Из хроники кладбища «Шмерли»
Шрифт:
— …Перед тем как тому случиться с Сусанной — не про нас будет сказано! — Нейбургер остановился, ожидая, когда ему предложат лекарство. В глубине комнаты хлопнула дверца холодильника, послышались легкие старушечьи шаги. — Их брат — Ёся — был в Риге, на взморье. Жена его, как всегда, была рядом… А в это время Сусанна видит сон… Что она там видит? Мухомор или пепельницу…
— Она видела, что Ёся моется под душем… — Жена Нейбургера — сухая маленькая старушка передала мужу лекарство.
— Короче, очень плохой сон! — Нейбургер не глядя сунул таблетку в рот. — А Лида-Зельда — вторая его сестра —
– спросил он неожиданно. — Нет? А я попью… — Откуда-то из темноты появилась банка. Он нацедил сквозь пожелтевшую марлю в стакан жидкости и, отдуваясь, выпил. — И вот уже ссоры и ревность! «Куда ты поедешь?…» — «Я должна поехать!» Короче, она побыла там с ним. Привезла ему баночку икры… Мало они получают икры в своих больницах! Говорят, только птичьего молока не хватает! У каждой кровати -телефон! А здесь, чтоб вызвать «скорую», нужно бежать аж во-он к тем домам! Ну, что вам говорить? Ёсе от икры стало легче или от чего-то другого. Сусанна вернулась, а у Лиды-Зельды нижнее давление сразу стало выше, чем верхнее… А еще через неделю, как Сусанна вернулась, ее не стало… Сестры, по-моему, так и не начали разговаривать…
На терраске неосторожно скрипнула дверь, кто-то тихо поднялся по ступеням.
— Кто там? — крикнула жена Нейбургера.
— Я-а!… — Денисов узнал резкий фальцет сестры погибшей — Лиды-Зельды. — Хочу взять ключ от сарая. По-моему, черная курица опять подлезла к вам под дверь.
— Пожалуйста! Вы же знаете, где он висит! У окна… -отозвалась хозяйка.
Действительно ли одна из кур забралась в сарай или сестре убитой было интересно, о чем говорит розыскник с соседями?
Она спустилась с терраски. Сквозь неплотно прилегающую штору Денисову был виден ее толстый, расплывшийся под платьем таз.
— Я хотел вас вот о чем попросить, — Денисов поднялся. Предстояло небольшое оперативное действо, и было хорошо, что Нейбургер предложил ему зайти в дом. — У меня есть фотоснимки. — Денисов достал несколько фотографий, в том числе и фото убитой на вокзале, сделанное сразу после туалета лица. — Никого из них вам не приходилось раньше видеть? Взгляните.
— Минутку… — Старик зажег свет, достал очки, долго сучил их подкладкой пиджака, наконец, водрузил на нос.
– Где?
Он медленно осмотрел фотографии, потом задумчиво поскреб подбородок.
— Какие-то старухи… Я плохо запоминаю. Лучше покажите кому-нибудь из женщин. Они лучше помнят.
— А ваша жена?
— Перл? Она же совсем слепая!
— Вы считаете, что никого из них раньше не видели?
– уточнил Денисов.
Нейбургер подумал:
— Может, вот эту…
Он неуверенно показал на фотографию потерпевшей из вокзальной комнаты матери и ребенка.
— А где, когда?
Что-то было в его голосе, потому что слепая жена Нейбургера окликнула его с дивана:
— А вы присядьте.
Денисов подвинул стул. Садясь, он коснулся скатерти, полотно действительно оказалось жестко накрахмаленным, стояло колом. Нейбургер вернул фотографии, прошел в глубину комнаты, к дивану, сел и, должно быть, сразу задремал.
— Вы не показали карточки Лиде-Зельде? — спросила Перл.
— Нет пока.
— Может, Шейна или ее сестра тоже кого-то узнают…
— Сестра еще не вернулась с работы… А что Вайнтрауб?
– спросил Денисов. — Я смогу ему показать?
— Он совсем плох. Ему даже не сказали, что сестра убита.
— Вайнтрауб не знает об убийстве Сусанны Маргулис?!
— Нет.
— А его жена?
— Влада знает. Ей вы тоже можете показать. Но она приезжая… Из Латвии. В Москве у нее мало знакомых. И вообще… Ёся то в больницах, то в санаториях для старых большевиков, она с ним…
Коротким всхрапом Нейбургер обозначил с дивана момент своего внезапного пробуждения. Сразу поднялся.
— Положение такое… — Он поправил заправленные в сапоги брюки, прошел к дверям. — Пойдемте?
Где-то Денисов уже видел эту манеру носить сапоги поверх штатских брюк. Но у кого? Может быть, в старых картинах?
— …Богораз должен вам помочь. Бандитская память! Как у его деда — Мордехая! Его и назвали Менлин в честь деда…
— Менлин? — У еврейских имен была странная трансформация. — Не Мордехай?
— Кто знает, тот не спутает, — солидно объяснил Нейбургер.
«Нужен ли этот экскурс в жизнь чудом сохранившегося под Москвой старого еврейского местечка, этого штэтла, состоящего из одного-единственного дома», — подумал Денисов.
Розыск преступника, совершившего зверское убийство на Павелецкой, ни на йоту не продвинулся оттого, что он обрабатывал версию о связи между обоими нераскрытыми убийствами.
— …Мулим — от Мейше, а Менлин — обязательно от Мордехая. Так было… — старик продолжил. — А теперь моего внука зовут Рамон — отцу, видите ли, захотелось; он с женой ездил в Испанию. А дочь — Наташа…
— Менлин… — Денисов удержал в памяти имя кооператора. — И в паспорте так же?
— Этого я не ведаю, я не милиция. Откуда я знаю, что записано у Лиды-Зельды? Для меня она все равно Зельда, пусть там будет Прасковья или Елизавета… Какая разница?
Имя, однако, имело значение, и Нейбургер тут же это подтвердил:
— Если у человека еще до его рождения умер отец, то его обязательно называют в честь умершего…
В прогоне показалась молодая женщина в юбке, в майке на тонких, скрученных в шнурок бретельках.
— Добрый день, — она обошла Денисова и старика, колыхнулась разгоряченным телом, теплый воздух вокруг нее тоже колыхнулся.
— Добрый день, — старик проводил взглядом ее выступавшую из майки, открытую спину.
— Это сестра Шейны Полина… Вы о ней спрашивали. Она жена второго брата Богораза.
«Люди, обосновавшиеся в доме еще с «до войны», — подумал Денисов, — строили дом, как корабль или крепость. Как Ноев ковчег, куда забрались все родственники, чистые и нечистые. Старики умирали, дети рождались в пути. А корабль плыл, то есть стоял… И такой Мафусаил, как старик Нейбургер, мог еще перечислить весь экипаж и всех пассажиров с самого отплытия…»
— Полина — это единственное имя? Или… для домашнего употребления… — Денисов продолжал упорно цепляться за все, что могло в дальнейшем пригодиться.