неволи и сытости —
выпусти, выпусти...
Не понимаю, но обожаю
бабскую выходку на базаре.
«Ты дефективная, что ли, деваха?
Дура — де-юре, чудо — де-факто!»
Как ты ждала ее, красотулю!
Вымыла в горнице половицы.
Ах, не латунную, а золотую!..
Не залетела. Выпусти птицу!
Мы третьи сутки с тобою в раздоре,
чтоб разрядиться,
выпусти сладкую пленницу горя,
выпусти птицу!
В руки синица — скучная сказка,
в небо синицу!
Дело отлова — доля мужская,
женская доля — выпустить птицу!..
Наманикюренная десница,
словно крыло самолетное снизу,
в огненных знаках
над рынком струится,
выпустив птицу.
Да и была ль она, вестница чудная?..
Вспыхнет на шляпе вместо гостинца,
пятнышко едкое и жемчужное —
память о птице.
ГОСТЬ ИЗ ТЫСЯЧЕЛЕТИЙ
Недавно, во время посещения Австралии,
мы с американским полом Аленом Гинс-
бергом гостили у величайшего певца або-
ригенов Марики Уанджюка. Через год он
нанес мне ответный визит Этому и посвя-
щены мои шутливые строки.
Н|.нумб XX века, вождь аборигенов Австралии,
бронзовый, как исчезнувший майский жук,
Марика Уанджюк,
без компаса и астролябии —
открыл Арбат.
Чуть был опасностями чреват.
/янджюк не свалился:
с «Каравеллы»,
с Ту,
с Ила,
с «Боинга-707»,
Цянджюкд вертолет крутил, как праща,
/•иджюкд не выкрали террористы,
"иджюк не отравился:
после винегрета по-австралийски,
«Взлетной» карамели,
туалетного мыла,
портвейна «777»,
суточно-о борща,
шуточного «ерша»
и деликатеса «холодец».
Уанджюк моподец!
II
Сквозь авст. таможенные рентгены
он вывез наблюдения, засунув в плавки:
«АРБАТСКИЕ АБОРИГЕНЫ»
(для справки).
«Московиты —
мозговиты.
Их ум
становится в очередь к храму
под названием ГУМ.
Врачей белохалатная каста
держит в невежестве этот талантливый
и трудолюбивый народ.
Они верят, что химические лекарства
способны вылечить, а не наоборот.
Они верят, что человек умирает