Из другого теста
Шрифт:
— Ты заметила? — переводя дух, прошипела Гранка. — Они не растут.
— Не могут? — предположила Наруга.
И присосалась к контейнеру с водой, поданному Юлькой.
— А Машка может? — скривилась Гранка, принимая у Бинки заряженный РП.
— Там Акери, — вдруг странным голосом сообщила Шатхия.
Прищёлкнув окуляры, она таращилась в просвет между иглами шагах в десяти от них. Наруга потащилась к ней. Вот уж за кого-кого, а за Ари она не боялась. И просто хотела убедиться, что девчонка нашла себе убежище. Но то, что она увидала, превзошло все предыдущие закидоны зеленоволосой. Посмотреть было на что. На совершенно невыносимой планете,
Наруга печально усмехнулась: дожила! И такие странности её уже не удивляют. Даже заставляют поболеть за подругу, словно та переживает какую-то любовную драму — вздохнула она, закрыв слезившиеся глаза. И тотчас осознала: это конец. Конец для них. Ещё побарахтаться? Она, конечно, побарахтается — нельзя предавать своих даже перед неизбежной смертью. Они-то ещё надеются. И не их вина, что самой Наруге уже всё безразлично. Помолиться что ли — равнодушно подумала она и открыла глаза. Прозрачное тело Ари уходило в дерево. Лишь неверный силуэт да зелёную гриву волос всё ещё можно различить на бесстрастном стволе. Вот и последний зелёный отблеск помаячил на прощание подруге, дескать, прости. Так уж вышло, и ты об этом знаешь. Тебе говорили, что так получится, хоть ты и пропустила это мимо ушей.
Доковыляв до того дерева, Машка жалобно взвыла и ткнулась в него носом. Затем поднялась на задние лапы, а остальными четырьмя принялась царапать кору, снимая с неё целые пласты.
— Ну, хоть одна спасётся, — выдохнула, отходя от Наруги, Гранка. — Хорошая девчонка. Стоящая. И за нас дралась до конца.
— Всегда знала, что она чокнутая, — проворчала Ракна, устаиваясь у одного из просветов между иглами. — Но сейчас она превзошла самою себя. И если это же она пророчила нам, то меня увольте.
— Ну да, чо тебе в дереве делать? — почти беззаботно хмыкнула Бинка, занимая соседний просвет. — Ты и без того деревянная.
А потом стало не до болтовни. На них неслась вопящая свора. Наруга била в свой просвет, не целясь.
— Медведи, — равнодушно бросила Шатхия.
Где она их там разглядела за этой лавиной? Хотя нет, те уже вырастали за ней неимоверно гигантскими фигурами. И расчищали себе путь — нелепо кривляющиеся уродливые тела разлетались в стороны, будто игрушечные. Хвосты падали на тварей бичами, ломая тела, сворачивая головы. Совсем чуть-чуть не успели — отстранённо подумала Наруга. Как жаль — усмехнулась она, долбанув из гранатомёта по мандарину. Разнесла его уже в десятке шагов. Именно разнесла — мелькнуло запоздалое удивление. И вдруг поняла, что все эти уроды уменьшаются. Ну да! Они умеют и это — как же голову-то не приходило?
— В центр! — проорала она, прежде чем отпрянуть самой.
Но девчонки и без неё сообразили, что сейчас произойдёт. Они успели отскочить подальше, когда измельчавшие твари начали просачиваться внутрь кольца. Их буквально выплёскивало из щелей между иглами. Наруга ещё умудрилась выпустить очередь, когда на каждой её ноге повисло по мандаринчику.
Она чувствовала, как рвут на ней куртку, как вцепились в ноги и руки, но боли не было. Краем глаза зацепила Шатхию — той оторвали левую руку. Но правой она сжимала нож. И всё тянулась, тянулась к горлу белой, как снег, мёртвой Юльки, которой выжирали внутренности лезущие друг на друга пауки. Перерезать хочет — мелькнула последняя мысль. Наругу подкинуло и перевернуло. Сквозь муть, заволакивающую глаза, она увидала громадного медведя. Тот нависал над иглами и тоскливо завывал.
Глава 12
Наруга очнулась так легко, будто просто проснулась. И, кстати, отлично выспалась. Та же томительная нега качественно отдохнувшего тела, то же удовольствие от ощущения восстановленных сил. Не открывая глаз, она сладко потянулась. Мелькнула мысль о диком сне, прописанном поразительно детально и запомнившемся от начала до конца. Вдруг руки наткнулись на… Наруга тщательно ощупала предмет и распахнула глаза. Мигом перевернулась на живот и уставилась на голую ступню. И на вторую такую же: явно женскую, довольно ухоженную, но в последнее время несколько запущенную.
Вторым открытием оказалась земля, на которой они с хозяйкой ног валялись. Даже не земля, а какой-то необычный тёмный песок. Она машинально цапнула целую гость и поднесла к лицу: песок был крупным тяжёлым и тёплым. Наруга задрала голову и сощурилась — в глаза било яркое солнце. Не сон — поняла она и села. Посмотрела на себя, стряхнула с голого живота и груди редкие прилипшие песчинки. Пошевелила пальцами на ногах и вспомнила, как умерла. Всё тело передёрнуло от омерзения. Но его передёрнуло! Она это превосходно почувствовала, хотя с ней было что-то не так. Что-то не укладывалось в пределы той нормы самоощущений, на которые не обращаешь внимания, как на естественное и постоянно присутствующее явление.
Она огляделась. Ноги принадлежали Бинке. Рядом с ней, так же вытянувшись по струнке, лежали Юлька с Гранкой. Целые и здоровые, но в чём мать родила. Длинные волосы всех троих — у славянок это пунктик — были осторожно уложены вдоль головы и плеч. Именно уложены и даже идеально расправлены. Они были чистыми и более яркими, чем прежде. Блёкло белые у Бинки — они искрились, как снег в солнечный денёк. Желтоватые у Гранки — приобрели лёгкий тёплый золотистый оттенок. Голова Юльки полыхала столь ядрёной чистой рыжиной, что резало глаза. Наруга безотчётно подцепила собственную прядь и поднесла к глазам. Её пегая серость превратилась в нечто стальное или платиновое — хрен их там различишь — но такое насыщенное, что она поёжилась. Разукрасили их — только держись.
И воскресили — ударила наотмашь холодная мёртвая мысль. Случилось то, чего Акери боялась до потери здравого смысла. То, во что Наруга, естественно, не верила совершенно. И вот теперь… Ну? И кто она теперь такая? Это рассказывали о беррах: умерли, воскресли и бла-бла-бла. Так что, она теперь берр? Берриха? Да нет… А они точно умерли? Память поспешила услужить, рисуя последнюю минуту её жизни. Наруга мужественно досмотрела до конца и решила больше не вспоминать эту пакость. Зачем, если жизнь продолжается? И плевать, в каком качестве. Главное, она дышит, она видит, слышит…