Из развода с любовью
Шрифт:
– О чем задумалась, - промурлыкал кто-то над ухом, а в следующую секунду Игнатовская рука притянула меня за талию к себе. Я обернулась и встретилась взглядами с Виталиком. Тот едва заметно улыбался.
– Приехал? – не то удивилась, не то обрадовалась я.
Виталика здесь быть не должно. Всю неделю после Питера он разъезжал по стране и даже когда был дома, не мог выбраться из офиса раньше полуночи. То есть, картавый слово держал и из свиданий мог только…позвонить. Хотя и на это нужно времени, так что довольствовались коротким «скучаю» по смс раз в сутки.
–
Осторожно, так чтобы другие не заметили, я боднула головой его плечо в знак согласия.
– Спасибо за чай.
– Уже доставили? Я переживала, вдруг Ирочка забудет тебе передать, - затараторила я, прекрасно зная, что секретарша Мельницы ни о чем не забывает. И мой подарок Игнатов должен был получить в первый же день после возвращения.
– Да, Ирина оставила коробку на столе, но, пожалуйста, больше не делай мне таких подарков.
– Тебе не понравилось?
Виталик на мгновение задумался и осторожно покачал головой.
– Нет, не очень. Я…не надо за мной ухаживать, мне не комфортно в этой роли.
Я смутилась:
– В какой роли? Это ведь здорово, когда о тебе заботятся другие, разве нет?
– Нет, - резко ответил Игнатов, но, увидев расстройство на моем лице, постарался перевести тему: - Ты получила цветы?
Я вспомнила огромный букет роз, доставленный сегодня курьером и кивнула. Цветов было столько, что пришлось разделить их и рассовать по разным вазам. За утро удалось воплотить в жизнь любимую песню Пугачевой. Миллион алых роз и одна рассерженная женщина в придачу. Розы я ненавидела так же сильно как людоед соевые котлетки.
– Понравился? – Виталик внимательно смотрел на меня, будто пытался считать реакцию.
В любой другой ситуации я бы ответила согласием. Потому что дорог не подарок, и все такое и так далее и тому подобное. И маме, и подруге и даже Олегу я бы радостно соврала и ближайшие лет сто получала ненавистные магнитики на холодильник и шоколадные пирожные, потому что когда-то давно смолчала. Но сейчас почему-то казалось важным сказать правду. Всем остальным – нет. Ему – да.
– Не очень, - я запоздало подумала, что могу обидеть своего мужчину, а потому добавила, словно это могло как-то сгладить слова: - Мне нравятся другие цветы.
– Какие же? – Виталик незаметно провел пальцами вдоль позвоночника, заставляя меня вынуться вперед и отстранился, наблюдая за реакцией. Несколько секунд мы буравили друг друга взглядом и наконец Игнатов сдался: - А знаешь, лучше молчи. Так даже интересней, мог сразу догадаться, ты ведь большая оригиналка.
Мой ответ потонул в шуме голосов. Ассистент хлопнул в ладони и по-киношному закричал:
– Мотор, пишем!
Взгляды всех присутствующих устремились на сцену, туда, где стояли кресла в форме яиц, больше похожие на орудия для пыток. В них скрючились две фигуры: Серпантина и семейного психолога.
Съемка началась. Все напряженно замерли, делая ставки, на какой секунде Серпантин выкинет что-то эдакое, а я скрестила все, включая пальцы
Я тревожно вглядывалась в лицо психолога, гадая, какую пакость судьбы можно ожидать сегодня. Перед нами была простая, даже привлекательная на вид женщина. Располагали к себе и манера, с которой она держалась, и проницательный взгляд, и выбранное для съемок платье, легкое и струящееся, оно не перетягивало акцент камеры на себя. Игнорируя съемочную команду, психолог спокойно сидела в неудобном кресле, и даже не обращала внимания на налипшую на лоб прядь длинных волос. Другая бы изнервничалась уже, а эта ничего, держится.
Движением руки я дала сигнал ассистенту, чтобы гример собрал прическу нашей гостьи, распущенные волосы испортят запись. Тот кивнул и остановил съемку. Настоящая работа пока не началась, мы пристреливались, прищелкивались и просто выстраивали кадр.
– Ей бы волосы собрать, - шепнул Игнатов мне на ухо, пока к площадке торопилась наша гример, совсем молодая девочка студентка.
– Сейчас все сделают.
Внутри укололо глупое чувство: хотя мы оба и думали в одном направлении, со стороны все выглядело так, что один отдавал приказы, а второй подчинялся. Я взглянула вверх и внимательно посмотрела на суровое, лицо Игнатова. Ни грамма бахвальства или чувства превосходства над слабым. Он по-прежнему сосредоточенно следил за ходом работы, не желая терять из вида ни детали. Может мне просто показалось…а может и нет…
Наконец оператор включил камеру, и, по наступившей тишине зала стало понятно, съемки начались. Серпантин юлой крутился в кресле, всем своим видом демонстрируя, до чего ему некомфортна роль интервьюера. То ли дело пьяный балаган в прямом эфире, вот это была его стихия. Я напряженно вытянулась, ожидая какой-то пакости.
Но, не смотря на опасения, старый рокер аккуратно шел по списку и задавал простые и безопасные вопросы:
– Почему хорошие девочки влюбляются в плохих мальчиков?
– Социально порицаемый образ очень привлекательный. И потом, это очередной этап игры в дочки матери, только более продвинутый уровень, кажется, что ты можешь воспитать своего собственного мужчину, - голос психолога лился ровным потоком, больше похожий на медитативную музыку, чем на речь. Когда она заговорила, я, наконец, расслабилась и откинулась назад, радуясь, что Виталик все-таки приехал и поддерживает меня.
– Я связался с твоим юристом, кажется, ее зовут Ира? – прошептал Игнатов мне на ухо.
– Зачем?
– Не уверен, что она понимает серьезность этого дела, я хочу, чтобы тебя представляли лучшие специалисты.
– Ира хороший специалист.
– Но не лучший, - резко обрубил Игнатов и притянул меня к себе. Кажется, его вообще не заботило, что на нас смотрят посторонние. Да, они не были в штате ни одной из наших фирм, но сплетен о романе на площадке все равно не хотелось.
– Где ты нашел телефон Иры. Я тебе его не давала, - устало спросила, внутренне готовясь к новой волне споров.