Иверский свет
Шрифт:
он ростом стал со слоненка,
после второй затяжки
глаза вылетели как шампанское,
после третьей затяжки
на рынке дефицит кислорода.
А трубач взлетал над народом,
раздувался все больше, больше,
подымался все выше, выше,
и все меньше в глазах становился.
Ключик с небес свалился.
4.
Или это лже-Дима?
5.
Мамонт пролетел над Россией,
не слоник из мармелада —
помните, беда
когда вскрыли гроб Тамерлана.
Не трогайте мир мемориальный.
Олохолуу!
6. КАССИРША
Кассирша авиакассы
тоже вкусила мяса.
Кавалеров не забь.вает,
а любовь в ней все прибывает.
Какая она красивая!
Пышнее киноактрисы.
Ей тесно в тужурке синей,
с косой золотой австрийской!
Диспетчерша острит, точит лясы:
«Проверяйтесь, не отходя от кассы».
Но на сердце у девушки — проголодь.
Пролетал ее шурин, Прохоров,
пролетал Тарелкин, мужчина,
Омский хор пролетал на Вену.
Сына ей надо, сына...
Мамонт мой, маленький комарик,
царевич — неубиенный!
7.
Мамонт пролетел над Коломенским,
загнувши салазки бивней —
олохолуу! —
чем больше друзей хоронишь,
тем память их неизбывней.
Сколько я хороню...
8. ВОЗВРАЩЕНИЕ
Прямо с аэродрома,
шерстью мамонтовой бахвалясь,
накрутив, как кольцо, на палец,
я явился в Дом литераторов.
Там в сиянии вентиляторов
заседало большое Лобби:
Ваксенов, Прохоров, Олби,
Макгибин с мелкокалиберкой
и отсутствующий Лоуэлл,
бостонец высоколобый,
что некогда был Калигулой.
Я им закричал: «Коллеги!
Охотники и художники!
Отныне мы все задолжники
бессмертно вечного мяса.
Мы живы и не во мраке,
пока нас грызут собаки!»
Лоуэлл не засмеялся.
Лишь колечко растер перстами,
будто пробовал лист лавровый...
Ты умрешь через месяц, Лоуэлл,
возвращаясь в такси оплошном
от семьи своей временной — к прошлой,
из одной эпохи в другую!
Закрутились нули таксиста
где-то в области метафизики,
мимо Рима, Москвы, Мемфиса,
мамонт белый и мамонт сизый,
пронеслась и на том спасибо —
жизнь золотая тайна мирозданья
милостыня мирозданья.
9.
Мамонт пролетел над Волгоградом,
мамонт пролетел над Ворошиловградом,
мамонт пролетел над Царьградом,
мамонт пролетел над становьем Кы,
с хвостиком, как запятая Истории,
за которым последует столько.
За 13 тыщ лет до Маркеса,
за 11
и в печенке вечного мяса,
вгрызаясь, висли собаки.
Мамонты разлетались, однако.
Покидая мир многошумный,
он летит к стеклянному чуму,
где сидят Олох и Олуу 1—
Время льют в пиалу.
Увидавши тень на полу,
отбившуюся от эпох,
«Он мой», — говорит Олуу.
«Ух тебе», — говорит Олох.
10. ВЕРНИСАЖ
На выставку художника Прохорова
народ валит, как на похороны.
«Не давите!» — кричат помятые,
оператор кричит: «Снимаю!»,
кто умен, кричит: «Непонятно!»,
а дурак кричит: «Понимаю!»
Были: коллекционер Гостаки,
Арлекин Тарелкин с супругой,
блондиночкою упругой,
композитор Башлчк с собакой.
Толкались, как на вокзале.
Прохоров пришел в противогазе.
«Протестует, — восхищаются зрители,
против духоты в вытрезвителе».
Вы помните живопись Прохорова?
Главное в ней — биокраски.
Они расползаются, как рана,
потом на глазах срастаются.
Наивный шпиц композитора
аж впился в центр композиции.
О л о х — жизнь; О л у у — смерть (якутск.).
Прохоров простил болонку:
«Я мыслю тысячелеткой.
Мне плевать на пониманье потомков,
я хочу понимания предков,
чтоб меня постиг, понимающ,
дарующий смысл воспроизводства:
чем больше от себя отнимаешь,
тем более остается».
Тут случилось невероятное.
Гостаки раздал свою коллекцию,
Тарелкин супругу дал товарищу,
Башляк свою мелодию
подарил Бенджамену Бриттену.
Но странно — нем больше освобождалис
богатства их разрастались:
коллекция прибывал
супруга на глазах размножалась
мелодии шли навалом
Но тут труба заиграла.
Заиграла, горя от сполохов,
золотая труба Тарелкина.
Взяв «Охотничье аПеЛго»,
«Нет! — сказал ревнивый Тарелкин. —
Я тебя вызываю, Прохоров!
Мы таим в своем сердце Время,
как в сокровищнице Шираза.
Мы — сужающиеся вселенные,
у тебя ж она — расширяется.
Ты уводишь общество к пропасти,
ты нас всех растворишь друг в друге.
Я тебя вызываю, Прохоров,
за поруганную супругу!»
Начал дуть трубадур трактирный,
начал нагнетать атмосферу,
посрывало со стен картины,
унесло их в иные сферы.
«Подражатель Тулуз-Лотрекин,
отучу тебя от автографов».