Из хроники кладбища «Шмерли»
Шрифт:
— По Симферопольскому шоссе… — Ваникевич произнес неуверенно.
— Наше направление…
— Я потому и звоню. Тоже в закрытом помещении, тоже во время сна. Тяжкие повреждения топором в области головы…
— Кто она?
— Швея-надомница. Еврейка. Сусанна Маргулис.
Денисов взглянул на часы:
— Где встречаемся?
— На полпути. В метро. Как всегда… — Они уже не раз обсуждали там свои дела. Только имей в виду: убийство это пятилетней давности…
3
Денисов
«В обоих случаях убийца не пощадил свои жертвы. Почему? Даже если женщины проснулись, что они могли сделать? Преступник пригрозил бы топором. Они лежали бы молча, закрыв глаза. Как неживые… В комнате матери и ребенка никто не слышал никакого крика…»
Краем рощи Денисов вышел к домам. По периметру их тянулась нарезанная участками, захваченная под картошку и клубнику земля. Их огораживали ржавые трубы, проволока, спинки старых кроватей. «Неосознанный вызов владельцам казенных дач и престижных садовых кооперативов…»
«Жертвы знали своих убийц!… Преступник боялся оставлять их в живых».
Когда Денисов снова вернулся в штэтл, он не заметил во дворе никаких перемен.
Старик Нейбургер — длиннорукий, в залоснившемся галстуке и вельвете — по-прежнему курил рядом с сараем, отбрасывавшем тень к нему во двор. Поодаль, в тени другого сарая стоял «жигуль»; ни Шейны, ни ее мужа видно не было. Чуть дальше, у заборчика, виднелся сваленный набок детский велосипед.
— Излюбленное ваше место. — Денисов кивнул на тень у сарая. — А, Мойше-Герш Лейбович? — Имя-отчество он выговорил не очень уверенно.
— Так пишут в документах, но так не говорят… — старик оставил излюбленную — без фильтра, кубинскую сигарету.
– С еврейскими именами сложно. — Он не прочь был поболтать. — Вы говорили с Шейной? — Старик все знал: дом был проницаем изнутри, как ушная раковина. — А этого бандита, ее мужа, мобутовца, — он кивнул на «жигуль», — вы тоже уже видели?
Денисову не пришлось самому начинать разговор о Богоразе.
— Кооператор! «Руководитель промышленности»! Он так себя представляет… — Нейбургер пыхнул сигаретой. — Завпроизводством в еврейском кафе.
— «У Мейше»?
Кафе отделяло от вокзальной комнаты матери и ребенка, где произошло убийство, не больше трехсот метров.
— Вы знаете, где это? — Нейбургер был удивлен.
— Конечно!
Был даже день, когда Мейше — хозяин кафе приходил к нему — искал защиту от рэкетиров; он подключил первое отделение милиции. Все как-то обошлось. Мейше — коренастый, с золотой цепочкой и шестиконечной звездой на шее, -во всяком случае, больше к нему не обращался.
— …Делает фаршированную рыбу и шейку по-еврейски… Стоит, говорят, баснословно дорого. Но люди платят! Лишь бы название… Спрашивается, откуда Богоразу знать, как готовить рыбу? Он что — умеет это делать?
— Может, от родителей…
— А что родители? —
Денисов дал ему выговориться.
— …Как он бросился на меня с топором, дер бандит, когда я сказал, чтобы он не ставил этот тамбур! — Старик показал на уродливый придел, выступавший рядом с окном. — Нам же из-за него до обеда нет солнца!…
— Когда это было?
— Когда убили Сусанну… Перед тем, как он наладился ехать. Может, на месяц раньше. Или позже. Еле отобрали топор…
— Он собирался уехать?
— Подал заявление. В Эрец. Там у него два брата двоюродных, сестра.
— В Эрец?
— Ну да. В Израиль. А сейчас не знаю. Увидел, что и здесь можно драть три шкуры. Теперь вряд ли уедет… — Старик принадлежал к непримиримому довоенному поколению, чей сформировавшийся стереотип противился любой перестройке. Они заблуждались почти во всем. Благо ослепление прошлым было у них искренним, а их положение сегодня лишало возможности активно сопротивляться. Денисов уважал их право иметь собственное мнение, но в дискуссии предпочитал не вступать.
— Кстати, — старик поманил Денисова, зашептал: — какой он еврей? Такой, как вы! Мать — русская. Не знает ни слова на идиш! — Нейбургер замахал руками, словно собирался войти в воду. — Выпивает!
— И это есть? — спросил Денисов.
— Недавно дома не ночевал. Боялся, видно, сесть за руль…
— Давно?
— В эту субботу. На другой день, в воскресенье, Горбачев принимал Рейгана…
— Где он был?
— А я знаю? Жене, видно, это нравится. Сестричке ее -тоже. Неплохо устроились, а? Они повыходили замуж, как только квартира Сусанны освободилась…
— А какие взаимоотношения были у Богораза с убитой?
— Я же вам сказал: родственники строили дом, чтоб вокруг были все свои. А потом годами не хотели друг друга видеть… Вот вы говорили с Лидой-Зельдой… — Старик знал все. — Но Лида могла что-то и не сказать… Почему? — Подумав, он сам же и ответил: — Потому, что у них с Сусанной были свои проблемы. Лида-Зельда поддерживала Богоразов! А Сусанна, представьте, нет!
— А Вайнтрауб? Как он ладит с обеими?
— Каждая сестра хотела показать, что она любит брата больше, чем другая… Вам интересно?
— Очень…
Пока невозможно было решить, что окажется важным.
— Моисей, — раздался низкий женский голос. Дверь ближайшей террасы отворилась на ширину ладони.
— Иду… — Старик обернулся к Денисову. — Вы можете зайти? Мне надо коринфар принимать… Там я вам все спокойно объясню.
В длинной комнате единственное окно оказалось зашторенным. Света хватало на первые половицы, дальше стоял полумрак. На столе поверх чистой, жестко накрахмаленной скатерти сохла мелко нашинкованная домашняя лапша.