Иверский свет
Шрифт:
эти двенадцать дней
как интервал в ненастиях
через двенадцать лет
вьюгою патриаршею
поэамело капот
в новом непотерявшееся
старое настает
будто репатриация
я закопал шампанское
под снегопад в саду
выйду с тобой с опаскою
вдруг его не найду
нас обвенчает наскоро
белая коронация
с первого по тринадцатое
с первого по тринадцатое
ВОЙНА
С иными мирами связывая,
глядят
дети —
широкоглаэые
перископы мертвецов.
ПАМЯТНИК
Я — памятник отцу, Андрею Николаевичу.
Юдоль его отмщу.
Счета его оплачиваю.
Врагов его казню.
Они с детьми своими
по тыще раз на дню
его повторят имя.
От Волги по Юкон
пусть будет знаменито,
как, цокнув языком,
любил он землянику.
Он для меня как бог.
По своему подобью
слепил меня, как мог,
и дал свои надбровья.
Он жил мужским трудом,
в свет превращая воду,
считая, что притом
хлеб будет и свобода.
Я памятник отцу,
Андрею Николаевичу,
сам в форме отточу,
сам рядом срою лавочку.
Чтоб кто-то век спустя
с сиренью индевеющей
нашел плиту «6а»
на старом Новодевичьем.
Согбенная юдоль.
Угрюмое свечение.
Забвенною водой
набух костюм вечерний.
– 147 —
В душе открылась течь. И утешаться нечем.
Прости меня, отец,
что памятник не вечен.
Я — памятник отцу, Андрею Николаевичу.
Я лоб его ношу
и жребием своим
вмещаю ипостась,
что не досталась кладбищу,—
Отец. — Дух. — Сын. —
ПОЭМА
Летом 1977 года я побывал в Якутии. Там-то и
было найдено мясо мамонта, пролежавшее в вечной
мерзлоте 13 тысяч лет и сохранившее дыхание жизни.
Мясо дали попробовать собакам. Те ели с удоволь-
ствием. С подаренной мне шерстью этого мамонта я
вернулся в Москву, где в июле проходила встреча с
американскими пи с а тел я ми.
Н по щ.-. '.и/, к и шиши, понятно фантастика " Ш§~
/пню,-гранича! < и-ры'.шым И пытиич соединить в пей
ис.кхшку якутского и русского эпоса.
ПРОЛОГ
1.
Псы 20-го века рвут мамонтово мясо.
1го извлекли из мрака нефтяники, роя трассу.
Свидетельствуют собаки, что мясо живое. Ясно?
В том мясе розовато-матовом таилась некая странность,
едва его нож отхватывал, оно на глазах срасталось.
Чем больше рвали от мамонта — тем больше его
оставалось.
Да здравствует вечное мясо, которое жрут собаки!
Тринадцатитысячелетняя
Но несмотря на тварищ, жизнь полнится от прироста —
чем больше от нее отрываешь, тем более остается...
Посапывал мамонтенок, от времени невредимый...
Оттаивал, точно тоник, на рыжих шерстинках иней.
Водители пятитонок его окрестили Димой.
2.
Зачем разбудили Диму?
На что ты обиделся, Дима?
Зачем, аксельрат родимый,
растоптал ты Заготпушнину
и взялся за Дом колхозника?
Он ответил: «Ищу Охотника,
что мне порвал сочленение
в третье тысячелетие».
Зачем ты бушуешь, Дима?
Громишь галереи картинные
усопших основоположников
и здравствующих кусошников?
Он ответил: «Ищу Художника,
что дал мне в скале бессмертие
в третье тысячелетие».
3.
Мамонт пролетел над Петрозаводском,
трубя о своем сиротстве.
— Олохолуу! —
Чем больше от сердца отрываешь,
тем больше на сердце остается.
Холодно одному.
1. ПРОХОРОВ
Завбазой Димитрий Прохоров
тоже мясца попробовал.
«Я мамонт, — вопит, — я мамонт!»
Жена его не понимает:
«Мундук ты, муж, а не мамонт,
все не просыхаешь, Прохоров.
Принес бы вечного мяса,
мы стали б ударной базой,
родне бы послали оиорои,
НВ рЫИОМ ВОЗИЛИ б — ПЛОХО ЛИ!
I до порох мужской твой, Прохоров
Месяц меня не касается».
Но Прохоров не внимает.
Из хобота в душевой обливается.
«Я мамонт, — вопит, — товарищи,
в семье и на производстве.
Чем больше от себя отрываешь,
тем больше на сердце остается».
И в глазах у него истома.
Так Прохоров ушел из дома.
2.
Мамонт пролетел над Воронежем,
как будто память злосчастная,
чем ее больше гонишь,
тем больше она возвращается.
— Олохолуу! —
Мамонт пролетел над Аризоной,
трубя по усопшим предкам —
«Как захолустно, ау!» —
его принимали резонно
за непознанные объекты:
«Олохолуу!»
3. НА БАЗАРЕ
Трубач Арлекин Тарелкин,
аллергик,
труба мирового класса,
не взял на базаре мяса.
(7 р. показалось ему странным.)
Оскорбился трубач ресторанный,
покрутил ключом от «мерседеса»,
и задумал трубач паскуду:
«Мои легкие — безразмерны.
Я вдую в себя атмосферу,
а выдувать не буду».
После первой затяжки